|
Хроническое
недоумие в том и состоит, что люди под влиянием исторического
преломления лучей и разных нравственных параллаксов всего меньше
понимают простое, а готовы верить и еще больше верить, что понимают вещи
очень сложные и совершенно непонятные, но традиционные, привычные и
соответствующие детской фантазии. А. И. Герцен Умеющий
работать - работает, не умеющий - учит, а не умеющий учить пишет
методички. Эта максима приходит мне в голову все чаще с той поры, как
моя внучка пошла в школу. Оказывается, не я один недоумеваю, наблюдая
процесс современного обучения.
Петербургский
канал СТО по ночам не показывает фильмы "до 16", их место в ночном
эфире прочно занимает канал "Открытый университет", несущий знания в
спящие массы. В ночь с четверга на пятницу канал транслировал лекцию
Людмилы Аполлоновны Ясюковой "Причины и профилактика учебных проблем
современных школьников". Таинственные появления и исчезновения
видеофайла трансляции на сайте канала, вероятно, связанные с его
непристойностью и возбуждающим даже по ночному счету действием,
заставляют меня коротенько изложить для собственной памяти содержание
передачи, дабы впредь, перечитывая, не удивляться всеобщим восторгам по
поводам, сходным с крымнашем и ошеломляющими рейтингами.
Начиная
с конца семидесятых, в школьную практику, вытесняя традиционный
зрительно-логический, внедряется фонетический метод обучения чтению. В
итоге такого обучения, в одной-единственной детской голове вынуждены
помещаться две конкурирующие между собой системы записи слов -
транскрипционная и традиционная, подчиняющаяся общим правилам
правописания. Если до Перестройки этот метод мало влиял на результат
обучения, поскольку с его помощью пытались обучать детей в основном
закомых с навыками чтения и письма, то после Перестройки, когда в школу
попало нечитающее и непишущее поколение, оно так и остается непишущим и
нечитающим.
Читать,
правда, это поколение умеет, если понимать под чтением воспроизведение
фонем, прячущихся в буквах, но смысла воспроизведенного оно понять не в
силах. И не только потому, что в головах конкурируют две системы письма,
но еще и потому, что из образования изъята систематизирующая знания
составляющая, все оно разбито на длинный ряд случайных явлений, никак не
связанных ни между собой, ни с действительностью. В общем, ждет нас, по
меньшей мере, тридцатилетие абсурда.
Ситуация кромешным образом напоминает ситуацию в Великом Новгороде XV
века, утратившем за ненадобностью свою поголовную грамотность и
вернувшемся от расписок, составленных по всем правилам, к долговым
доскам, бытовавшим за пять столетий до того.
Придется, кажется, последовать рекомендациям кандидата психологических наук и забрать внучку из начальной школы. http://tv100.ru/video/view/yasyukova-l-prichiny-i-profilaktika-uchebnyh-problem-sovremennyh-shkolnikov-106045/ |
|
Если телефоны, начинающие вступать в контакт между собой без оператора, явились как побочный эффект развития самих телефонов, то полноценная сеть, способная существовать без серверов, потребовала некоторых усилий для ее создания. Идея SAFE — использовать существующую сеть интернет, однако хранить информацию децентрализованно: не на серверах Google, Facebook и Microsoft, а на компьютерах пользователей. Каждый, кто использует сеть, предоставляет свой жёсткий диск, чтобы хранить зашифрованные пользовательские данные.В мае MaidSafe открыли доступ к размещению приложений в сети, и с тех пор к SAFE присоединилось более 500 разработчиков. По словам гендиректора MaidSafe Дэвида Ирвина (David Irvine), желающим разместить свой сайт или приложение не потребуется арендовать собственные сервера — сеть SAFE заменит их компьютерами пользователей.
Помимо экономии на аренде, SAFE имеет и другие преимущества, заявляет Ирвин: сторонние лица не смогут получить доступ к данным, так как ключи для расшифровки будут находиться только у самих пользователей, а отсутствие центрального сервера будет означать невозможность организации DDoS-атаки. Отныне возможно создание сети, способной полностью заменить собой Интернет, и вытеснить из нее всех, желающих установить над ней свой контроль. Гласность явилась нам от неспособности государства контролировать все существующие компьютеры с их принтерами. Ситуация повторяется, государству остается только запретить телефоны. ЗЫ. Кстати, вовсе не обязательно носить все террабайты с собой, достаточно лишь телефона для связи с этими террабайтами. |
|
Пока еще, конечно, не сеть, а возможность раздачи информации помимо сети, некое абсолютно самостоятельное инородное тело, внедренное в поддерживаемое провайдерами сетевое пространство, торрентозаменитель, но кто сказал, что нельзя, минуя всех провайдеров, организовать и полноценный обмен информацией между подобными чемоданчиками? От одного чемоданчика сигнал через множество стоящих (висящих, лежащих, идущих, едущих, плывущих, летящих) в пределах его досягаемости чемоданчиков вполне может описать вокруг Земли петлю и достичь чемоданчика вашего соседа по дому. Вопрос лишь в количестве чемоданчиков: будет множество подобных чемоданчиков, будет и всемирная сеть. Пиринговая. Это было писано в начале 2011 года. Прошло всего три года, прогресс, однако: Телефоны, конечно, это ныне мало кому интересно, но вот интернет в свете последних решений партии и правительства... |
|
Доцент школы искусств нью-йоркского университета Дэвид Дартс
в январе этого года придумал удивительную штуку под названием
PirateBox.
Сундук пирата создает вокруг себя
беспроводную сеть, к которой может подключиться любой желающий, что
само по себе вряд ли способно удивить: кого удивишь в наше время
Интернетом? Но дело в том, что эта сеть — не Интернет.
Рядом
манипуляций с программной прошивкой роутера Дэвид Дартс превратил его
из машинки по подключению к Интернету в генератор независимой,
автономной, бесплатной и личной Сети. Каждый владелец черного портфеля с
черепом и костями отныне получает независимость от провайдера, который
раздает подключения, — он сам себе становится провайдером. Алексей Поликовский, Новая Газета, 17.02.2011Пока еще, конечно,
не сеть, а возможность раздачи информации помимо сети, некое абсолютно
самостоятельное инородное тело, внедренное в поддерживаемое провайдерами
сетевое пространство, торрентозаменитель, но кто сказал, что нельзя,
минуя всех провайдеров, организовать и полноценный обмен информацией
между подобными чемоданчиками? От одного чемоданчика сигнал через
множество стоящих (висящих, лежащих, идущих, едущих, плывущих, летящих) в
пределах его досягаемости чемоданчиков вполне может описать вокруг
Земли петлю и достичь чемоданчика вашего соседа по дому. Вопрос лишь в
количестве чемоданчиков: будет множество подобных чемоданчиков, будет и
всемирная сеть. Пиринговая. А вот свойства подобной сети уже
коренным образом отличны от сети Интернет. Сколько раз вы пытались
открыть нужный вам документ и натыкались на сообщение об ошибке 404 или
410? Был документ, и нет документа. То ли сайт закрылся, то ли хостер
сгорел. А еще обиднее получить в ответ на ваш запрос ошибку 403, мол,
есть, но не для вас. Так вот, вслед за рассредоточением провайдеров
произойдет и рассредоточение хостеров: чемоденчики будут рыться в недрах
друг у друга и добывать ответ на ваш запрос. Информация, раз попавшая в
чемоданчики станет по настоящему вечной, а сами хостеры отправятся в
мир иной вслед за провайдерами. Новые технологии всегда появляются на периферии старых,
существующая пиринговая сеть I2P существует, как мне кажется, в
основном из идеологических соображений, но она вовсе не так уж невидима и
неуязвима, как кажется ее создателям, сеть же из чемоданчиков станет, действительно, невидимой и
неуязвимой. Впрочем, почему из чемоданчиков? Я бы предпочел телефончики.
В конце концов, на моем первом ПК был винт в 2 Гига и память в 64 кило*,
неужто нынешний чемоданчик не ужмется к концу десятилетия до обычной
трубки?
________________________________________ ___________
*Ага, несколько ошибся. См. комменты. |
|
Ну что? Кажись, поехали?..Bitcoin
— единственная в мире одноранговая электронная платежная система с
открытым исходным кодом (по лицензии MIT/X11), разработанная Сэтоши
Нэкэмото. Система децентрализована без центрального сервера или сторон,
которым доверяют. Bitcoin полагается на криптографические
принципы, чтобы создать уникальные, невоспроизводимые, и делимые
маркеры валюты. Пользователи хранят криптографические ключи к своим
собственным деньгам и проводят транзакции непосредственно друг с
другом, проверяя с помощью сети достоверность денежных переводов.
Каждая монета имеет свой уникальный ключ. При осуществлении транзакции
пользователь добавляет к монете открытый ключ адресата и подписывает её
своим личным закрытым ключом.Чтобы исключить двойное списание одной
монеты, все транзакции транслируются другим участникам, а список
транзакций в анонимном виде хранится в распределённой сети. При каждой
новой транзакции ключи проверяются по списку предыдущих транзакций... На
сегодняшний день получить монеты можно двумя способами: либо платежом с
пластиковой карточки, либо эмиссией денежных знаков ฿ непосредственно
на персональном компьютере пользователя за счет затраты энергетических и
вычислительных ресурсов. Номинал одной монеты ฿ равен определённому
количеству процессорного времени. В данный момент количество монет в
обращении составляет чуть более 1 млн. Когда валютная база достигнет
21 млн монет, то эмиссия прекратится во избежание инфляции. Эта
уникальная в своём роде валюта Bitcoin пытается доказать, что эмиссия
платёжных инструментов и контроль за их обращением возможен
исключительно на основе P2P-отношений и системы криптографических
ключей, без какого-либо главного эмиссионного центра. Таким образом,
Bitcoin (฿) не может обесцениться или подпасть под контроль из-за
политики Центробанка какой-либо страны, как в случае с долларом, евро
или любой другой «национальной» валютой. via kurdakov
Возможно, эта провоцирующая дефляцию роста система платежей возникнет и
из частных денег, такой путь отсрочит ее появление еще минимум на
столетие, пока в конкуренции не выживут самые стабильные деньги –
деньги, не увеличивающиеся в количестве, но гораздо проще договориться о
создании новой платежной системы и новых денег так же, как в свое время
договаривались эмитенты кредитных карточек, ибо постиндустриальная
экономика – экономика кооперации, а не конкуренции.
UPD. Подробнее о Bitcoin: http://www.bitcoin.org/bitcoin.pdfСайт
Bitcoin: http://www.bitcoin.org/ |
|
Казалось бы, какая может быть связь между ценами на хлеб в 104 году и принятым четырьмя годами ранее законом, выводящим земли Нумидии из состава провинциальных земель? Этот закон положил начало сложной игре оптиматов с популярами, завершившейся принятием закона, позволившего Гаю Марию набирать свои легионы из всех италийских свободнорожденных, пришлось искать свободнорожденных италиков и среди рабов. К 104 году острая необходимость в новобранцах отпала, процесс либерализации утративших свободу италиков прекратился, и те стали катализатором нового восстания рабов на Сицилии. 105 год принес Риму не только дипломатический триумф и военную катастрофу, к концу года рынок ответил на отсутствие галльского хлеба увеличением цен. В конце II века до н. э. доля сицилийского хлеба составляла до четверти всего италийского хлебного рынка, сицилийское восстание вполне закономерно привело к дальнейшему росту цен на хлеб и в следующем году.
Квестор в Остии, заведовавший приемкой хлеба, был заподозрен Сенатом в махинациях, поднявших цены, и лишен своего квесторства. Формального обвинения Луцию Апулею Сатурнину предъявлено не было, что позволило ему, примкнув к популярам, претендовать на место плебейского трибуна. Безвинно пострадавший от сенаторов популяр, обещавший восстановить законы Семпрониев, и стал трибуном 103 года.
Восстановить законы Семпрониев в 103 г. Сатурнину не удалось, зато удалось наделить землей нумидийских ветеранов Мария, добиться избрания его консулом 102 года и приобрести себе личного врага в лице Квинта Цецилия Метелла. Сатурнин не только выступил против избрания того цензором, но и вместе с Гаем Главцией возглавил толпу, напавшую на его дом, вынудив Метелла искать убежища на Капитолии. Венцом трибуната Луция Апулея стал закон об умалении величия римского народа, под этот закон подпали Квинт Сервилий Цепион с Гнеем Маллием Максимом, но нового Семпрония в Апулее Рим пока так и не обнаружил. Это подтвердили выборы плебейских трибунов в 101 году: Луций Апулей получил трибунат лишь на повторном голосовании, проводившемся после убийства уже избранного трибуном оптимата Авла Нония.
В сотом году доказывать свое сходство с Гракхами Сатурнину было проще: консулами были избраны два популяра, Гай Марий и Луций Валерий Флакк, а городским претором Гай Сервилий Главция. Закон, предложенный римскому народу Апулеем состоял из трех частей. Первая предусматривала продажу гражданам хлеба эрариума по 5/6 асса за модий, то есть почти в восемь раз дешевле, чем по закону Семпрония, вторая, ограничивая действия закона Спурия Тория, указывала судить по вновь принимаемым аграрным законам, невзирая на конституирующие положения аграрного закона 111 года, третья часть закона обязывала сенаторов под страхом лишения сенаторской тоги и штрафа в 20 талантов серебра в пятидневный срок поклясться признавать все его положения.
Голосование по законопроекту не обошлось без сопротивления, организованного квестором Квинтом Сервилием Цепионом юниором. Сопротивление было подавлено вооруженными ветеранами Мария, и закон был принят, Марий заявил, что закон есть закон и поклялся его выполнять. Его примеру под одобрительные возгласы ветеранов последовали и все прочие сенаторы, отказался признать новый закон лишь Квинт Цецилий Метелл. Кроме тоги и 20 талантов ему пришлось по решению суда под председательством Главции, утвердившего предъявленное Апулеем обвинение в нарушении закона об умалении величия, расстаться и с Римом.
Путь к созданию новых колоний на ager publicus был открыт. Ветераны получили свои наделы в местах своей славы - в Цизальпийской Галлии, законы о создании колоний в Ахайе, Македонии, на Сицилии принимались один за другим. Остановили эту раздачу римских провинций только выборы консулов 99 года. Первым консулом без труда стал Марк Антоний Оратор, на место второго консула претендовали Главция и Гай Меммий, а поскольку шансы Меммия оказались более высокими, то прямо на Марсовом поле во время голосования ему пришлось разделить участь Авла Нония, хотя в отличие от него оптиматом Гай Меммий не был. Голосование было сорвано начавшейся потасовкой, плавно перешедшей в вооруженное столкновение сторонников и противников Луция Апулея.
Сенат, увидев шанс на избавление от Сатурнина, уже избранного плебейским трибуном и на 99 год, призвал консулов принять меры для спасения Республики от явления нового Царя, Сатурнин с Главцией после неравной битвы своих сторонников с вооруженными силами двух консулов и прочей публики, жаждущей крови заговорщиков, укрылись на Капитолии. Публика, разобрав водопровод, вынудила их сдаться на милость Сената, и заговорщики оказались под замком в здании курии. Не дождавшись решения Сената о дальнейшей судьбе бунтовщиков, публика сама решила судьбу Сатурнина со товарищи, забросав их черепицей с крыши их узилища.
Законы Апулея 100 года, конечно, в следующем же году были отменены, с Квинта Цецилия Метелла было снято обвинение, и он вернулся в Рим, а легионам и их командующим было предоставлено право самим заботиться о своих наделах.
В сотом году в семье Гая Юлия Цезаря Страбона, брата жены Мария, родился Гай Юлий Цезарь, будущий пожизненный и единственный плебейский трибун, консул, диктатор и принцепс Сената, как это ни странно - тоже популяр, проконсул, перешедший Рубикон вместе со своими легионами только для того, чтобы восстановить в Риме народное правление и власть плебейских трибунов. Начинался новый век и новая эпоха. |
|
Отправленные в распоряжение Луция Кассия Лонгина нумидийские легионы Метелла оказались третьей по счету консульской армией, разгромленной кимврами, тевтонами и их союзниками. В 105 году к ним прибавились еще две армии: проконсул Галлии, оптимат Квинт Сервилий Цепион не пожелал идти в подчинение консулу, популяру Гнею Маллию Максиму, обе армии встали друг против друга лагерями на Роне близ Араузиона и поочередно были разбиты соединившимися кимврами и тевтонами.
Консул Публий Рутилий Руф в ожидании нашествия варваров спешно формировал новые добровольческие легионы, приставив к обучению новобранцев учителей из школы гладиаторов Гая Аврелия Скавра, но на сей раз варварам нужны были земли, а не Рим, тевтоны ушли пытать счастье в Западной Галлии, а кимвры в Испании. Гаю Марию Рим без помех устроил триумф, а сам триумфатор приступил к законодательному оформлению нового порядка комплектования легионов по образу и подобию своего экстраординарного набора и набора Публия Рутилия.
С варварами, вытесненными кельтами и бельгами из Испании и Западной Галлии, будет покончено только в течение четвертого и пятого консулатов Мария. Тевтонов Гай Марий разобъет при Аквах Секстиевых и еще до триумфа заочно станет консулом 101 года. В июле 101 года, после шестого избрания консулом, Марий возле Верцелл соединится с войсками проконсула Квинта Лутация Катулла, едва не утратившего контроль над своими легионами, отступившего к По и заключившего с варварами перемирие. Злые языки утверждают, что Марий специально поставил свои легионы на флангах армии Катулла, принявшей на себя основной удар кимвров в то время, когда легионы Мария, не заметив за поднятой пылью противника, устремились к его обозам. Так или иначе, но, положив на Равдинском поле 65 тысяч варваров и ведя с собой 30 тысяч новых римских рабов, оба триумфатора вернутся в Рим.
Переход от ополчения к наемной армии — лишь часть военной реформы популяров, эту часть уставший воевать Рим принял благосклонно, вторая же часть — наделение ветеранов землей за счет ager publicus после принятия закона Спурия Тория казалась невозможной. Без единого законодательства для всех италиков, без унификации землевладения и его ограничения, без ротации самих земельных владений и наполнения эрариума частью их плодов проблема постоянного обеспечения земельными участками выходящих в отставку легионеров была неразрешима.
Впрочем, в 103 году нумидийских ветеранов Мария удалось обеспечить наделами. Нумидия, хоть и продолжала полностью зависеть от Рима, но статуса римской провинции так себе и не вернула, ager publicus в Нумидии находился в таком же подвешенном состоянии, как и сама Нумидия. Согласно рогации плебейского трибуна Луция Апулея Сатурнина марианским ветеранам досталось по 100 югеров африканской земли, оптиматам осталось пенять на себя за спешно принятый закон 108 года, а популярам столь легкая победа внушила надежды на явление нового Семпрония и воскрешение аграрных законов Гракхов.
К сожалению, сам Рим уже во многом отличался от Рима двадцатых годов. Только к средним векам выработаются механизмы, способные обеспечить общине относительно бесконфликтное существование: имущественный налог, идущий на общие нужды, и согласие всей общины на принятие нового члена. Римские же граждане были свободны от имущественного налога, вектигаль, плата за владения на общинной земле, был отменен вместе с закреплением этих владений в собственности римлян, а гражданином Рима мог стать любой латин, считавшийся клиентом патрона-земляка. Так арпинец Марий стал гражданином Рима, будучи клиентом Метелла, происходившего из рода Цецилиев, патронов Арпина.
Гай Марий был настолько богат, что родственники его жены из захудалого патрицианского рода Юлиев Цезарей смогли не только переселиться из Субура на Палатин, но и претендовать на высшие магистратуры, это было платой Мария за вхождение в римский нобилитет, большинство же латинов, ставших за последние десятилетия римлянами, вовсе не отличались подобным состоянием. Мало того, у них было только три возможности сохранить гражданство и приобрести достаток: стать земледельцами, кузнецами или плотниками, все прочие занятия исключали их из числа граждан. Неудивительно, что почти все новоиспеченные римляне предпочитали составлять двор своих патронов и кормиться с их стола.
Рим аграриев постепенно становился Римом иждивенцев. Семпрониев, стремившихся предоставить поле деятельности каждому, он бы теперь просто не понял, популяров римляне теперь поддерживали только потому, что популяры, как им казалось, выступали против их же патронов, Рим становился тем самым Римом, что будет требовать от императоров хлеба и зрелищ, радоваться унижению величия и находить величие в своем праздном существовании. Погибнет же Рим не от рук варваров, а от неспособности римлян восстановить акведуки и очистить Клоаку Максиму, Рим просто задохнется от запаха собственных нечистот. Но это будет потом. В сотом же году до н. э. Риму предстояло наделить землей ветеранов набора Публия Рутилия Руфа. |
|
Римский Сенат отличался очень своеобразным чувством юмора: например, в качестве легатов, представляющих Сенат в провинциях и действующих от его имени, он предпочитал посылать консулу тех, кто не был ему равен по своему социальному происхождению и, желательно, враждебен. Так оптимат Квинт Цецилий Метелл получил себе легатом в Нумидию популяра Гая Мария, своего бывшего клиента, с которым успел рассориться еще в 120 г., в бытность Гая плебейским трибуном Забавность ситуации подчеркивало еще то обстоятельство, что политическая карьера клиента и его патрона шли ноздря в ноздрю, но, если Квинт Цецилий в 109 году был уже консулом, то Гай был еще на пути к своему консулату. Квинт Цецилий не преминул подчеркнуть это обстоятельство, выразив надежду, что тот станет консулом вместе с его сыном, то есть лет через десять.
Гай в ответ решил приступить к предвыборной кампании сразу же, благо, ему было не привыкать спать среди воинов и есть тот же хлеб, деля с ними все тяготы и опасности военного труда: свою первую магистратуру - военного трибуна он получил еще под командованием Сципиона Эмилиана в таком же походе. Весь Рим читал письма солдат и торговцев из Африки о доблести и добродетелях Гая, проникаясь недоверием к Квинту Цецилию, приписывая все случавшиеся победы Марию, а неудачи Метеллу, тем более, что Югурта был столь же неуловим, как и прежде.
Эффектным завершением карьеры легата стало осуждение Тита Турпилия Силана, клиента Метелла. Для непосвященного во взаимоотношения между нобилями большинства римского электората дело представлялось так, что брат пошел на брата во имя высшей справедливости и римского народа, на деле же, обвинитель, легат Гай Марий, воспользовавшись тем, что патрон обвиняемого вынужден был выступить в суде не защитником своего клиента, а судьей, довел дело до неправосудного, как потом выяснилось, приговора судейской коллегии, патрон был вынужден приказать казнить своего клиента, что симпатий ни в войске, ни в Риме Метеллу не добавило.
Так долго, как мог, по прошествии года Квинт Цецилий задерживал Гая Мария в Африке в надежде помешать началу его предвыборной кампании. Тщетно, кампания Гая уже шла, начавшись с первого письма из легионов Метелла, а присутствие самого Гая в Риме уже не было необходимостью: он опоздал к началу кампании, попав в Рим, по меньшей мере, на четыре дня позже последнего срока объявления кандидатов, однако, его имя уже было в списке претендующих на место консула с консулатом в Нумидии. Естественно, именно Гай и стал консулом 107 года. Началась партия в римские шахматы между популярами и оптиматами. Первый ход сделали популяры, ответный ход не заставил себя ждать: провинция Нумидия отныне перестала быть провинцией, назначение Гая Мария повисло в воздухе. Популяры в ответ провели закон, позволяющий римскому народу самому избирать себе экстраординарного командующего войсками, римский народ избрал командующим в Нумидии Гая Мария. 108 год закончился, партия продолжилась.
За время своего пребывания в Нумидии Метелл полностью реорганизовал армию, восстановив в ней жесткую дисциплину, добился от своих легионов управляемости, маневренности и боеспособности. Заняв все стратегические пункты в Нумидии, он вытеснил Югурту на границу пустыни, постепенно превращая в пустыню и саму Нумидию, предавая огню и мечу все поселения, способные оказать помощь своему царю. Последним успехом Метелла был полный разгром Югурты, взятие с него контрибуции в виде золота и слонов, но передумавший сдаваться сам Югурта снова исчез, чтобы, соединившись со своим тестем, царем Мавретании Бокхом, продолжить борьбу с Метеллом. Тот, понимая, что этак войну можно тянуть бесконечно, начал с Бокхом переговоры.
Поскольку Нумидия к концу 108 года перестала быть провинцией Рима, а командование войсками в ней было возложено на Гая Мария, Метеллу пришлось сложить с себя полномочия командующего и временно передать их своему легату Публию Рутилию Руфу. Рим встретил Метелла триумфом, одарив его прозвищем Нумидийский. Войска Метелла были переброшены на усиление границ с кимврами и отданы в подчинение консулу Луцию Кассию Лонгину. Гай Марий оказался полководцем без армии.
Судя по филиппикам самого Мария на выборах командующего в Нумидии, направленным в адрес всех предыдущих командующих и их легионов, как раз это и входило в планы популяров, Сенат же санкционировал набор армии экстраординарным командующим экстраординарным способом, предполагая, что из этой затеи ничего не выйдет. Для гарантии Сенат определил к Гаю экстраординарным квестором Луция Корнелия Суллу, известного драчуна, заядлого театрала, неисправимого любителя вина, почитателя греческих строф и удовольствий. Гай Марий сразу отослал его собирать конницу по всей земле италийской, своего легата Авла Манлия — в Африку на встречу с Рутилием перенимать командование, а сам приступил к комплектованию легионов. Принимались в них все, кто мог носить оружие, независимо от гражданства и состояния, всем легионерам было обещано содержание, трофеи, а также римское гражданство и земельный надел после 6 лет службы. Как ни странно, легионы через несколько месяцев уже погрузились на корабли и отправились через море.
Но и у наемных легионов с поимкой Югурты дела обстояли ничуть не лучше, чем у легионов ополчения. Само же пленение Югурты произошло и вовсе не благодаря им. Не без помощи конницы, приведенной Луцием Корнелием Суллой, Марию удалось вернуть Бокха, все еще раздумывающего, от кого получить третью часть Нумидии, за стол переговоров. Послы Бокха заручились в Риме подтверждением обязательств о передаче Мавретании трети земель Нумидии в обмен на голову Югурты. Завершающий этап переговоров и поимку Югурты представитель Сената Авл Манлий возложил на квестора Суллу: из трех пребывающих в Нумидии магистратов он был наименее ценным потенциальным заложником. Бокх, наконец, выбрал своим союзником Рим и, вызвав своего зятя для передачи тому в руки Суллы, отдал в руки Суллы самого Югурту. На том Югуртинская война и закончилась. Весь Рим воспевал храбрость, проницательность и ловкость молодого квестора, Сулла заказал себе перстень с изображением сцены пленения Югурты, Гай Марий заочно был избран консулом 104 г. и отправился воевать угрожающих вторжением на Апеннины кимвров и тевтонов. Его легатом стал Луций Корнелий Сулла. |
|
Самым существенным результатом реформаторского рвения Семпрониев стало значительное увеличение числа римских граждан: за два десятка лет оно увеличилось втрое и к последнему десятилетию II века уже приближалось к миллиону. Для этого не потребовалось новых законов о гражданстве: бедных пореформенный Рим притягивал к себе обещаниями земельных наделов, оплаты вооружения при призыве и дешевым хлебом, а богатых – открывшимися возможностями приложения их богатства.
Аппетиты римских ростовщиков еще с середины V века, со времени опубликования на Форуме Законов Двенадцати Таблиц, были ограничены получением с должника по унции процентов в год с каждого фунта долга, а по закону Петелия от 326 г. до н. э. долги перестали распространяться на тело заемщика, затрагивая только его имущество. Касались эти законы, естественно, только римлян и латинов, понуждая римские капиталы течь туда, где они могли принести больше, нежели 8 с третью процента в год. В провинции Азия, свободной от римского и латинского права, после перенесения торгов по откупам из Пергама на римский Форум произошло то, что происходило всегда и везде – за самое короткое время почти вся земля в провинции стала собственностью публиканов-сборщиков налогов и судей по совместительству, а многие ее прежние хозяева стали рабами. Попытка унифицировать и упорядочить землевладение на всей зависимой от Рима территории провалилась, зато состоялось рождение нового сословия финансистов и судей.
Нетрудно догадаться, что появление среди римских граждан новых крупных собственников провинциальных земель добавило сторонников идее унификации землевладения, но вовсе не той унификации, что подразумевалась законами Тиберия и Гая. После десятилетней борьбы вокруг передела сверхнормативных владений, в 111 г. до н. э. и грезы об идеальном государственном устройстве, и аграрная реформа были похоронены законом плебейского трибуна Спурия Тория. Республика новым аграрным законом передавала право распоряжения своими землями тем, кто ими владел, даже тем, кто владел неотчуждаемыми прежде 30 югерами, и отказывалась от платы за это владение, оставшийся ager publicus более никогда не подлежал ни оккупации, ни разделу и мог сдаваться гражданам только в срочную аренду или продаваться на Форуме. Кроме того, новый аграрный закон обязывал будущих судей все аграрные дела решать именно на основании его положений, назависимо от любых законов, что были приняты ранее или будут приняты в будущем.
Эрариум, давно уже пополняемый в основном доходами с завоеванных провинций и подушной податью с торговцев и ремесленников, отныне и вовсе перестал зависеть от доходов граждан Республики. В пылу борьбы популяров-народников и оптиматов-лучшистов (кажется, именно тогда они и получили свои прозвища) никто не заметил, что впервые в римской истории появился комплекс обезличенного имущества: граждане республики лишались права распоряжения частью res publica, эта часть, перестав быть собственностью публики, общей собственностью, стала собственностью власти.
Военная реформа Гая Мария явилась запоздалым отзвуком идей Гракхов, точнее, идей философского кружка, подвизавшегося в доме Корнелия Сципиона. Сам Публий Корнелий Сципион Эмилиан Африканский, может быть, и разделял идеалы новой политии, но вовсе не жаждал их воплощения: именно он в 129 г. заблокировал действие триумвиров, перераспределявших землю, передав их право суда о спорных землях цензорам, а в их отсутствие консулам; Гай Семпроний Тудитан, консул 129 г., едва новый закон был принят, отбыл в Иллирию воевать теврисков и яподов, и комиссия в вынужденом бездействии ожидала его возвращения. Противодействие триумвирам стоило Корнелию Сципиону жизни, но можно себе легко представить, как бы он отнесся к идее колонизировать проклятые им земли Карфагена.
За этими проклятыми землями находилась Нумидия, где с того же 111 г. римские легионы тщетно пытались пленить отправившего на тот свет вместе со своим кузеном-дуумвиром и нескольких римских граждан царя Югурту. Для государства, не желающего поглощения соседних территорий, поземельное ополчение – идеальная форма организации армии, рудиментарное ополчение никогда не стремившейся расширить свои пределы Швейцарии, где всяк до сих пор служит два месяца в году, тому вящее доказательство, но Рим, увы, не был таким государством. Затянувшаяся Югуртинская война лишь обнажила пропасть между возможностями ополчения и нуждами экспедиционного корпуса. Через три столетия после осознания необходимости оплаты сверхсрочной службы, когда границы Римской республики распространились за пределы Апеннинского полуострова, когда сверхсрочная служба превратилась из исключения в правило, но и при этом подлежащих набору граждан катастрофически не хватало, в Риме, наконец, появились наемные легионы. |
|
Обеспечив Рим законами, Гай вместе с другим трибуном 122 года, все тем же Марком Фульвием Флакком, по весне отправился в Африку для обустройства на месте разрушенного Карфагена новой колонии. Сам Семпроний не решился предложить основание колонии на проклятых Сципионом Африканским землях, ограничившись закладкой трех колоний на юге Италии в Брутии, Таренте и Капуе, честь предложить рогацию о колонии Юнония взял на себя плебейский трибун Рубрий. Судя по всему, фиск обустройства Юнонии той же рогацией был тоже определен в ведение Гаю Семпронию.
Трибун не должен покидать Рим более чем на десять дней. Об этом запамятовал Гай, как в свое время Тиберий, опасаясь покушения, окружив себя и свой дом охраной, забыл о том, что трибун должен быть доступен всякому и в любое время, а двери его дома должны быть открыты настеж. Командировка в Юнонию заняла два с половиной месяца, а за это время трибун Марк Ливий Друз успел провести закон об основании на италийских землях двенадцати колоний по три тысячи колонистов в каждой, не забыв подчеркнуть, что решение о фиске он предоставляет другим, а не требует его себе или своим друзьям. Закон Ливия предусматривал вывод в колонии неимущих граждан и не предусматривал платы за владение, что еще более выпукло должно было продемонстрировать выгоды колоний, обещанных Друзом, в сравнении с колониями Гракха и Рубрия, куда набирались отнюдь не самые бедные граждане Рима и латины, а плата за владение составляла основу всей земельной реформы популяров.
По возвращению в Рим Гай Семпроний Гракх выставил на Форум для обсуждения закон о предоставлении гражданства италикам, Друз напротив табличек Гая – закон о запрете телесных наказаний италиков римскими военачальниками. Борьба за закон о гражданстве перешла в спор о праве сечь италиков. Гай свой закон снял, закон Друза был принят.
Закон Семпрония о голосовании, объединив законы Авла Габиния о выборах магистратов и Гая Папирия Карбона о принятии законов, ввел в игру еще один элемент – жребий. Как жребий склонить в сторону тех, на кого он должен пасть, Риму было известно с той поры, как он научился обходить закон Виллия, как можно считать голоса, выяснилось при подсчете голосов на выборах трибунов на 121 год. Прежде голоса считали сами трибы, и каждая триба на Форуме имела один голос, после принятия закона Семпрония трибы голосовали одновременно, а голоса считал трибун, поставленный Сенатом для проведения процедуры голосования. Похоже, этим трибуном тоже был Марк Ливий Друз: Гай не вошел в десятку избранных трибунов, в суматохе, вызванной этим обстоятельством, все таблички с голосами перемешались, а часть их и вовсе разбилась.
Напоследок трибун Гай Семпроний Гракх вместе с консулом Манием Ацилием Авиолой одарил Рим законом о судах по мздоимству. Закон предусматривал возмещение в двойном размере ущерба пострадавшему, будь он гражданином, латином или иногородним, предоставление ему римского гражданства, если будет на то его воля, а виновный магистрат мог апеллировать к суду комиций, правда, в случае подтверждения приговора, виновный подвергался бесчестию. Закон предусматривал и право Сената возбуждать в комициях вопрос о бесчестии обвиненного. Еще один закон навечно запрещал единожды подвергнутому бесчестию занимать место в Сенате и выступать кандидатом на магистратские должности, но именно этот законопроект так и не стал законом, говорят, дочь Корнелия Сципиона, мать Семпрониев уговорила своего сына снять этот закон с Форума.
При инавгурации консула 121 года Луция Опимия, его ликтор, несший результаты экстиспиции на экспертизу Сенату, сказал столпившимся в проходе нечто вроде "дорогу, быдло!" Со стороны быдла прилетел немедленный ответ: стило воткнулось в грудь ликтора, тот упал замертво, бывшие на подносе в его руках потроха рассыпались. Гай, забыв, что он уже не является трибуном, возвысил голос, убеждая своих противников в невиновности своих сторонников и призывая тех и других к спокойствию, тем самым заглушив голос трибуна действующего. Два преступления слились в одно, Луций Опимий потребовал суда над Семпронием и его сторонниками. Не дожидаясь суда, он приказал всадникам вооружить своих рабов для защиты от Семпрония, стремящегося стать царем, и собраться у Капитолия.
Гай, видимо, решил попытаться устроить Шестую Сецессию, собрав своих соратников на Авентине, но эта попытка была подавлена причудливой армией, состоявшей из всадников и их рабов, сам Гай покончил с собой, присоединившись к трем тысячам его погибших товарищей. Юнония была закрыта, аграрная комиссия распущена, действие аграрных законов остановлено. Землю в первой после Юнонии новой колонии – Норбоне, на самом юго-западе Галлии, римляне получат только в 118 году, покоритель Фрегелл, усмиритель мятежного младшего Гракха, бывший претор, бывший консул, сенатор Луций Опимий в 109 году будет обвинен в мздоимстве по закону Семпрония-Ацилия и отправлен в изгнание, где и завершит свой жизненный путь. |
|
Откат – отнюдь не российское изобретение. Он появляется везде, где есть государственный товар и частный покупатель, а продавец товара по совместительству еще и сам себе судья. Хлеб с римских общинных земель поступал в эрариум, но эрариуму нужен был не хлеб, а серебро и золото, менял хлеб на эти две субстанции хранитель эрариума – Сенат, точнее, уполномоченные на то Сенатом квесторы. Те же посланные Сенатом в провинции квесторы вместе с преторами и консулами продавали право на сборы причитающегося римскому народу с провинций местным публиканам. Судьями же над всеми этими квесторами, консулами и преторами были сенаторы – прежние и настоящие квесторы, консулы и преторы, отобранные цензорами – бывшими консулами, в квезиторскую коллегию по делам о мздоимстве магистратов.
Гай Семпроний Гракх, в то время квестор, посланный Сенатом в зачумленную Сардинию и не один год тщетно ожидавший себе преемника, неожиданно для всех появился в Риме. Будучи избавленным цензорским судом от обвинений в самовольстве, в 123 году он становится плебейским трибуном и возобновляет деятельность аграрной комиссии Тиберия. Памятуя о судьбе своего брата, он первым делом проводит закон, снимающий годичное ограничение на магистратский срок: реформы популяров только начинаются, а реформы, понятное дело, занятие долгое, и одного срока реформатору всяко не хватит. Этот закон позволит Семпронию стать трибуном и на 122 год.
Еще один закон Семпрония – закон, обязывающий Сенат определять провинции магистратам до их избрания, дабы обязательная командировка не превращалась в принудительную ссылку, и всякий еще до своего избрания знал, что его ждет.
При чтении перед трибами памятной рогации Марка Фульвия Флакка, из Рима были удалены все иногородние, при избрании трибунов в 124 году в Рим были призваны все союзники Сената со всей Италии: в Риме невозможно было найти себе пристанище, а Форум не смог вместить всех избирателей, оттого несомненный лидер предвыборной гонки Гай Семпроний довольствовался только четвертым местом в списке избранных трибунов. По новому закону Семпрония к любому голосованию допускаются только избранные жребием в трибах граждане, а само голосование должно быть тайным, чтобы исключить влияние патронов на своих клиентов.
Следующий закон Семпрония вовсе не о кормлении голодающих: в Риме, где даже либертин обязан кормить своего впавшего в нищету бывшего хозяина, а праздников с угощением за счет казны на два месяца больше, чем дней в году, остаться голодным было трудно,– этот закон об обязанности Сената продавать хлеб по шесть ассов с третью за модий для личного потребления всем желающим римским гражданам. Цена – нормальная оптовая цена, с современной биржевой ценой она, конечно, несравнима, но, скажем, с закупочной ценой 2005 года на пшеницу в Российской Федерации – вполне.
Фрументационный закон закрывал одну из статей побочных заработков сенаторов, еще один закон, закрывая еще одну статью, должен был стать модельным законом для всех провинций и всех римских земель, а заодно послужить созданию нового сословия. Земли провинции Азия – наследство царя Аттала III, обложены десятиной по примеру владений римских граждан на общинной земле, публиканы из числа римских всадников должны определяться не в Азии, а на Форуме по приговору цензоров, как обычные местные подрядчики и откупщики. Еще одним законом всадники получают исключительное право представительства во всех квезиторских коллегиях, коим отданы отныне суды по всем уголовным делам. В довесок всадники получат по золотому кольцу на палец и лучшие после сенаторских места в цирке.
Предваряя грядущую военную реформу, закон о делах военных Семпрония обязывает оплачивать амуницию и оружие воинов из средств эрариума, а заодно устанавливает минимальный призывной возраст. Минимальный призывной возрат – не сокращение срока службы, а гарантия от записи малолеток в списки на армейскую жеребъевку: по закону Виллия от 180 г. минимальное количество таких ежегодных записей для претендентов на квестуру было десять, что должно было служить и возрастным цензом, и цензом оседлости, но римские нобили, точно так же, как впоследствии российские дворяне, предъявляли своих отпрысков к призыву едва ли не с их рождения.
Рим для популяров – все земли, где господствуют римские легионы, для их передвижения и большей мобильности населения и товаров необходимы хорошие дороги, Семпроний добивается принятия закона о строительстве целой сети дорог и получает в свое распоряжение дорожный фиск, а всадники – еще одну возможность заработать на подрядах.
Упоминаются в списке законов Гая Семпрония и некие иные аграрные законы, вполне возможно, это были законы, запрещавшие землевладение всадникам и сенаторам, но… " законы находят себе применение только в том случае, если они не противоречат сложившейся в обществе практике." |
|
Без представления о чаяниях популяров, все события, начиная с эпопеи принятия закона Семпрония и заканчивая гражданскими войнами, кажутся клубком немыслимых событий, замешанных на характерах действующих лиц, излишнем честолюбии, а то и просто ребячестве. Попробуем реставрировать в общих чертах мечты популяров о реформированной Республике.
В Республике после реформ вся земля италиков должна была стать ager publicus, а все союзные муниципии и окрестные паги превратиться в одно единое государство с правящим центром в Риме, провинции же – получить те права, что раньше были у союзников: декурионы провинциальных муниципий – граждане Республики по умолчанию, а прочие гражданами становятся, если они поселяются в Республике.
Следит за общей казной Республики Сенат, состоящий из граждан, обладающих капиталом не менее 1 млн. сестерциев, Сенат предлагает крестьянам-землевладельцам – самому многочисленному классу Республики, к утверждению писанные им законы и кандидатов из своей среды в республиканские магистраты, все сенаторы одновременно являются и декурионами-сенаторами родных муниципий и также поставляют для них местные законы и магистратов. Сенаторам запрещено владеть землей, принимать участие в любых финансовых операциях, переходить, не сложив с себя сенаторских полномочий, в нижестоящий класс всадников и переводить в него своих сыновей.
Всадники – обладатели капитала не менее 400 тыс. сестерциев. Они занимают все командные должности в армии, они же служат клерками при магистратах, и из них комплектуются судебные коллегии как по уголовным, так и по гражданским делам. Запрещено им, как и сенаторам, владеть землей, зато они могут состоять в коллегиях по откупам и подрядам, обладать кораблями и наращивать любым образом свои богатства, пока те не превысят 1 миллиона сестерциев, и всадники не станут сенаторами.
Класс землевладельцев составляют владеющие от 30 до 500 югеров земли, что в переводе на сестерции составляет от 25 до 400 тыс. Они наделены правом одобрять предлагаемые Сенатом законы и выбирать магистратов, но лишены права судить и предлагать законы. Участок в 30 югеров – минимальный надел, его-то и невозможно будет ни заложить, ни разделить даже между наследниками, лишние на земле потомки неудачливых землевладельцев пополнят следующий класс – класс солдат, удачливые, нарастив свои угодья и капиталы, перейдут во всадники, а их владения выкупит Республика, чтобы наделить ими солдат, вышедших на пенсию, или продать следующим кандидатам во всадники.
Ну, и последний класс граждан – те самые солдаты, исключенные из гражданской политики, зато с 17 лет служащие на всем готовом за трофеи и неплохое жалование, по окончании службы переходящие в класс землевладельцев и получающие шанс породить на своем пенсионном участке в 30 югеров потомство, через пару поколений способное достичь сенаторской тоги.
Торговцы и ремесленники, за редким исключением, как всегда, стоят вне гражданства и пополняют своими налогами эрариум, как и те, кто, попадая по имущественному положению в следующий класс, не желает расстаться со своими югерами, кораблями или паями в подрядах и откупах.
В Республике обеспечено аристократическое правление, ценз выводит на самый верх самых достойных юристов, предпринимателей и военачальников, и не позволяет аристократии превратиться в олигархию, лишая сенаторов возможности наращивать свое имущество. Через некоторое время сенаторы неизбежно вновь становятся всадниками, а неудачливые всадники пополняют ряды землевладельцев.
Демократия обеспечивается принятием законов и избранием самых достойных из аристократов в магистраты самым многочисленным классом, лекарством от тирании служит ротация магистратов и ротация самих аристократов. Самый многочисленный класс является классом средним по своему имущественному положению, что предотвращает и возникновение охлократии.
Такая государственная конструкция обеспечивает искомую политию и предоставляет всем классам возможность участвовать в политической жизни, не позволяет использовать государственные должности для личного обогащения и, вопреки Платону, полагавшему, что всякое государство – два государства: одно – бедных и одно – богатых, создает единое государство, в котором бедных не существует, а рост личного богатства ограничен миллионом-двумя сестерциями.
Хотя комиссия по перераспределению земельных излишков прекратила свою деятельность в 129 году, Рим наполнялся латинами, ждущими возобновления ее деятельности и предъявлявшими себя в списках на жеребьевку для прохождения армейской службы, что было условием приобретения римского гражданства. Возможно, именно это, а не наделение югерами римских пролетариев, привело к тому, что цензорские списки пополнились новыми 75 тысячами граждан.
Ставший консулом на 125 год коллега Гая Гракха по почившей комиссии, Марк Фульвий Флакк, вероятно, решил воспользоваться этим обстоятельством и провести закон о предоставлении гражданства всем италикам. Предложение это римлянами было встречено примерно так же, как обычно встречается предложение о легализации "понаехавших" в Москве или С.-Петербурге свежеиспеченными москвичами и петербуржцами.
Единственным результатом рогации Марка Фульвия стало восстание Фрегелл против Рима. На сей раз Фрегеллы без труда сравняли с землей, но следующая рогация о гражданстве послужит поводом для войны всех против всех уже и в самом Риме. |
|
Немедленное принятие аграрного закона Семпрония вряд ли входило в планы популяров. Чуть ли не с царских времен требования отмены долгов и земельных переделов служили прелюдией к преобразованию римской администрации. В 495 г. плебейские требования земельных наделов и освобождения от долгов привели к конституированию трибуната, С 510 г. по 445 г. весь объем царских обязанностей лежал на предводителях-преторах, в 445 г. после тех же требований о долгах и земле цензура была выделена в отдельную магистратуру, а к преторам добавились "служащие трибуны советской власти", tribuni militum consulari potestate, кои могли быть и плебеями, в отличие от патрициев-преторов. Ежегодно Сенат определял, кто будет избран, два претора, или более двух советских служащих, но всякий раз оказывалось, что избраны одни патриции.
За девять лет трибуны Лициний и Секстий пять раз своими интерцессиями оставляли Рим без преторов и совслужащих, аккурат по разу* за каждый свой трибунат: трибам были необходимы обещанные Лицинием и Секстием освобождение от долгов, запрет долгового рабства и наделение землей безземельных; утверждающим, что исполнение этих чаяний без преторской власти плебеев невозможно, Лицинию и Секстию – доступ к претуре. Итогом этой борьбы явилось очередное разделение власти преторов: сами они, сохранив за собой судебные функции, поступили в подчинение к новым магистратам – унаследовавшим в своем названии часть от прежнего наименования подобной должности советникам-консулам, один из которых обязательно должен был избираться из плебеев. Плебею Секстию, ставшему, наконец, первым плебейским консулом, не оставалось ничего иного, как рогация хотя бы одного, наименее затрагивающего интересы нобилитета и трудноисполнимого закона – закона Лициния-Секстия. Лициний заплатит за его нарушение штраф в 10000 ассов, оба консула зачастую будут оказываться плебеями, а долговое рабство просуществует еще более полувека.
Подозреваю, что своей интерцессией Марк Октавий остановил чтение рогации Тиберия Семпрония, предлагавшей к плебисциту вовсе иной закон, нежели тот, что затем был принят комициями: это принятие явилось бы красивым завершением реформ, но популярам на сей раз так и не удалось приступить к самим реформам, а эффективный мотив мобилизации триб для их проведения был утрачен.
Комиссия во главе с непременным Гаем Гракхом добавила Риму за три года 75000 новых цензовых граждан и завязла в перераспределении. Во-первых, крупные владения большей частью не составляли отдельных массивов, годных к разделу, а часть земель находилась в совместном владении (не знаю, как в Риме, но в Новгороде на одну обжу с одним пахарем мог найтись и десяток собственников), для выделения необходимых 30 югеров требовалось тревожить и соседствующие со сверхнормативным владения, сдвигая и их границы: в итоге, вместо простого "отнять и поделить" вышло полномасштабное перемежевание всех общинных земель. Во-вторых, что еще печальнее для реформы, частью общинных земель на вполне законном основании владели даже не римские граждане, заставить их передвинуть границы своих владений и вернуть излишки оказалось и вовсе невозможным: на них не распространялись римские законы.
Именно это – распространение законов Рима на все территории, так или иначе ему подвластные, было основой для проведения всех прочих реформ: реформы судебной, военной и властной. Наделение безземельных тридцатью неделимыми и неотчуждаемыми югерами призвано было создать не новых воинов Рима, а новый класс римских крестьян, но многолетнее отсутствие в Риме лишало их римского гражданства, и они сливались со всеми прочими италиками, неподвластными римскому законодательству. Римская же юрисдикция не распространялась не только на неграждан, но и на дела, касающиеся членов одного пага, одной коллегии и даже членов одной семьи.
Легионеры, набранные в Риме, уже составляли меньшинство в римской армии, сила римских легионов все более зависела от союзных городов, все громче требующих участия в командовании легионами, требовалось создание новой армии, служба в которой нивелировала бы происхождение легионера, и нового принципа комплектования командного состава, не допускающего возражений.
Судебная же реформа уже шла: в 149 г. была создана первая коллегия постоянных квезиторов, естественно, по делам о мздоимстве, с той поры претор назначал судьями по этим делам только членов этой коллегии, назначаемых в нее цензорами. Процесс шел медленно, но шел: подобные коллегии обнимали все большее количество дел, пока изумленный римский народ однажды не обнаружил, что больше не участвует присяжными судьями ни в одном уголовном процессе. Камнем преткновения в создании универсального для всех общин гражданского суда был Сенат, некогда и созданный для рассмотрения гражданских тяжб.
Без реформ Рим рисковал остаться равным среди равных союзных городов, а это не устраивало популяров, вовсе не бедных и не чуждых складывающемуся новому сословию магистратов-сенаторов, но стремящихся сохранить гегемонию Рима и использующих общее недовольство этой гегемонией, растущей пауперизацией и Сенатом для проведения своих реформ.
____________________________ *Не верится, что оба трибуна бессменно исполняли свои обязанности в течение девяти лет. Лет было да, девять, но интерцессий – пять, получается, аккурат через каждый год вплоть до появления консулов. В трибунат Лициния и Секстия власть успешно парализовали они сами, а на следующий год Рим погружался в паралич интеррегнума и без их участия. Похоже, что легенда об их девятилетнем сидении родилась, дабы оправдать братцев Семпрониев. |
|
Тот самый консенсус, что так упорно искал наш последний Генсек и единственный Президент, являлся основой римского менеджмента. Все магистраты в Риме выбирались парами, и всякий магистрат мог отменить распоряжение своего напарника, мог он отменить и распоряжение нижестоящего магистрата, но единственный магистрат – плебейский трибун, мог отменить все распоряжения всех прочих магистратов. Чтобы принять новый закон, требовался созыв для того комиций, чтобы созвать комиции, требовалось на то решение Сената, а чтобы созвать Сенат, необходимо было распоряжение о том консула. Трибунам ввести новеллы в римское право было несравненно проще: им для принятия нового закона было достаточно самим созвать плебейские консилии и провести плебисцит, результаты которого были для Сената и римского народа столь же обязательны, как и решения комиций. Единственная сложность при проведении плебисцита состояла в том, что коллег у трибуна насчитывалось девятеро, и каждый из них обладал правом интерцессии, правом встать между трибуном и его распоряжением, отменив даже единогласное решение всех прочих трибунов.
Трогательное согласие римского народа нарушал только стоящий над ним Сенат, впрочем, в те времена, когда он был лишь сонмом кандидатов в присяжные по гражданским делам и контролеров за римским общаком, собранием, во всем подчиняющимся комициям и консилиям, он был лишь инструментом, авторитетом для тяжущихся о спорной собственности и исполнителем распоряжений римского народа, но обширные завоевания народа придали Сенату и новое качество. По той же причине, по которой пограничная стража и таможня относились в Российской Империи к финансовому ведомству, все завоеванные земли проходили по ведомству римского эрариума, то есть, Сената.
Вся тщательно выверенная структура римского самоуправления действовала лишь в самом Риме, все полномочия магистратов, кроме военных консулов и провинциальных преторов, заканчивались вместе с границами города, за ними власть переходила к Сенату, состоящему из бывших и действующих магистратов. Именно Сенат заведовал управлением новоприобретенными территориями и передачей на откуп сбора налогов с этих территорий, именно Сенат определял, кому из консулов и преторов после года отправления ими магистрата и на какой срок достанется в управление та или иная провинция, и именно Сенат определял величину сборов с каждой провинции.
Летом 134 года до н. э. весь Рим был исписан лозунгами предвыборной кампании кандидатов в магистраты, призывающими отнять землю у богатых и наделить ею бедных – началась открытая война партии популяров с Сенатом. Аграрная реформа, несмотря на триумфальное избрание трибуном лидера популяров Тиберия Семпрония Гракха и двух консулов-плебеев, была остановлена интерцессией коллеги Гракха, Марка Октавия, быстрый трибунский способ принятия нового аграрного закона через плебисцит был закрыт. Гракх потребовал созыва Сената, на это последовал отказ консула, счевшего, что интерцессия Октавия закрывает и путь к принятию аграрного закона через комиции, тогда Гракх воспользовался своим правом на интерцессию и парализовал деятельность всех магистратов, опечатав своим именем эрариум.
Сенат вынужден был созвать комиции по неслыханному ранее поводу: лишение трибами полномочий своего трибуна. Трибы, лишив полномочий Октавия, единодушно избрали нового трибуна, а на следующий день приняли и закон, оставляющий только 500 югеров общинной земли во владении римского гражданина и еще по 250 на каждого из его сыновей, но никак не более 1000 югеров, прочее закон требовал вернуть и разделить между нуждающимися наделами по 30 югеров. Для исполнения закона была создана комиссия из самого Тиберия, его брата Гая и тестя Аппия Клавдия.
Комиссия начала свою работу, землю начали отбирать и делить, но перед счастливыми владельцами 30 югеров встала первая проблема: эти 30 югеров нечем было засевать, заложить свой участок по новому закону владельцы не могли, так же, как не могли и продать часть владения, чтобы приобрести семена, владение этими 30 югерами было неделимо и неотчуждаемо. Очень кстати пришлась кончина пергамского царя Аттала III, завещавшего свои земли и сокровища римскому народу, Тиберий внес законопроект, по которому сокровища составили фонд для субсидирования новых владельцев, при этом он не преминул унизить Сенат, заявив, что решение о том, как поступить с городами царства Аттала, дело не Сената, а народа Рима. По городу поползли слухи, что Аттал завещал Тиберию свою царскую мантию и царскую диадему.
Может быть, кроме аграрной реформы Тиберию и удалось бы за оставшиеся месяцы его трибуната провести еще парочку реформ, скажем, отнять у сенаторов право суда по делам гражданским или кардинально реформировать армию, но, не желая в конце года расставаться со своим трибунским иммунитетом и отвечать перед судом за свою трибунскую практику, Тиберий Семпроний Гракх выставил свою кандидатуру, поправ все понятия о законах и приличиях, на второй срок. Этого не смог перенести и долготерпеливый Сенат. Во время бурного предвыборного митинга, когда сторонники Гракха затеяли потасовку с его противниками, одному из сенаторов показалось, что Тиберий требует себе царского венца, этого было достаточно, чтобы весь Сенат с дрекольем из сломанных сенатских скамей поспешил на помощь противникам Тиберия. Потасовка закончилась гибелью Тиберия и его сторонников, как ни странно, числом тоже триста. |
|
Чума – всегда нежданная гостья. Если бы она не прошлась в свое время по землям Английской и Новгородской, еще неизвестно, зародилось ли бы в Англии столь благотворное для развития производительных сил огораживание, и чем бы закончился поход православно-мусульманского воинства Ивана Васильевича Горбатого во имя установления правильной веры в Новгородской земле. В разгар борьбы с этрусками, когда и без того все призывные возможности римских цензовых граждан были на пределе, чума неожиданно посетила и Рим. Перед римским Сенатом вскоре возникла дилемма: либо расстаться с плодами многолетней кампании и поставить под угрозу само существование Рима, либо, призвав очередников, отложить на неопределенный срок демобилизацию предыдущего призыва.
Ротация – не только необходимое условие службы магистратов, еще более она необходима для поземельного ополчения, несущего службу на свои средства. Для английского ополчения столетия спустя срок службы воюющему королю составит два месяца, для римского легионера этот срок, похоже, составлял полгода. Дальнейшее пребывание в своих войсках король оплачивал из своей личной казны, в 407 г. до н. э. Риму также пришлось ввести оплату службы легионеров сверх положенного срока и специальный налог для этой оплаты, он, минуя эрариум, поступал непосредственно в консульский фиск. К радости римских граждан фиск пополнялся не только их налогами, но и доходами от реализации военных трофеев, эти доходы не только покрывали содержание сверхсрочников, но и позволяли вернуть налоги римским гражданам, а говорящие трофеи легионов оказались вполне пригодны для работы на полях римского народа.
Как современная экономика не может нормально функционировать без постоянного увеличения денежной массы, так и Рим не мог существовать без постоянного увеличения общинных земель. С ростом населения количество земли, приходящейся на каждую римскую душу, без приобретения новых территорий неминуемо уменьшалось, пополнялись ряды невоеннообязанного пролетариата – оставшихся за имущественным цензом после его введения римских граждан, сокращались мобилизационные возможности римских легионов.
500 югеров земли при господствующем двуполье – немногим больше тех 100 четвертей, с которых Иван III будет собирать урожай в одного воина. Именно пятьюстами югерами, наделом, что способна самостоятельно обработать одна большая семья, в 377 г. до н. э. предложили ограничить пределы частного владения на общинной земле плебейские трибуны Секстий Латеран и Лициний Столон, излишки предлагалось участками по 7,5 югеров передать в собственность нуждающимся. Закон будет принят в комициях только через десять лет, когда уже сам Секстий станет консулом. Неоднократно побывает консулом и Лициний, и он же явится едва ли не единственным существенно пострадавшим от применения этого закона: суд докажет, что Лициний и его эмансипированный вместе с 500 югерами сын составляют одну семью Лициния, владеющую 1000 югерами земли, лишние югеры будут отчуждены, а Лициний заплатит штраф в 10000 ассов.
Законы находят себе применение только в том случае, если они не противоречат сложившейся в обществе практике. Чтобы заработал закон Лициния-Секстия, требовалось всего-навсего остановить приток на римский рынок новых рабов, помогающих одному землевладельцу обрабатывать площади, намного превышающие 500 югеров, но, поскольку отменить право легионов на трофеи и право римских граждан на рабов было уже невозможно, практика отменила закон Лициния-Секстия: комиссии, призванные выявить излишки и перераспределить их в пользу народа, выявили излишки у недругов членов комиссий, перераспределили эти излишки между собой и более не созывались.
Для одновременного расширения ager publicus и увеличения мобилизационных возможностей более выгодным, нежели применение закона Лициния-Секстия, оказался иной путь – союз с сопредельными муниципиями, подобными Риму по политической организации италийскими городами. Союз заключался очень просто: местный Сенат узнавал, что у границ его земли стоят римские легионы и предлагают за малую мзду свою помощь в отражении возможной вражеской агрессии, кроме того, взамен они просят выделить определенную часть своих сельхозугодий римскому народу, свою армию реорганизовать на манер римских легионов и предоставить ее под командование римских военачальников. Слава римского оружия обеспечила скорое заключение союзов почти со всеми государствами Апеннинского полуострова, но и держались союзы только на этой славе.
После изрядно проредивших ряды цензовых граждан и пополнивших римский пролетариат трех относительно мирных десятилетий, прошедших с окончания Пунических и Македонских войн, после целого ряда восстаний рабов на землях римской общины, расположенных рядом с союзническими муниципиями, после того, как римские магистраты и Сенат начали делить между собой несколько фамилий, стало ясно, что в Риме грядут перемены, и все чаще поминался давно почивший за ненадобностью закон Лициния-Секстия. |
|
Слово "легион" и значило некогда "ополчение", являясь производным от "lego"– "набираю", а поскольку государственные должности, не связанные с обладанием властью, замещались в Риме по жребию, то и в легионы набор происходил точно так же – по жребию.
На всем постримском пространстве призывников в армию поставляла большая семья. Призыв первой очереди распространялся, как это и происходит обычно в призывной армии, на не успевших еще обзавестись своими семьями, но уже достаточно подросших, чтобы держать в руках оружие, членов большой семьи. С ее распадом жребий собирал свои жертвы среди обустроившейся на ее прежней территории части соседской общины, один воин с дыма на Руси плавно трансформировался в "один воин конн, люден и оружен" со ста четвертей, то есть, с каждой из пятидесяти засеянных десятин помещиков Ивана III. На всем постримском пространстве поземельный призыв касался всех, кто обладал землей, в Республике – только полноправных римских граждан.
Призыв "по мечу с дыма" был возможен лишь в чрезвычайной ситуации, когда княжеских трех сотен детей вместе с "охочими ратями"-добровольцами было недостаточно, чтобы противостоять чужеземной агрессии, Республика же существовала в условиях постоянной чрезвычайной ситуации, обусловленной римской аграрной политикой, к тому же треть сельхозугодий на завоеванных территориях освобождались от местных аграриев и становились ager publicus – землей, принадлежавшей всем римским гражданам, так что, кроме обычной завоевательной армии, Риму были необходимы еще и ограниченные контингенты в завоеванных землях, способные убеждать местных аграриев в справедливости римского права.
Племена Дома Ма различают восемь возрастов. Республике было известно пять призывных классов, шестой класс – пролетарии, от призыва был освобожден. Если мы не будем принимать во внимание сказочную цензовую реформу Сервия Туллия, и прибавим к римским классам два детских возраста племен Дома Ма (возраст, когда прорезаются зубы, и возраст, когда те меняются на коренные), то у нас и получатся все те же восемь возрастов, три из коих не подлежали в Риме призыву, а первый из классификации Сервия подлежал призыву чуть ли не поголовно, как и мораны, пешие копьеносцы масаев. Этот возраст – категория не времени, а физиологии и семейного статуса, определяется та или иная возрастная категория у племен Дома Ма старейшинами, в Риме тяжесть определения возраста граждан падала на цензоров.
Манипулы римского легиона и столетия спустя после Сервия Туллия строились в шеренги по возрастам, а после его реформ легион выглядел так: края его и тыл охватывают многочисленные пешие юноши-стрелки, часть их в любой момент готова вскочить на коней, чтобы преследовать врага, перед фронтом тяжелой пехоты не так давно вышедшие из юношеского возраста легковооруженные подвижные велиты осыпают противника дротиками, чтобы затем самим рассыпаться в стороны и предоставить завершение начатого ими боя прикрытым щитами и доспехами отцам недорослей – гастатам, вступающим в бой на первой регулярной линии фаланги, вторую составляют отцы конных пехотинцев – принципы, наконец, третья линия, последний рубеж обороны и последний аргумент атаки легиона, отцы семейств – триарии. Ну, а пролетарии, на то они и пролетарии – имеющие многочисленное потомство деды и отцы тех стрелков, велитов, гастатов, принципов и триариев, чтобы ожидать от своего потомства побед или погибнуть в случае его поражения рядом со своими правнуками.
Подобные легионы полного возрастного состава возникали только в случае крайней угрозы существованию народа, но после реформы призыва Сервия такая структура римских легионов становится постоянной. Заслуга Сервия – не мифическое введение имущественного ценза, благодаря которому вся тяжесть военной службы пала на имущие классы, а совмещение разновозрастных воинов разного достатка и квалификации в одном легионе, жребий стал собирать свой урожай во всех годных к призыву пяти возрастах.
В общем, от вполне современной схемы призывной армии, где мобилизация в военное время происходит примерно в таком же порядке возрастов, Сервий Туллий сделал один шажок к построению армии контрактной, соединив в армии все возрасты, но легионеры не получили платы за ратные труды, а вооружение и боевые транспортные средства они еще долгое время обязаны были приобретать себе сами, впрочем, обладатели транспортных средств, всадники-эквиты, были отделены от первого класса, ибо Риму вовсе не было нужды сажать весь первый класс на лошадей, а сакральное право отбора всадников на службу Риму еще со времен быстрых целлеров принадлежало не жребию, а куриям.
Повод для появления байки об имущественном цензе, введенном Сервием, появился, когда его система набора уже дышала на ладан, поскольку опиралась она на существование того, что уже сто лет спустя после реформы отмирало. Если для большой семьи длительное отсутствие одного из мужчин не наносило значительного ущерба, то призыв единственного мужчины в семье обрекал семью на нищету, доспехи и вооружение нуклеарной семье были не по карману, а отказ от своего жребия вел к утрате римского гражданства, что обращало отказника в эрария – наполнителя эрариума, степень этого наполнения – подушную подать, достаточно произвольно определяли цензоры.
Подобно тому, как позднее цензоры вводили для допущенных к жребию кандидатов в мытари имущественный ценз в 400 сестерциев, вероятнее всего, уже к середине V века до н. э. им пришлось ввести для жеребьевки на замещение вакансий в легионах в дополнение к цензу возрастному еще и ценз имущественный: сопротивление призыву в нуклеарных семьях возрастало, а большие семьи к тому времени сохранились только у нарождающегося нобилитета – лучших людей, новорожденного класса, состоящего из не успевших разориться патрициев и сумевших обогатиться плебеев. |
|
Бродят по африканской саванне стада, принадлежащие племенам Дома Ма. После обрезания юноши этих племен получают в руки копья и становятся воинами. Воины живут отдельно от селений племен, оно и понятно – эти воины и пасут стада, бродя с ними по саванне (кажется, именно такие воины-пастухи, а не патриции и были первыми поселенцами на Палатине). Приходит время, и воины, пройдя обряд эвното, становятся мужами, передают свои копья следующему поколению воинов, получают взамен посохи и право завести собственных жен и быков. Жен мужи покупают у их отцов за тех же быков, за покупки помельче расплачиваются козами.
Вот так же, быками, расплачивались между собой некогда и первые римляне, разменивая одного быка на десять овец, пока не вошли в обиход медные деньги. Воины-пастухи, становясь мужами, селились на своем собственном земельном участке в два югера, выделенном из общинных земель, и обзаводились на нем своими стадами и женами. В Риме эти мужи в действительности и были всеми властями: Сенат не обладал законодательной властью, а консулы, как прежде цари, не обладали властью судебной – это были прерогативы комиций, консулы отвечали лишь за организацию судебного процесса и исполнение приговора, жрецы – за точность формулировок приговоров и законов, и лишь при рассмотрении гражданских дел, да и то по выбору тяжущихся судьями выступали сенаторы, а утверждение Сенатом постановлений комиций означало лишь то, что Сенат согласен их выполнять – та же процедура, что ныне подписание нового закона президентом США. Законы в основном касались распределения средств эрариума, а Сенат следил, чтобы магистратам насыпали в их фиски столько меди, сколько перед тем комиции приговорили отсыпать на расходы магистратов.
Быков и овец мужей, собиравшихся на те комиции, на общинных землях пасли их подросшие вооруженные дети, а когда приходила и им пора становится мужами, их отцы становились старейшинами, самых достойных отбирал сначала царь, а при республике цензор, и те становились сенаторами. Достоинства определялись количеством лет, проведенных в магистратах, и достоинством самих магистратов (к слову, не приносивших исполнителям этих должностей ни единой овцы). Если новые отставки и назначения не соответствовали представлениям о должном римского народа и самих сенаторов, то эти отставки-назначения попросту игнорировались, Сенат собирался и после их оглашения в прежнем составе.
В отличие от племен Дома Ма, законы которого запрещают ковырять землю, ковыряние земли являлось жизненной необходимостью для италийских племен, пасших свои стада на лугах, расположенных в зоне рискованного скотоводства. Зимние заморозки с паводками и летние засухи научили ковырять землю и выращивать на ней корм для скота. Земли для этого выделялись из прежних общинных пастбищ и обрабатывались эти земли тоже поначалу всей общиной вплоть до той поры, пока это ковыряние не усовершенствовалось настолько, что необходимые для прокорма скота и семьи 30-40 югеров стало возможным обработать и одному пахарю. Землю стали делить на участки, передавать их во владение пахарям, но сама земля по-прежнему принадлежала всей общине. Собственный участок можно было завести, либо приобретя у кого-нибудь его два надельных югера, либо два года распахивая чужой пустующий участок, либо на свой страх и риск освоив целину вне общинных земель.
Община росла, а вместе с ней росла и потребность в новой земле, поскольку только пахари могли считаться полноправными гражданами Рима, только с ними считались комиции, но земли для раздела у общины больше не было, пустоши освоены, землю можно было изъять только у соседей. Именно эта сельскохозяйственная демократия и обусловила тысячелетнюю экспансию Рима, поглотившего в пору Империи все Средиземноморье и почти всю Европу. Комиции, а не цари или консулы были заинтересованы в увеличении территории Рима, потому римский Сенат по первому же требованию высших магистратов отсыпал в их фиски медь и объявлял очередной призыв в легионы, иррегулярное земельное ополчение становилось регулярной армией.
Сенату новгородскому вовсе не казались очевидными выгоды территориальных приращений, а призыв в земельное ополчение с каждым годом отражался все большими личными убытками сенаторов, поскольку все больше воинов из разряда новгородских землевладельцев-налогоплательщиков переходило в разряд земледельцев-арендаторов земель самих сенаторов. Война за пределами Новгородской земли стала возможной только по частной инициативе: та же Невская битва, закрепившая претензии Новгорода на Приневье, выиграна частной армией Александра Ярославича,– вече отказало тому и в призыве, и в серебре. |
|
За три тысячи лет до основания Рима с той же проблемой столкнулись иные целлеры, патриции и жрецы. Египетский фараон был наследником Осириса на земле, живым Гором, оба они были ипостасями единого Ра, катающегося на своей лодке по египетскому небу на запад и плывущего под землей к востоку – светлым Гором и темным Осирисом. Живой Гор был и верховным жрецом, и верховным правителем, и верховным главнокомандующим, я не удивлюсь, если вдруг окажется, что его всюду сопровождали три сотни быстроногих всадников. Фараон, естественно, каждые три года умирал неестественной смертью и становился Осирисом, чтобы вновь родиться в новом теле и стать Гором.
Эта искусственная сансара тянулась до той поры, пока прикидывавшийся долгое время лодкой Ра Пта, гоняющий с утра до вечера по небесным просторам белого бычка Аписа, не показал жрецам свой язык – бога Тота, а тот не научил крестьян пахоте, а жрецов грамоте. Как до той поры живой Гор становился мертвым Осирисом – неизвестно, зато известно, что в исторические времена Анубиса надували жесточайшим образом, каждые три года подсовывая тому каменную куклу вместо фараона, вплоть до его путешествия к Анубису уже надлежащим образом выпотрошенным, забинтованным и просмоленным Осирисом. Короче говоря, в Египте проблема была решена, в нем восторжествовало многоучение, время обратилось вспять к эпохе Ра и пятилось еще тридцать веков.
Римский Сенат, собиравшийся на вершине Капитолийского холма у дуба Юпитера – бога, проливающего благодатный дождь на поля и разгоняющего громом тучи, видимо, прозревая в перспективе нечто подобное, не решился долее доверять спор о земном жребии богов самим богам. Еще при жизни последнего царя-Марса рядом с ним появился второй правитель, а последнее явление Квирина наблюдалось патрициями на Козьем болоте 5 июля 716 г. до н. э. По странному стечению обстоятельств это произошло именно в день, посвященный Юпитеру. Понтифики выторговали себе право проводить торжества в честь богов за счет казны, патриции получили эксклюзивные права на должности понтификов, Сенат получил право выбирать единственного правителя, правитель получил право умирать своей смертью, целлеров разделили на три центурии, и они стали всадниками – кавалерией, приданной основному роду римских войск – пехоте. Эпоха Сатурна пришла к завершению, началась новая эпоха – эпоха Юпитера, бога-громовержца, бога милующего и карающего, бога спасающего и губящего, эпоха Индры и Зевса, эпоха Перуна и Тора.
В последующие два столетия Сенат убедился в том, что даже правильное избрание правителя не избавляет того от соблазна отождествлять себя с самим Юпитером, а единовластие само по себе становится слишком большим соблазном. Последний римский правитель, продемонстрировав возможность и прихода к власти вопреки воле Сената, и необязательность для правления Римом самого Сената, отправил большую его часть искать лучшей доли в ином мире. Оставшаяся часть, не желая разделить участь коллег, низложила узурпатора, с той поры Рим праздновал уже два странных праздника – к бегству народа от царя, отмечаемому 5 июля, добавилось бегство царя от народа – 24 февраля.
С 24 февраля 510 г. до н. э. в Риме появилась и очень странная с нашей точки зрения конструкция власти: выборная исполнительная власть и назначаемая ею законодательная, а обе они с участием власти духовной, имевшей когда совещательный голос, когда решающий, составляли власть судебную. Магистраты, облеченные властью, избирались, как и посадники на вече, сроком на один год в комициях по трибам, куриям и центуриям, только лишь цензоры избирались на полтора года, но зато и избирались они раз в пять лет, в их полномочиях были назначения и отставки самих сенаторов, определение стоимости имущества граждан, от ее величины зависело распределение граждан по центуриям, куриям и трибам, и определение величины владений граждан на общинной земле. Прочие государственные обязанности, не требующие наделения их исполнителей особой властью, несли все, на кого указывал жребий.
Основным источником доходов римской казны была та самая достающаяся Сатурну десятая часть всего, что произрастало на принадлежавшей всей римской общине и находящейся во владении ее отдельных представителей земле, потому Сенат, отправив восвояси последнего римского правителя, с легким сердцем отказался от сбора налогов на собственность. В Новгороде, увы, подобного праздника не случилось, иные времена – иные песни: в земле Новгородской владение и становилось собственностью, подлежащей налогообложению, бог границ Термин забыл в ней отделить земли общинные от частных, новгородские сенаторы начали грезить о налоговой реформе только тогда, когда им выпал жребий стать основными налогоплательщиками, тогда, когда уже почти вся новгородская земля стала принадлежать им. |
|
Еще до основания Ромулом Рима, живущий на Яникуле двуликий Янус, каждое утро выпускающий попастись на небе Сола, бог дверей, входов и выходов, начал и концов, поставил у подножия Капитолия храм Сатурна. Сатурн снизошел к римскому народу и научил его пахать, сажать сады, возделывать виноград и возить навоз на поля. Благодарный народ с той поры и таскал Сатурну десятую часть всего, что выросло. В общем, обычная история, недоступная для понимания смертным. Всякий народ проходит через эпохи Сола, Януса и Сатурна или пропадает из числа топчущих эту землю, как пропали кельты вместе с передаваемой друидами из уст в уста и из рук в руки высочайшей технологией и глубочайшим, но не зафиксированным на письме пониманием этого бренного мира.
Янус – бог календаря и изобретатель ремесел, его жрецы (кстати, жрецы не чавкают, а воют) – по совместительству астрономы и хранители производственной магии, того, что мы теперь зовем технологией и инженерией, синоптики, социологи, юристы и футурологи. При Ромуле астрономы оказываются по другую сторону Тибра, но к тому времени в храм Сатурна уже переехала и казна, и социологи, и юристы, а вскоре и сам Янус поселится рядом с храмом Сатурна, Янус расстался со своими полномочиями, оставив за собой вечное право открывать калитку перед Солом утром и закрывать ее вечером.
В эпоху Сола в многочисленных жрецах еще не было нужды, достаточно было немножко астрономов и врачевателей, но обязательным было земное воплощение Сола. Самый удачливый, самый сильный, самый ловкий и мог им стать, достаточно было доказать свою удачливость, силу и ловкость – убить живого Сола, тогда тот становился Квирином – темным воплощением Сола, а убийца становился живущим на Палатине рексом племен воплощением его светлой ипостаси – Марсом. Возможно, при этом он еще и съедал сердце своего предшественника, его мозг и его печень: Сол – жестокий бог, но не менее жесток и Янус, превративший самого Сола в обычного белого бычка, бегающего по небу Марсом на запад и Квирином под землей на восток. Янус – последний бог, не обзаведшийся своими писцами, грамота – достижение следующего бога – Сатурна.
Как выражаются нонешние историки, именно в эпоху Сатурна и наступает период бифуркации, точнее, полифуркации, ибо в эту эпоху народам являются вилы с несколькими рогами, а виной всему жрецы, знакомые нам детки и ритуальные цари-рексы-правители.
Жрецы – носители важной для племени информации. Само кельтское слово "друиды", под которым у кельтов скрываются наши жрецы, означает "многоученые". В эпоху Сола того многоучения немного, оно передается всем из поколения в поколение, от старшего поколения – младшему, в жрецы попадают все еще не выжившие из ума, но неспособные к обычному труду старцы, они и заняты обучением подрастающего поколения, но в эпоху Януса объем информации растет, как тесто на дрожжах (попробуйте выучить наизусть Пятикнижие, а это – только малая часть того объема, что был необходим, чтобы стать жрецом) жречество становится профессией. Сами жрецы отбирают способных к обучению, и те пропадают для мира, становясь следующим поколением жрецов. Именно так и с той же целью – дать надлежащее образование, и сейчас в Бирме подбирают жрецов в буддийские храмы, теперь мы это называем "набирать монахов в монастыри" и жалеем отобранных.
Жрецам и царям положена охрана. У царя в Лакедемоне была личная гвардия из трех сотен вседников-гиппеев, князь Чарторыйский стоял во главе трех сотен "кованных", Ромул был окружен тремя сотнями конных целлеров… воля ваша, считайте эти три сотни историческими омонимами, тем более, что именно эти три сотни и назывались на Руси детьми, а гиппеев старше тридцати лет не бывало даже в те времена, когда они спешились и перешли таким образом из кавалерии в инфантерию. Конница до появления стремян, а в Европе они появились только в VI веке, на поле боя не могла тягаться с пехотой, единственное достоинство всадников – быстрота передвижения, потому в Риме эпохи царей они и назывались целлерами – быстрыми. Свою быстроту они доказывали регулярно: действительные целлеры с претендентами на их место играли в догонялки, если претенденты догоняли, целлерами становились они, прежние целлеры возвращались к своим пенатам, старый Марс превращался в нового Квирина, и восходил новый Марс – удачливый, сильный и ловкий глава новых целлеров. .
В эпоху Сатурна происходят резкие перемены во всей этой беготне. Во-первых, появляется собственность, а вместе с ней и письменность, во-вторых, на храмовых холмах-погостах в дополнение к обслуживающему персоналу храмов и царей появляются новые постоянные жители – делегаты пагов-общин, те самые, что собирают и возят десятую часть Сатурну, а заодно выявляют общую волю всех союзных пагов, будущие нарочитые обладатели отцов. В третьих, целлерам, кажется, надоело бегать, а Марсу обращаться в Квирина.
Письменность подрывала основу существования касты многоученых, целлеры стремились образовать свою касту, подобную уже давно существующей касте жрецов и новорожденной касте патрициев, главы семей которой образовывали новый институт – Сенат (ср. наши летописные "градские старцы") во всей полноте распоряжающийся средствами, собранными в храме Сатурна и к тому же обрастающей собственностью, как стриженые овцы шерстью, ну, а земному воплощению божества, естественно, хотелось воплощать его вплоть до своей естественной кончины. |
|
все зарегистрированные в РФ конфессии получат право собственности на здания и земли. В таком случае Русская православная церковь станет одним из крупнейших в стране собственников, а государство избавится от необходимости содержать культовые сооружения Ничто не ново под Луной. Римская Империя, запретив все коллегии, а затем обратив всю и доставлявшую прежде средства для содержания культовых сооружений, богаделен и школ публичную собственность, некогда бывшую во владении этих коллегий и муниципий, в государственную, сначала взвалила эту обузу на себя, а затем с удовольствием от нее избавилась, переложив эту ношу на плечи единственной коллегии, выжившей в Империи под личиной не требовавших утверждения Сенатом похоронных коллегий,– христианской церкви, ставшей к тому времени и единственной государственной религиозной коллегией, поглотившей имущество всех прочих религиозных и похоронных коллегий, впрочем, это – так, к слову. Слова, слова, слова… Что вам
говорит слово "дети"? А "боярские дети"? Ну да, боярские дети – дети
бояр, да только сами эти дети – не бояре: так называлась боярская
конница, складывавшееся, но так и не сложившееся сословие русских
рыцарей – детей боярских, сословие, погибшее вместе со своими боярами.
Наши дети – не исключение: кнехт-наемник – тот же ребенок, только
древненемецкий, найт-рыцарь – древнеанглийский, а итало-французская
"ребятня" превратилась со временем и вовсе в обозначение целого рода
войск – инфантерию.
А вот слово "детеск"-детский в XIII веке на Руси скрывало вовсе иных детей – сборщиков дани. К тем вооруженным детям они вовсе не имели никакого отношения, зато имели прямое отношение к глаголу "дети"- деть, положить, вот и собирали они положенное. То же "дети" дало название и новгородскому детинцу – месту, куда свозили детески собранную дань, но сами при этом в Новгороде они назывались емьцами или данниками, а то и борцами. К инфантильным воякам мы еще вернемся, а пока присмотримся ко всем понятному слову "патриции". Боюсь, эти "имеющие отцов", сводящие всех, кто не патриций, к ублюдкам рода человеческого, имеет к отцам такое же отношение, какое и наши борцы к единоборству.
Коль уж мы оказались в древнем Новгороде, посмотрим, не живут ли и в
нем наши патриции? Живут, и зовутся те патриции нарочитыми. Так же, как
и патриции, нарочитые имеют исключительное право занимать высшие
государственные должности, составляют некий "совет трехсот", весьма
схожий с римским Сенатом, и точно так же представляют собой замкнутое
сословие: нарочитые - значительные, отличные, именитые, но как никому
из римских сыновей своих отцов-непатрициев не удавалось стать "имеющим
отца", так ни одному именитому купцу и значительному князю не довелось
в Новгороде стать нарочитым.
Даль отмечает в тверских и псковских говорах "нарочить" – припасать,
готовить нарочно. Первые патриции, скорее всего, назывались так не от
существительного "patres", а от глагола "patro", то есть исполнителями,
и кажется, подобно патрициям, что стали вскоре после своего появления
на Палатинском холме единственными на земле детьми отцов, нарочитые
стали именитыми после того, как их начали припасать и нарочно
заготавливать, чтобы послать вместе с положенным и заготовленным
нарочно добром в детинец.
Живут в Новгороде и плебеи – житьи. Если почитать плебс "наполнителем" Рима, то и житьи – тот же наполнитель: живут они тут. Им тоже недоступны некоторые должности в городской администрации, как и плебеям в Риме, но в отличие от остальных, в Новгородской земле проживающих новгородцев, молодших, они имеют равные права с нарочитыми на прочие места и в судебной, и в административной, и в военной иерархии, более того, точно так же, как трибуны из плебеев в Риме, из житьих в Новгороде выбираются тысяцкие, ну, а вокруг Рима и в нем самом тоже живут молодшие – латины.
Совокупность патрициев и плебеев – граждане Рима, совокупность нарочитых и житьих – вятшие земли Новгородской. Точно так же, как в Риме торговля считалась презренным занятием и лишала торгующего прав гражданства, в Новгороде торговля была уделом молодших. Римские патриции и плебеи делились на три пага-общины, новгородские нарочитые и житьи – на три общины-конца. Думаете, это все совпадения в истории Рима и Новгорода?
История Рима началась в 753 г. до н. э., Новгорода – в 859 г. н. э., спустя примерно четверть тысячелетия после основания Рима, Сенат, так же, как и все прочие генеральные штаты и советы уитанов, избирающий и свергающий своих правителей – военноначальников и судей (это мы произвели их в цари, сами римляне называли их именно правителями), постановил основать на семи холмах республику, отказав в праве кому бы то ни было быть над республикой царем. Ну, и, как водится, освободил себя, а заодно и своих сограждан от налогов на собственность. Приблизительно через четверть тысячелетия после своего основания Новгород освободился от власти своего князя и тоже стал республикой. Поневоле пойдешь в фоменки или заподозришь летописца в плагиате анналов.
Впрочем, плагиат, да не совсем плагиат, точнее, даже совсем не плагиат.
Вече забыло объявить налоговую амнистию собственности и вспомнило о ней
только к середине XV века, аккурат к тому времени, когда новгородской
независимости оставалось существовать считанные годы. |
|
Имеет ли право чемодан претендовать на те вещи, что вы положили в него,
собираясь в дорогу? Имеет ли право почтово-багажный поезд С.-Петербург –
Мурманск на ту почту и тот багаж, что направляется в его вагонах в
Мурманск? Для разума, не испорченного Римским правом, сам вопрос кажется
абсурдным, а ответ очевидным, но само это право во многом и появилось
на свет, дабы дать вовсе неочевидные ответы на абсурдные вопросы.
Если в Законах XII таблиц V века до нашей эры зафиксированы нормы,
выработанные долгой практикой и призванные облегчить общежитие, такие,
скажем, как расстояние от посаженного дерева до соседнего участка,
нормы обычного права, то с развитием Римской государственности
законодательство все более отдаляется от этих норм и становится тем,
что и называется ныне Римским правом, правом не республики, а Pax
Romana, Римской Империи. Рождение Империи означало и переход граждан
Рима в новую категорию: они становились ее подданными. Империя
возвестила о своем рождении понятными подданным, но абсурдными с точки
зрения граждан законами, направленными на умаление их прав и расширение
прав Империи, на регламентацию частной жизни, вроде законов Августа о
безбрачии, и… на увеличение роли государства в социальном обеспечении.
Последнее уже являлось прямым следствием победы государства над союзами
граждан – коллегиями, прекрасно справлявшимися с перераспределением
излишков доходов своих членов в пользу бедствующих сограждан и
осуществлявшими на добровольной основе то, что императорам пришлось
сначала делать за свой счет, а затем, когда общая казна, эрариум,
окончательно слилась с казной императорской, фиском, за счет
добровольно-принудительных пожертвований и налогов.
Появление компаний, откупающих право сбора налогов и разрабатывающих
государственные рудники, занятых строительством кораблей и зданий,
перевозкой и реализацией товаров, даже возникновение профсоюзов и
страховых касс, религиозных сект и политических клубов вовсе не
является приметой нового времени, все эти компании, союзы, секты, клубы
существовали еще в Древнем Риме. Вплоть до последнего столетия,
предваряющего нашу эру, всякое объединение граждан Рима в любые
коллегии было делом самих граждан, собственно, и сам Рим тогда
представлял собой такую же коллегию, он был общим делом, общим
достоянием, республикой, вещью общества.
Больше всего нарождающуюся Римскую Империю беспокоили религиозные
коллегии, те самые, что и занимались благотворительностью. Эти коллегии
благодаря мудрой политике официального Рима постепенно превращались в
политические клубы, потому под предлогом охранения национальной
нравственности в 64 году Сенат присвоил себе право распускать вредные
для общественного порядка коллегии по представлению магистратов. Уже к
58 году выяснилось, что общественный порядок более страдает от
отсутствия запрещенных коллегий, нежели от дел, творимых прежде внутри
этих коллегий – запрещенные было коллегии вновь были разрешены. Через
два года Сенат вновь прибег к закрытию ряда коллегий по представлению
магистратов, на сей раз, уже не скрывая за общественной моралью мотивов
преследования коллегий, те уже официально запрещались за свою
политическую деятельность.
Радикал Цезарь и к вопросу существования коллегий подошел
радикально: он запретил их вовсе, но уже Август вновь разрешил их
деятельность, только отныне все вновь создаваемые коллегии должны были
испрашивать позволения на свое существование у Сената. Этот порядок
распространился и на все прочие союзы граждан, в итоге всем компаниям,
коллегиям, союзам, профсоюзам и кассам, кроме похоронных, требовалось
разрешение Сената на свое существование. Без разрешения Сената все эти
компании и союзы не могли теперь ни отстаивать в суде интересы своих
членов, ни нормально осуществлять свою деятельность.
Обретением же субъектности имущество, накопленное в одном месте,
обязано христианской церкви. Именно она первой получила статус
телесности (corpora), а вместе с ним и право распоряжения имуществом,
прежде находившемся в общей собственности своих прихожан. Этот статус
сначала получают подпавшие под церковное управление благотворительные
учреждения, а затем и сами епископии, положив начало всем прочим
корпорациям – вещам, имеющим право претендовать на обладание иными
вещами, право, прежде принадлежавшее исключительно лицам. Физическим. |
|
Источник всех
материальных ценностей – труд. Все, что замышляется и воплощается людьми в то,
что способно приносить им пользу – стоимость человеческих трудов. Вмешательство
государства в экономику всегда приводит к разрушительным для нее последствиям.
Если оно увеличивает налоги, рынок приходит в упадок, потому что новые налоги
лишают торговлю прибыли, а торговцев надежды, собираемые государством налоги не
увеличиваются, а сокращаются. Если оно в
ответ начинает отнимать собственность, состоятельные люди нанимают охрану, а их
богатства оказываются за границами государства.
Попробуйте с ходу назвать автора и время создания этой
концепции. Нет, это не Маркс и не Бакунин, это Вали ад-Дин 'Абд ар-Рахман ибн
Мухаммад ибн Халдун, некий философ XIV века. То, что было понятно еще
шестьсот лет назад, ныне все еще не осознано ни государством, ни его поддаными.
Косвенные налоги создали королей и их армии, королевства и
империи, создали их внутренний рынок, национальную валюту и национальное
государство, отделившееся своими границами от общего рынка. Налоги создают и
поддерживают иллюзии о всемогуществе государства, о его правах, обязанностях и
возможностях. Само государство, находясь в плену той же иллюзии, пытается
решать свои проблемы с помощью налогового регулирования, но результаты этого
регулирования большей частью превосходят все ожидания регулирующих: решенная проблема
оказывается ничтожной по сравнению с размерами и количеством новых проблем,
вызванных этим регулированием.
В 1156 г. Генрих Плантагенет обложил церковные земли, как
земли, коим не пристало поставлять воинов, щитовым сбором – налогом, идущим на
содержание королевской наемной армии. Этот налог постепенно распространился и
на младших отпрысков баронов – малоимущих дворян, чьи земельные наделы не
дотягивали до пяти гайд – минимального земельного надела, с которого еще со
времен Альфреда Великого поставляли в армию Англии одного воина со снабжением. Ричард
Львиное Сердце в 1196 взял щитовой сбор со всех баронов, освободив их от
военной обязанности. Налог постепенно становился все регулярнее и распространился
почти на все свободное население Англии. Наконец, Иоанн Безземельный повысил
этот налог втрое и стал собирать его ежегодно. Налог, вместо укрепления
королевской армии и власти, сплотил всю нацию и привел к появлению на свет
Великой Хартии.
Англия XIII века несколько отличалась от Магриба века XIV: в Англии не было нужды нанимать
охрану состоятельным людям, потому что со времен Генриха Плантагенета оружие всякий
свободный англичанин обязан был иметь при себе, и за границы государства его
богатство не могло уйти вместе с ним – все его богатство заключалось в его земельном
наделе.
Освобождая инвестиции от налогов, государство вовсе не
поощрило своих подданных вкладывать свои доходы в торговлю и производство, это
освобождение лишь создало иллюзию увеличения национального валового дохода благодаря
росту цены национального Биг Мака, а доходы устремились на вторичный
инвестиционный рынок – биржу, поднимая курс акций. Разница между налогом на
корпоративную прибыль и подоходным налогом, должная, не повредив росту
экономики, нивелировать разницу в доходах подданных и облегчить участь
неимущих, на последней не сказалась никоим образом, поскольку почти вся эта
разница досталась корпорациям и большей частью оказалась все там же – на бирже,
уничтожив и остатки реальности в отражении биржей ценности товаров и уровня
капитализации.
Еще один побочный эффект от этих налоговых упражнений – концентрация
прежде принадлежавшего частным лицам капитала в руках фикции – юридических лиц.
Пока еще за этими юридическими лицами скрывается менеджмент банков и корпораций,
но события могут развиваться и таким же образом, каким они развивались в
России, начиная с создания в 1912 г. синдиката банков во имя спасения
российской промышленности и поддержания курса акций российских предприятий.
Если верить ибн Халдуну, заканчиваются все подобные истории весьма плачевно:
Итогом вмешательства государства в экономику может быть только его гибель. Его ждет либо завоевание, либо распад на множество мелких государств. Впрочем, любому государству определен свой срок, и ни одному не суждено избежать кончины. Ее можно ожидать в скором времени после того, как государственные люди начинают стремиться к роскоши, это стремление приводит к росту поборов, удорожанию всех товаров и разрушению экономики. Государство, появившись на свет в силу определенных обстоятельств, гибнет уже от обстоятельств, им же и созданных. |
|
Помните? Центральный банк дает кредиты национальным банкам для того, чтобы те могли кредитовать всех прочих. Львиная доля этих прочих вместе с эмитированными Центральным банком деньгами оседает на рынке финансовом. Как только финансовые инструменты, прежде поглощавшие все большее количество эмитированных Центральным банком денег, прекращают свой рост, начинаются трудности с возвратом кредитов сначала у этих прочих, а затем и у тех банков.
Падает спрос на кредиты, эмиссия сокращается до минимума, но ведь прибыль Центрального банка и берется из его же собственной эмиссии, иного эмитента в национальном государстве не существует. Банки, чтобы расплатиться с Центральным банком, вслед за прочими агентами рынка пытаются извлечь деньги из принадлежащих им активов, еще более приближая их цену к той самой цене продукта и капитала. Эмитированные Центральным банком деньги медленно, но верно возвращаются к своему источнику, за кризисом ликвидности все явственнее проступает призрак надвигающейся дефляции.
В принципе, все лишние деньги, эмитированные Центральным банком, в конце концов, вернулись бы к нему, не нанеся ни малейшего вреда реальной экономике, поскольку в ней и остались бы только те деньги, что обеспечивают оборот, кабы не два обстоятельства: во-первых, финансовый рынок всеми правительствами и Центральными банками считается важнейшей частью национальной экономики, а во-вторых, и производство, и торговля ныне тоже зависят от финансового рынка.
Бывали и такие времена, когда акционерные общества создавались частными лицами, вносившими свои сбережения в уставной капитал. Дело велось на собственные доходы, а банк для текущих расчетов предоставлял обществу кредитную линию, исходя из оборота на счете общества в этом банке. Когда были необходимы новые средства, общество привлекало их, выпуская в свет новые акции или облигации, а единственное, что интересовало акционеров – прибыль на акцию. Именно распределенная по акциям прибыль и являлась мерой эффективности предприятия, акции росли и падали в цене в зависимости от этой прибыли. Рынок – сам себе калькулятор: если средняя доходность на вложенный капитал, скажем, 10%, то акция номиналом в 10 долларов, приносящая доход ее обладателю 2 доллара, стоила на рынке уже не 10, а 20 долларов.
Так было, пока правительства не озаботились социальной и экономической справедливостью и не обложили получателей прибыли прогрессивным подоходным налогом. Пока он был меньше, чем налог на нераспределенную прибыль акционерных обществ, акционеры голосовали за распределение всей прибыли, что не являлась необходимой для деятельности самих обществ, но правительства, проявляя заботу о своих гражданах, не являвшихся акционерами, стали изымать из доходов акционеров и по 75%. Естественно, акционеры стали голосовать за оставление большей части прибыли на рефинансирование обществ, где налоги съедали максимум 35%. Да, такие налоги уже мало где остались, но именно эти налоги да еще разница в налогах на прибыль от кредитования и торговых операций и породили еще одну инфраструктуру.
Ту часть прибыли, что акционеры, изымая из своих текущих доходов, накапливали в капитале своего предприятия, оно уже просто не могло переварить, выход из создавшегося положения был один – приобретение на свободные средства акций, поскольку это принималось государствами за инвестиции, а те были свободны от налогов, при этом был утрачен и рыночный механизм определения цены акций, калькулятор сломался. Уровень капитализации стали определять аудиторы и рейтинговые агенства, доходность самих акций уже никого не интересовала, интерес стала представлять исключительно их курсовая цена, точнее, ее рост, отраженный в ежеквартальных отчетах самих компаний об увеличении своей прибыли.
Основным способом увеличения капитализации стало поглощение иных компаний, не столь проворных в составлении отчетов, а средства для их приобретения большей частью занимались у банков под залог своих акций. Точнее, даже не совсем занимались – это была продажа с последующим выкупом – точь в точь та же операция, что проводили в свое время мусульманские менялы, стремясь обмануть самого Аллаха. Цель банков и компаний была более прозаической – оптимизировать свои налоги, впрочем, вскоре на тот же путь вступили и центральные банки, требуя от банков национальных в залог все те же акции.
Менеджмент компаний постоянно аккумулировал собственные акции, чтобы расширить свои кредитные возможности, банки те же акции – чтобы гарантировать возврат кредитов, центральные банки – чтобы снизить масштабы эмиссии. В итоге от акционеров капитал перетекает к менеджменту, от него к банкам, от них к банкам центральным. От прежнего капитализма нам остаются одни лишь только необеспеченные претензии.
|
|
В августе 1998 г. американский Биг Мак стоил 2 доллара 40 центов, в августе 2008 уже 3,57. Цена Биг Мака за десять лет выросла почти в полтора раза, или, что то же самое, покупательная способность доллара упала в те же 1,5 раза. А теперь умножим 11 долларов (8 августовских 1998 г. долларов за баррель – такая же временная аномалия для цены на нефть, как и 150 долларов августа 2008) на 1,5 и мы получим 16,5 долларов за баррель сырой нефти – ту цену, что и запрашивали бы в августе 2008 г. производители нефти, если бы та не превратилась в финансовый инструмент.
Единственный критерий, которому должен соответствовать финансовый инструмент – прибыль от его использования должна быть намного выше инфляции. Чем успешнее финансовый инструмент, тем больше денег он аккумулирует, чем быстрее растет прибыль от его использования, тем меньше финансовый инструмент связан с его реальной основой – ценой производства товара и ценностью его для потребления.
Заканчивается бурная жизнь любого финансового инструмента одинаково: реальный рынок отказывается от потребления товара, ставшего успешным финансовым инструментом. Непосредственные потребители той нефти, контракты на поставку которой заключались в августе 2008 г., получили ту же нефть по уже вполне комфортной цене в 60 долларов за баррель, но воспользоваться этим они не смогли, поскольку продавцы нефти вынуждены были компенсировать свои убытки в 90 долларов на каждой бочке нефти, изъяв их из другого финансового инструмента – акций тех самых потребителей сырой нефти…
Начиная с 2000 г. производство нефти растет гораздо меньшими темпами, чем оно росло при цене менее 20 долларов за баррель, в США в последнее время производство даже не росло – сокращалось. Рост производства отражал действительную потребность рынка в черном золоте, но рост его цены – потребности рынка финансового. Рынок, порожденный резким увеличением поступления в Европу драгоценных металлов и служивший при своем рождении лишь аккумулятором денег, не нужных для оборота реальному рынку товаров и услуг, превратился со временем в паровой котел самой примитивной конструкции. Давление пара в этом котле постоянно нарастает вплоть до той поры, пока не превысит возможностей связанных с ним механизмов, призванных извлекать из этого давления полезную работу – производства и потребления, затем срабатывает предохранительный клапан, выпуская большую часть пара в свисток, при этом и производители, и потребители оказываются на грани выживания – механизмам не хватает пара
Вместо того, чтобы ликвидировать этот ненадежный и опасный котел, мы постоянно чиним его клапан, обвешивая сам котел все большим количеством датчиков и регуляторов, призванных ограничить давление в котле разумными на наш взгляд пределами, но клапан неизбежно всякий раз срабатывает, и лишь свисток с каждым разом становится все громче.
За последнюю четверть века мировой продукт вырос в четыре раза, а денежная масса в сорок. Лишние деньги ищут себе применение и находят его в необеспеченных кредитах и претензиях на претензии, выпускаемые в свет претендующими на иные претензии… В дело идет все, что может служить финансовым инструментом, пока не потребуются изъятия реальных денег из этих инструментов: все претензии в конечном итоге упираются в цену реального продукта или капитала и скукоживаются до истинных размеров цены продукта и капитала, начинается кризис ликвидности. |
|
Китай вернулся в XV столетии после своего финансового кризиса к серебряному стандарту, став начислять налоги только в мерных серебряных слитках. Нам, увы, не доступен ни золотой, ни серебряный, ни даже биметаллический стандарт: слишком мало на свете золота и серебра, чтобы обеспечить всю мировую экономику своими запасами. В металлический стандарт теперь можно только играть и играть только всем миром, исключив из этой игры национальные интересы, то есть национальные налоги, проявляющиеся в разной стоимости одного и того же металла одинакового веса в разных государствах, налоги, от удельного веса которых в национальном валовом продукте зависит курс национального Биг Мака.
Суть игры в золотой стандарт – постоянство денежной массы в обращении, а это означает, что необходимо не множество эмитентов частных денег, не ответственность эмитента, а его отсутствие: деньги должны стать тем, ради чего они и появились на свет – они должны стать средством платежа, а не инструментом эмитента и государства, они должны стать примерно таким средством обращения, что имеет хождение в системе платежей Е-динар.
Система платежей в глобальной экономике просто обязана стать глобальной и базироваться на своей собственной валюте, исключающей влияние государств и банков, стать примерно такой, что заводили для своих внутренних расчетов между купцами и государствами банки Венеции, Антверпена и Амстердама. Тогда распространение такой системы платежей было ограничено одним банком, ныне уже существует техническая возможность распространить подобную систему на весь мир.
Первая в мире прямая трансляция была трансляцией по телефону концерта из львовского концертного зала Руссия: в 70 км от зала слушатели внимали голосам ведущих львовских солистов, доносящимся до них из рупоров еще в 1881 г.. По телефонной линии царская семья уже в следующем году слушала в Гатчине прямые трансляции из Мариинского театра, а, начиная с 1906 года, сам Николай Александрович слушал трансляции заседаний в Думе.
Стараниями Тивадара Пушкаша в 1883 г. в Будапеште появилась "Телефонная газета". Газета знакомила своих подписчиков с городскими новостями и биржевыми сводками, а по вечерам угощала их музыкой. Все фантасты уже предвкушали появление проводного телевидения, видеофона, обучающих и развлекательных телефонных программ. Увы, всему этому не суждено было сбыться: существующая проводная телефония вполне отвечала требованиям к ней ее собственников – телефонных компаний.
Проводной телефон упустил возможность дать начало голосовым газетам, телевизору, видеофону и множеству иных вещей, о которых мы пока не знаем, или уже употребляем их, не догадываясь, что толчком к их появлению мог стать телефон с его проводной связью, подобно электрической лампочке, пришедшей в каждый дом вместе с проводами, и спровоцировавшей появление множества приборов, подключенных к этим проводам. Для реализации всех этих проектов потребовалось ждать развития иной инфраструктуры – радио.
Мобильная связь вполне может стать нашим инструментом для связи с гипотетической пока глобальной платежной системой, не выпускающей в обращение все новые и новые электронные монеты, а телефон – нашим кошельком, тогда и начнется бегство из национальных валют в валюту глобальную, не подверженную инфляции и принимаемую к оплате во всем мире. Если мобильная связь не станет этим инструментом, то ее заменит иная, еще неизвестная нам инфраструктура и, подобно самой мобильной связи, вытесняющей проводную, вытеснит в свою очередь из употребления и ее.
Возможно, эта провоцирующая дефляцию роста система платежей возникнет и из частных денег, такой путь отсрочит ее появление еще минимум на столетие, пока в конкуренции не выживут самые стабильные деньги – деньги, не увеличивающиеся в количестве, но гораздо проще договориться о создании новой платежной системы и новых денег так же, как в свое время договаривались эмитенты кредитных карточек, ибо постиндустриальная экономика – экономика кооперации, а не конкуренции. |
|
В Дании социальное обеспечение полностью финансируется из датских налогов. Правда, и в Дании уже сообразили, что прямые переводы правительства гражданам – дело малоэффективное: деньги по прежнему собирает правительство, но трансферты теперь отправляет для дальнейшего распределения уже поближе к месту жительства нуждающихся.
Любые налоги – вычет из наших доходов, предназначенный для потребления другими, но, поскольку и национальные производители тоже платят те же налоги, то и цена товаров подрастает на их величину, а значит, увеличивается и цена национального Биг Мака.
Если зависимость цены Биг Мака от уровня налогообложения существует, то она должна обнаружиться в результате элементарных расчетов. Цена Биг Мака в Соединенных Штатах в августе 2008 года была 3 доллара 57 центов, а доля налогов в ВНП США составляла около 28%, вычтя из американского Биг Мака эти 28%, мы получим и примерную космополитическую цену Биг Мака – 2 доллара 57 центов. Цена датского Биг Мака – 5 долларов 95 центов, значит, 57% от датского ВНП – это налоги, что, в общем, близко к истине.
Предположим, что сумма всех датских налогов составляет половину от ВНП, казалось бы, один датчанин тогда вынужден зарабатывать на два Биг Мака, чтобы съесть только один, иными словами, покупая один Биг Мак, он должен оплачивать производство двух, но ведь и цена датских Биг Маков сложена из датских доходов и налогов, значит, в цене каждого проданного Биг Мака скрыт еще один Биг Мак, то есть цена того Биг Мака, что покупает один датский налогоплательщик у другого, вырастает вдвое, а тот, кто покупает свой Биг Мак по двойной цене на полученные от государства деньги, получает свой Биг Мак и вовсе бесплатно.
Кажется, древние римляне поступали куда более разумно, предоставляя свои бесплатные Биг Маки всем нуждающимся
Что означает это удвоение цены Биг Мака для национальной экономики? То, что производство Биг Маков становится выгоднее за пределами той страны, где цена его производства слишком велика, и если импорт горячих Биг Маков – предприятие в достаточной мере абсурдное, то импорт всего прочего, действительно, начинает преобладать над экспортом.
Национальное производство сокращается, а национальный производитель начинает искать место для переноса своего производства в те страны, где цена Биг Мака меньше его космополитической цены: в те страны, где доля налогов в ВНП не столь значительна, а структура потребления не так развита, в страны с нищенской зарплатой и низкими налогами. Национальный валовый продукт уменьшается, зато растет импорт, возмещающий отсутствие национальных товаров.
Государство компенсирует переезд производства со своей территории переносом налогов с доходов на потребление, увеличивая внутренние косвенные налоги, такие, как НДС, налог с продаж и акцизы на ряд товаров. Национальный валовый доход при этом если и не растет, то сохраняется на прежнем уровне, потому кажется, что налоговая нагрузка на национальную экономику от замещения производства импортом даже уменьшается.
Уровень цен подрастает на величину налогов, вместе с ним растут и зарплаты, реальное количество денег в казне не увеличивается, косвенный налог, прибавляется к цене товаров, а новые цены и зарплаты уменьшают покупательную способность национальной валюты на внутреннем рынке, курс национального Биг Мака растет.
Вместо получения государством новых доходов увеличение налогов просто приводит к внутренней инфляции национальной валюты и дальнейшему бегству производства от увеличивающихся издержек. Современная Европа оказалась в налоговом тупике. Национальная экономика не замечает налогов, связанных с доходами и товарами, просто пропуская эти налоги сквозь себя. Все налоги бегают по кругу, поднимая цены и создавая иллюзию роста национального валового дохода.
Если вам нравится платить дважды и вдвое за один Биг Мак, чтобы предоставить государству возможность в случае необходимости вас лечить и платить вам пенсию, то вы живете, по крайней мере, в Дании, но пользоваться деньгами, покупательную способность которых центральный банк и правительство постоянно уменьшают инфляцией и налогами, кажется, никому, даже датчанину, не должно прийтись по нраву. |
|
Кооперация – то, с чего и начиналась история человечества. Современная экономика приходит в тупик, пытаясь разрешить те задачи, что легко решала соседская кооперация. Существование соломенных крыш – символа английской деревни, ныне находится под угрозой из-за дороговизны и самой соломы, и работ по их перекрытию. Прежде солому собирали по всем окрестным полям, а перекрывали крышу всей деревней. Всей деревней не только перекрывали крышу соседского дома, но строили и сами дома. Взаимопомощь, сотрудничество было условием выживания общины.
Так ныне и сейчас строят себе дома многие европейцы, только теперь вместо своей физической силы они вкладывают в чужое строительство свои сбережения. Построив кому-то половину дома, они и сами получают право на такую же помощь, получая дом себе и затем строя оставшуюся половину еще кому-то. Именно так с соседской точки зрения выглядит работа сберегательно-строительных касс: накопив в ней половину стоимости строительства вашего дома, вы получаете от кассы на вторую и продолжаете платить, пока не выплатите всю сумму полностью. Ваш дом полностью строится на чужие взносы, а ваши покрывают строительство домов соседей по кассе.
Взяв в свои руки определение необходимых на общие нужды трат и сборов, государство так и не научилось этого делать, оставляя все большую часть сборов для трат на сами сборы и определение их количества. Государство становится все более дорогим и все менее эффективным, перекладывая то, что оно само изъяло из ведения общин, на плечи населения, население сначала само организуется в знакомые ему еще по погосту соседские кассы, призванные так же, как строительные кассы, облегчить поиск средств на насущные нужды, затем государство изымает у этих касс часть средств налогами и инфляцией, а после этого берет дело организации касс в свои руки. Оно превращает кассовые паи в еще один налог, и оказывается, что прежде хватавших на все средств не хватает на самое необходимое. Так ли необходимое?
Финляндия, попав в тяжелейшее экономическое положение после распада Советского Союза, бывшего ее основным торговым партнером, вынуждена была намного сократить все свои государственные программы, в том числе и медицинские. Под раздачу попали больницы, в прежних объемах осталось лишь финансирование первичной медицинской помощи. На здоровье населения закрытие больниц и уменьшение количества больничных коек никак не отразилось.
В 1918 году в России все больничные кассы вместе с их сборами, больницами и санаториями попали в распоряжение Народного Комиссариата Здравоохранения, уже к 1921 году выяснилось, что работа касс и по сбору средств, и по контролю за лечением была намного эффективнее Народного Комиссариата, кассы вновь заработали, обеспечив к 1926 году 70% расходов на все здравоохранение в стране, составлявших примерно ту же долю ВВП, что и в европейских странах. Кассовые больницы по оснащенности оборудованием и квалификации персонала находились на уровне, сопоставимом с уровнем лучших европейских клиник, и стали после очередной реорганизации нашего здравоохранения недоступными для прочего населения ведомственными больницами, а их санатории были переданы профсоюзам.
Наши фонды творческих работников, в ту же пору слитые с их новоявленными профсоюзами, тоже были некогда подобными кассами, обеспечивающими своим пайщикам эффективное лечение, организацию отдыха и достойное обеспечение в старости, то, что государство, взяв денежные потоки и связанные с ними обязательства на себя, так и не смогло обеспечить никому. Население стареет и бедным государствам все больше средств приходится направлять на пенсии и лечение пенсионеров, настолько больше, что оно боится рухнуть под тяжестью этих средств.
Повторяется та история, что произошла в 1741 году в России, когда государственная медицина, прежде бывшая медициной церковной и монастырской, пребывавшей на все тех же бывших погостах и существовавшей на средства окрестного населения, не просуществовав на казенный счет и ста лет, не смогла выдержать натиска болящих, отправив их лечиться по месту работы: указ Анны Леопольдовны обязал заводчиков и фабрикантов открыть при заводах и фабриках больнички и лечить работников из своих средств. Теперь к болящим присоединяются еще и нетрудоспособные по старости.
Восемь долларов, сэкономленных нынешним пенсионером сорок лет назад в начале его трудовой деятельности, в 2008 году стоят столько же, сколько сорок лет назад стоил один доллар. Если бы в экономике США не было инфляции, то сейчас, если вспомнить, что автомобили за это время подешевели вдвое, покупательная способность тех же сэкономленных восьми долларов, была бы эквивалентна, по крайней мере, шестнадцати долларам. Вам не кажется, что в этом, в постоянной инфляции и кроется секрет неэффективности любого способа пенсионного накопления и перераспределения? |
|
Операция по сколачиванию банковского синдиката, скупающего акции отечественных производителей, начатая российским Госбанком в 1912 году, явилась продолжением уже существовавшей тенденции к концентрации производства и капиталов, правда, за тридцать лет до появления банковского синдиката осуществлялась эта концентрация несколько на иных началах.
В 1882 году частные рельсопрокатные заводы, дабы не мешать друг другу на оживленном рынке строительства железных дорог, образовали свой сбытовой кооператив – Союз рельсовых фабрикантов. Кооператив определял насущную потребность в рельсах, диктовал стандарты качества, а единая отпускная цена, тендерная цена приобретения и соответствие количества проката потребности в нем железных дорог, точно так же приводили неэффективные предприятия к банкротству, как и прямая конкуренция на свободном рынке, при этом не допуская производства рельсовых излишков.
Вслед за рельсовыми фабрикантами объединились и фабриканты рельсовых скреплений, за ними фабриканты проволоки, сахарозаводчики… К концу века уже почти не осталось фабрикантов, не состоявших в одном из множества синдикатов. Синдикатов, именно так, на греческий манер, принято переводить латинский "кооператив", когда речь заходит об объединении усилий не населения, а фабрикантов.
Фабриканты и акционерные предприятия для своего развития и расширения производства при золотом рубле предпочитали выпускать не новые акции, расширявшие круг претендентов на прибыли и управление, а облигации – бумаги, дающие их обладателю право на определенный заранее процент от их стоимости. Это было еще одной причиной падения курса акций: несмотря на их возраставшую фактическую капитализацию, рыночная капитализация, связанная только с выплатой процента по акциям, уменьшалась.
В начале следующего века к процессу синдикации подключились банки, скупавшие еще более подешевевшие в результате кризиса 1900-1903 годов акции промышленных и добывающих предприятий во всех отраслях, создавая уже не синдикаты, а концерны из приобретенных ими предприятий, объединяя не только сбыт продукции, но и ее производство, и капиталы предприятий, и добычу сырья. В отличие от синдикатов, каждому предприятию концерна выделялись квоты на производство и добычу. Под вывеской прежних союзов фабрикантов теперь скрывался механизм по оптимизации прибыли банков.
С 1902 года, времени создания Союза по продаже черного металла Продамет, Союзом не было открыто ни одного нового крупного предприятия: концернам был выгоден дефицит отечественного производства, поставки из-за рубежа поднимали цены и на их продукцию. Группа братьев Нобель, контролировавшая 45% добычи российской нефти и препятствующая разработке новых месторождений в Ухте и Грозном, добилась в условиях действия золотого стандарта повышения цены на нефть с 6 копеек за пуд до 38, цена росла не только из-за увеличения спроса, но и в связи с падением добычи сырой нефти.
Промышленный капитал, капитал торговый и капитал банковский, слившись воедино, образовали финансовый капитал, с началом войны слившийся и с государственным капиталом, банкиры пришли в правительство распределять ресурсы и рабочую силу, загнав Россию в инфляционный штопор и образовав все предпосылки для появления на территории Российской Империи Советского Союза с его плановой экономикой. Не те же ли самые процессы происходят и в России нового тысячелетия?
В кризисном 1903 году, через десять лет после начала строительства, началось регулярное движение по Транссибирской магистрали. Семь с половиной тысяч километров железной дороги были построены восемью тысячами рабочих, объединенных в строительные артели – те же кооперативы, только названные на этот раз по русски.
Думаете, артели – это наше далекое прошлое? Артели Вадима Туманова за время своего существования с 1956 по 1987 год намыли 400 тонн золота. Это были уже высокомеханизированные артели, берущие золото там, где госпредприятия оказались бессильны. После уничтожения государством кооператива "Печора", объединявшего золотодобывающие артели, Тумановым был организован кооператив "Строитель". 500 человек в кризисных условиях конца восьмидесятых и всех девяностых годов построили более тысячи километров дорог. Сейчас это уже, действительно, прошлое: вместо кооператива теперь действует ООО "Промышленно-Строительный Кооператив Строитель". Нынешняя Россия кооператоров не признает. |
|
Никейский собор запретил взимание процента за предоставляемые ссуды, явно находясь под влиянием Аристотеля, утверждавшего, что "деньги не рождают деньги", поскольку фразу Писания "взаймы давайте, не ожидая ничего", можно толковать по всякому, что и продемонстрировал впоследствии папа Лев Х. Для мусульман же эту фразу, кроме Аристотеля, подтверждавшего ее толкование в духе Никейского собора, разъяснил и истолковал еще и сам основатель ислама, пророк Мухаммед, утвердивший ростовщичество одним из семи смертных грехов.
Бедным мусульманам оставалось либо грешить, либо притворяться, что они не дают деньги в рост, а покупают дешево, чтобы потом продать дорого, этакие мусульманские сделки репо – продажа с обязательством последующего выкупа проданного в определенный срок, что, впрочем, исламом тоже не поощряется: он признает праведными только сделки, преумножающие количество благ, как выражаются нынешние либералы. Благодаря пророку Мухаммеду и отсутствию в исламе Церкви с ее иерархом-императором эти принципы экономики – запрет ростовщичества и умножение количества благ, сохранились и до наших дней, испортив загробную жизнь и прижизненную репутацию не одному поколению мусульманских ростовщиков.
В 1963 г. в египетском Майит Гумре была открыта первая в мусульманском мире ссудосберегательная касса, действовавшая по тем же принципам, что и подобные ей европейские разновидности кредитных кооперативов, за одним исключением: ссуды, выдаваемые кассой своим пайщикам, были безпроцентными. Откуда касса брала средства на свое существование? Из прибыли от инвестиций в промышленность и торговлю, что поощрялось и самим Мухаммедом, часть этой же прибыли выплачивалась и пайщикам кассы пропорционально их вкладам. Процент? Если процент по вкладу может быть отрицательным, а такое вполне возможно, если все инвестиции кассы принесут ей убытки, то, пожалуй, и процент, но только процент не на сами вклады, а на их часть, вложенную в промышленность и торговлю, и полностью зависящий от успехов и неудач промышленности и торговли.
Как и в свое время в Европе, в Египте из одной кассы через четыре года выросла целая банковская сеть, но Египет, следуя в фарватере Советского Союза, строил социализм и Асуанскую ГЭС. Основатель кассы в Майит Гумре и сети египетских банков, работающих по принципам Шариата, Ахмад ан Наггар покинул Египет и перебрался в Судан после того, как президент-социалист Гамаль Абдель Насер, поддерживаемый своим вице-президентом и председателем Национального собрания Мохаммедом Анваром ас Садатом, в 1967 году национализировал капиталистическую, да к тому же еще и исламскую банковскую сеть, естественно, чтобы улучшить положение ее вкладчиков. В Судане Ахмад ан Наггар продолжил свои начинания, исламские банки начали действовать и в Судане, а затем, последовав за Ахмадом ан Наггаром, и в Саудовской Аравии.
В 1970 г. было завершено строительство Асуанской ГЭС, и Анвар Садат, ставший президентом после кончины Абдель Насера, в 1971 г. приглашает ан Наггара в Египет строить новую банковскую сеть. Исламские банки в семидесятые годы появляются в Египте, в Кувейте, в Дубайи, в Пакистане, в Иране, в Турции, на Кипре… Пакистан, Иран и Судан полностью перевели свои финансовые системы на работу по правилам Шариата. Пока христианские экономисты скептически взирали на исламские банки и предрекали им скорый крах, не представляя себе кредитов без процента, те расширяли свою деятельность и ежегодно наращивали свои активы на 15%. Заканчивается эта история тем, что мусульманские банки появляются и Европе, и в Америке, а европейские и американские банки заводят у себя отделения, работающие по принципам, принятым в исламских банках.
Исламские банки хороши для тех, кто предпочитает умеренный риск своим капиталом ради его роста, но сейчас мы все вынуждены предпочитать риск, ведь если капитал не растет, то его медленно съедает инфляция – рост капитала стал условием его сохранения.
Наша европейская цивилизация мнит себя центром вселенной и полагает, что все открытия, используемые в финансовой практике, принадлежат ей. Так, принято считать, что банковское дело завелось в Италии, что подтверждает и почти вся банковская терминология, странно звучащая в нынешнем англоязычном мире финансов. На самом же деле, еще во II тысячелетии до нашей эры вавилонские банкиры принимали вклады, выписывая векселя, кредитовали купцов и проводили безналичные расчеты; за полтысячелетия до нашей эры Тир и Сидон являлись финансовыми центрами всей финикийской торговли, точно такими же, какими для европейской торговли стали потом Антверпен и Амстердам; бумажные деньги впервые появились на родине бумаги – в Китае в VIII веке, в начале X они стали национальной валютой и вплоть до XIV века подлежали размену на золото, а уже в следующем столетии были выведены из обращения из-за поразившей Китай инфляции. Наши неразменные бумажные деньги тоже существуют уже почти столетие, и, кажется, нам предстоит повторить китайскую историю.
Европа проспала появление на ее же земле новой финансовой инфраструктуры и смотрит на исламские банки, как на нечто, принадлежащее исключительно мусульманскому миру. Боюсь, ислам к нам придет не с Джихадом, а с исламскими банками: современные банки потеряют всех своих вкладчиков потому, что своих исламские банки кредитуют без взимания процента, участвуя в прибылях и убытках кредитуемых ими предприятий. Западные банки, может быть, и сумеют перестроиться, но Россия уже страхует себя от этой исламской напасти, запрещая кому бы то ни было выдавать беспроцентные ссуды. |
|
Может показаться, что существует в этой мультипликационной карусели некий изъян: центральный банк, в конце концов, получает свои деньги назад, да еще и с прибылью, банки и их вкладчики тоже, а откуда же берется эта прибыль? Во первых, кредитование национальных банков осуществляется центральным банком постоянно, один цикл мультипликации накладывается на другой, и общее количество одновременно обращающихся денег постоянно увеличивается, во вторых, центральный банк на внутреннем рынке приобретает активы для своего резервного фонда.
В России с 1 января 2001 г. по июль 2008 г. резервы Центрального банка увеличились без малого на 570 млрд. долларов. Именно эти доллары, евро, кроны, франки, фунты и акции отечественных производителей, приобретенные Центральным банком за свежие рубли на нашем внутреннем рынке, и создали на нем новый денежный навес, увеличив и цены, и зарплаты, зато совокупный внешний долг Российской Федерации вырос за те же шесть с половиной лет на 330 млрд. долларов.
Неплохой способ избежать инфляции в развивающемся национальном государстве – тот, что применяла Россия, активно скупавшая золото за своими рубежами и заставлявшая там же приобретать свои рубли иностранных инвесторов. Второй способ – объявить свои деньги деньгами только для внутреннего употребления, строго следить за тем, чтобы импорт не превышал экспорта, а экспорт импорта, и поступать точно так же, как письменные банки – списывать со счетов в центральном банке встречные обязательства по импорту-экспорту. Так действовали послевоенные Австрия и Финляндия, объявив свои валюты клиринговыми, то есть списываемыми. Помнится, я был очень удивлен, когда при Андропове Финляндия предоставила СССР кредит в пятьдесят миллионов марок, а ларчик, оказывается, просто открывался – был нарушен торговый баланс, финны нам в том году продали больше, чем у нас купили, и отдали нам в кредит наши же рубли, застрявшие в Финляндии.
Чтобы все-таки управлять своей экономикой и не допускать пугающей весь цивилизованный мир дефляции, центральные банки, эмитировавшие клиринговые валюты, поддерживали своими вливаниями в основном кредитные кооперативные организации – то же, что делала и наша Империя. Почему не банки? Потому, что кооперативам не требуется отстегивать в резерв часть депозита для страхования вкладов.
Если рефинансирование банковской системы происходит только за счет эмиссии центрального банка, то рефинансирование кредитных кооперативов может осуществляться и за счет самих пайщиков-вкладчиков, за счет их членских взносов и сбережений. Если банк обязан резервировать определенную часть от вкладов своих клиентов, страхуя себя от их внезапного изъятия, то кредитный кооператив должен поддерживать только страховой резерв, покрывающий определенную часть выданных им займов. Если банк несет ответственность за сохранность вкладов, то пайщики кооператива несут субсидиарную ответственность за невозвращенные кредиты, ведь резерв полностью складывается из их денег.
Пока кредитный кооператив одинок, ему для кредитных операций требуется банк-партнер. Им, как это было в России, Австрии и Финляндии, может служить и центральный банк, но стоит кооперативам выстроить кредитную сеть, охватывающую все кооперативные кредитные организации страны, и создать свой кооперативный центральный банк, то именно этот банк и становится банком-партнером для всех кооперативов. Таким банком и был основанный в 1912 г. Народный московский банк. Деньги начинают циркулировать во всей системе кооперативов от пайщика к пайщику. Эта система кооперативов может существовать и автономно, без постоянной подпитки извне и без резервов, но только в том случае, если система охватывает все население страны, а общее количество денег в ней постоянно, но именно этого никогда и не допустит ни одно уважающее себя государство потому, что это и есть путь к дефляции, пусть это и будет дефляция роста.
Кооперативы – очень гибкая инфраструктура. Чтобы встроиться в существовавшую систему ценностей, кредитные кооперативы уже при своем появлении на свет должны были брать, хотя и меньший, чем банки, процент за кредит и платить, пусть и больший, процент на вклады. Когда инфляция превышала кредитные возможности кооперативов, их центральный банк начинал работать, собирая деньги на кредиты пайщикам, как обычный банк. Тот самый Райффайзенбанк, благодаря которому мы покупаем в кредит свои холодильники и стиральные машины, на самом деле и есть такой австрийский кооперативный центральный банк, зарабатывающий кредиты и прибыль для своих пайщиков, потомок первого кредитного кооператива, созданного в Анхаузене в 1862 году, чтобы снабдить кредитами окрестных крестьян, объединив их средства. Кооперативам Райффайзена свой банк понадобился уже через четыре года, а еще через десять лет их в сети было уже больше шести сотен. Ныне Группе Райффайзен и его кооперативам принадлежит четверть австрийского денежного рынка.
Кооперативы – наследники иной, нежели акционерные компании, структуры, объединявшей людские силы и капиталы – наследники паевых обществ. От них им достался принцип "один человек – один голос" и инструментальное понимание эффективности, эффективности не самой компании, а достижения пайщиками с ее помощью вполне конкретной цели, в случае с кредитными кооперативами эта цель – необременительное и быстрое получение в нужный момент небольшого кредита. Всякий хочет взять кредит и не платить по нему процентов, но для этого нужно отказаться и от процентов на свои вклады. Пока банки платят процент на депозит за свою мультипликацию, приходится платить и за взятые взаймы у кооператива деньги, ведь он тоже должен платить проценты за кредит от банка-партнера. Эффективность компаний пока торжествует, инфляция продолжается. |
|
|