Думаю, не одного меня заинтересовала эта Спильна справа. Сайт ее недоступен, пока доступен лишь кэш Яндекса. Кстати, при попытке зайти на сайт Спильной справы http://www.spilnasprava.com/ появляется следующее: "Виникла помилка під час з’єднання з базою данних", мы что, уже переехали в Украину? А теперь обещанная идеология:

Наша идеология.

Гражданское движение "Общее дело" выступает за усиление роли граждан в управлении государством и контроль над властью, уничтожение влияния олигархического капитала на формирование органов государственной власти и государственной политики.

Для этого необходимо:

1. Законодательно закрепить механизм реализации суверенного права граждан на созыв какого-либо народного избрания - от Президента до сельского головы. Это сделает власть действительно ответственной. Исчезнет возможность безнаказанного неисполнения своих предвыборных обещаний, нарушения Конституции и Законов Украины. Не нужно будет ждать пять лет, чтобы отставить от власти откровенных проходимцев и злодеев;

2. Обеспечить подлинное разделение властей. Прокуроры и главы судов должны выбираться на всеукраинских и местных выборах, таким образом обеспечивая независимость от любой верховной власти. Только такое разделение может дать положительный результат в борьбе с коррупцией.  Подотчетность и подконтрольность исключительно народу - единственная порука тому, что представители этих органов смогут качественно делать свою работу.  Только наличие  такого разделения  может  принудить госслужащих должным образом выполнять свои обязанности, не злоупотреблять властью, обеспечить действитеьную независимость правоохранителей и судов от Администрации  Президента и т. д.;

3. Ввести жесткий контроль за доходами и тратами госслужащих. Вести "презумцию виновности" относительно источников происхождения доходов и имущества, принадлежащего госслужащим. Законодательно закрепить принцип частного обвинения, когда любой гражданин имеет право обратиться в суд по поводу имущества или доходов госслужащего, что по его мнению являются нелегальными. Точно такой же принцип существует в США, там для стимулирования гражданской бдительности определенный процент от конфискованного имущества выплачивается истцу;

4. Ограничить источники финансирования политических партий и их предвыборных кампаний. Финансировать политические партии могут только граждане Украины из своих легальных доходов.  Сумма годового взноса одного гражданина не может превышать 50 тыс. гривен;

5. Существенно ограничить рекламу политических партий, а телевизионную запретить (как это существует в большинстве западных демократиях).  У политиков должны быть равные условия доступа к выборам. Выборы должны стать конкурсами программ, а не кошельков;

6. Запретить депутатам менять фракции.  С целью противодействия политической коррупции ввести фракционное голосование. В этом случае позиция фракции относительно того или иного законопроекта голосуется большинством голосов фракции, после чего глава фракции голосует карточкой фракции (что имеет столько же голосов, сколько депутатов) "за" или "против"

7. Ввести уголовную ответственность не только за подкуп избирателей, но и за продажу собственного голоса. Такой избиратель должен быть лишен права приниамать участие в выборах в течение длительного времени.
 
Необходимо десакрализовать представителей власти, поняв, что они - лишь наши наемные работники, а не представители некоей высшей касты. Выборы должны перестать быть "Юрьевым днем", когда крепостным дозволено плохих господ поменять на хороших. Мы сами хозяева в нашем государстве.

Поскольу прогрессировали мы это общество, прогрессировали, а у нас так ничего и не вышло, хотя с иными обществами у нас это получалось, то, стал быть, и дело-то не в нас, а в этом обществе. А общество это таково, потому что большевикам удалось то, чего и нацистам с фашистами не удалось: они вырастили особую породу людей, мало того, что способную выжить в условиях социалистического реализма, но и репродуцировать этот реализм уже и в иной институциональной системе. Адаптационные навыки этой породы в новых условиях обернулись дестабилизирующим факторами, приведшими к проявлению спонтанной агрессии как по отношению к "олигархам", так и к Западу, Путину осталось лишь канализировать эту агрессию, восстановив контроль исполнительной власти над всеми прочими властными институтами и самим обществом, и обеспечить выведенной большевиками породе привычную среду обитания. Объяснить это явление только сопротивлением прогрессорству государства не удается, потому нужно изучать новую породу.

Мотивацию поведения породы определяют следующие ценности: крепкая семья, безопасность, материальная независимость, надежные друзья.

Что сей сон значит? Маслоу утверждает: "Если нас интересует, что в действительности движет человеком, а не то, чем он был, будет или может быть движим, то мы должны признать, что удовлетворенная потребность не может рассматриваться как мотив. С практической точки зрения правильно было бы считать, что этой потребности уже не существует, что она угасла. Считаю необходимым особо подчеркнуть этот момент, так как во всех известных мне теориях мотивации его либо обходят стороной, либо трактуют совершенно иначе. Я со всей ответственностью заявляю, что у нормального, здорового, благополучного человека нет сексуального и пищевого позывов, что он не испытывает потребности в безопасности, любви, престиже или самоуважении, за исключением тех редких моментов, когда он оказывается перед лицом угрозы." То есть, иначе говоря, и крепкая семъя, и безопасность, и материальная независимость, и надежные друзья категории исследуемой породе неприсущие. Нет у нее ни крепкой семьи, ни безопасности, ни материальной независимости, ни надежных друзей. Правда, наши исследователи, кажется, того не замечают.

Мнение породы о власти однозначно: власть есть государство и его чиновники. Власть нечто само в себе существующее и питающееся населением. Это единственное представление породы о существе власти, иное ей неизвестно и представляется опасным. Вполне естественно представляется, ибо любое изменение в самой власти заставит породу переадаптироваться к этим изменениям, а это чревато еще большей угрозой ценностям, определяющим мотивацию поведения породы.


UPD Чтобы не поняли превратно. Излагается мнение Левады-центра (кроме вставочки апп Маслоу), позволяющее нам не соотносится с этой породой и подтверждающее наши худшие о ней опасения, что и освобождает нас от всякой за нее ответственности.

Не понимаю некоторых видных регионалистов, испытывающих кайф от Майдана. Впрочем, их можно понять: у меня самого Майдан вызывает ностальгию, хочется скинуть лет двадцать пять, вновь почувствовать себя молодым и свергать ненавистный режим плечом к плечу со товарищи, но дальше то что? Смена правительства и подписание унии с ЕС?

Украина, оставшись унитарным государством, формально — еще более унитарным, нежели Россия, должна будет выполнять все правила, диктуемые ей Брюсселем, и ложащиеся тяжким бременем на те же регионы. Не вижу причин ловить от этого кайф.

Кажется, в головах регионалистов по-прежнему существует миф о единстве украинского народа и столь же едином стремлении всей нации к светлому будущему в ЕС. Не говорю уж о том, что весь восток Украины по вполне понятным причинам против такого светлого будущего, но и единство украинского народа — такая же утопия, как единство народа русского. Федерализация Украины — давно назревшая проблема, но Майдан аккурат и способен помешать федерализации.

«Как не прискорбно, но подписав Ассоциацию с ЕС мы превращаемся из субъекта в объект и теряем самостоятельность,» - утверждает Михаил Мореходов, и с его мнениием трудно не согласиться.
http://vybor.ua/article/federalization/ukrainskiy-vybor-ot-federalizacii-k-integracii.html

Очень я политизированный элемент. Настолько политизированный, что давно уже не участвую в уличных мероприятиях. Ибо нет там никакой политики, а видимость создаётся такая, что совсем в сторону от политики уводит. Политика – это власть, т.е. концентрированная воля, управляющая общественным обустройством. И не надо верить википедиям – там о политической власти пишут парни, которые про Вебера ничего не слышали. Те, кто эти митинги учиняет – тоже не слышали. Они не знают, что митинги ни на шаг не приближают к управлению. И выборы тоже уже давно не приближают, поскольку не имеют никакого касательства к воле избирателя.

Давид Горелишвили 
Предкризисная баллада о политике переходного периода. В прозе.
Вступительная песнь о том, где спрятана настоящая политика.

Via stepwolk

Европа приходит к истине, отвергнув ее и поскольку она отвергла ее. Именно этим движением управляет провидение в собственном смысле, так как оно путем несчастья, страданий, благодаря стремлению к достижению частных целей и благодаря бессознательной воле народов с достоинством осуществляет свою абсолютную цель. (Гегель, Философия истории)

Вебер отнюдь не был оригинальным в своем стремлении найти в духе германского народа истоки современности, полагаемой им единственно рациональной и возможной, Вебер всего лишь продолжил в этом Гегеля, полагавшего, что теперь признается рациональная цель. И привилегии, и проявления партикуляризма заменяются единством по отношению к всеобщей цели государства... назначение германских наций заключалось в том, чтобы быть носителями христианского принципа и осуществлять идею как абсолютно разумную цель. Религия также не может устоять без мысли, и она отчасти приближается к понятию, отчасти же, будучи принуждаема самою мыслью, она становится интенсивной верой или, под влиянием отчаяния, вызванного мыслью, она, совершенно чуждаясь мысли, становится суеверием.

Именно протестантизм, согласно Веберу, став такой интенсивной верой, являлся движущей силой, преобразовавшей традиционное общество в общество современное, но результатом этого преобразования становится дальнейшее отчуждение религии от мысли, религия, как и предсказано Гегелем, становится суеверием. Отчаяние, вызванное мыслью и есть та самая фрустрация, обнаруженная Франклем, и на эту фрустрацию у религии нет осмысленного ответа. Религия с исчезновением реальных традиционных отношений утрачивает свою рациональную цель и тоже лишается смысла. В этих условиях значение Абсолюта переносится из области трансцендентного на государство, но и само государство с утратой возможности обеспечения им функций тотальной защиты жизни, свободы и имущества своих подданных тоже утрачивает смысл.

Христианство возникает как рациональный ответ взыскующим смысл индивидам в обществе, утрачивающем социативность. Традиционные ценности поддерживаются в изначальном христианстве как непременное условие достижения человеком Абсолюта, слияния с ним - того самого снятия человека, отрицающего себя и сублимирующегося в своем сохраняющем самоотрицании. Бог мыслится при этом как аккумуляция жизней всех праведников, прежде на земле сущих, как концентрация разума всех прошлых поколений, а ад - само наше существование как существование части Бога, заключенной в нашей телесной оболочке. Христос же - сын Бога в той же степени, в какой и каждый из нас, он явлен Им в доказательство нашей собственной причастности к Богу и возможности разрушения этой оболочки, ведущего благодаря исчезновению нашей личности к обретению ею новой свободы, т. е. к спасению от возвращения в ад.

Утрачивающая смысл своего существования Римская Империя превращает в него само христианство, отрицая при этом возможность обретения Бога вне государственных институтов, спасение превращается ею в награду за безусловное исполнение канонов и статутов. Спасение из рационального, ориентированного на ценностное, превращается в ценностное, ориентированное на рациональное. Религия становится государственной идеологией, диктатура Империи, сменяющая ее господство, получает свое оправдание.

Итоги диктатуры известны: распад Империи на Запад и Восток, окончательно оформленный в 1054 г. разделением христианства на православие и католичество, утрата к тому времени существовавших до принятия императором Константином христианства технологий, восстановленных только к XVIII веку, и попытка перенять имперскую диктатуру западной церковью, приведшая к ее Реформации, восстанавливающей утраченные смыслы.

Трудно себе представить, но до ХХ века нигде не было ни обязательного социального страхования, ни подоходного налога, ни налогов на доходы корпораций. До проведения реформ, превративших государства в органы социального обеспечения, прямые налоги в государственных бюджетах занимали не более 10%, в российском бюджете, скажем, они составляли всего 8%. После реформ социальными и не очень государствами немногим меньшая часть бюджета расходуется на одну медицину.

Если прежде государство пыталось сознательно регулировать внутренний рынок и внутреннее производство при помощи акцизов и пошлин, то в ХХ веке оно совершенно неосознано, пытаясь перераспределить национальный доход в пользу беднейших слоев населения, введением очередных прямых налогов и изменением их ставок практически полностью ликвидировало частный капитал, превратив его в публичный, а затем и тот пал жертвой очередных прямых налогов, когда обнаружилось, что ими можно еще и регулировать размер инвестиций.

Механика такой ликвидации очень проста: прогрессирующий подоходный налог заставляет частника создавать корпорацию, чтобы отделить свои личные доходы от доходов его предприятия; увеличивающийся налог на получаемые акционером дивиденды заставляет акционеров отказываться от большей их части и увеличивать уставной капитал; налог на доходы корпораций заставляет те вкладывать нераспределенную часть дохода в инвестиции, освобожденные от налогов. Рынок прямых инвестиций столь же неэластичен, сколь и золотой стандарт, потому корпорациям приходится выходить на биржу в качестве покупателя и инвестировать свой доход в акции на вторичном рынке

Вместо стимулирования производства государство добилось концентрации капитала внутри корпораций. В итоге и получается современный конгломерат корпораций, перекрестно владеющих друг другом. Можно сказать, что частная собственность, наконец-то, преодолена. Образуется замкнутая группа менеджеров, распоряжающаяся капиталами всех корпораций и отвечающая только за вечность их совокупности. Эта группа с облегчением избавилась от своего господства над частными акционерами.

Современных политиков, тесно с ней переплетенных, уже точно так же тяготит свое господство: условия для продолжения экспансии государства в дальнейшей социализации кончились, а удержать завоеванное не менее сложно, чем ромейским базилевсам. Государство находится в посках форм, при которых было бы возможно, сохранив свое господство, не отвечать более за сохранность жизни, свободы и имущества своих граждан. Отсюда и возникают попытки государства освободить себя от всех своих социальных обязательств и умножениие им государственных функций, направленных на защиту граждан от самих себя и на защиту их от фантомных угроз.

Естественно, что это невозможно без активного участия самих граждан, по-прежнему полагающих свою социативность в государстве, потому государству понадобилась новая ветвь власти, способная одновременно осуществлять и анализ общественного мнения, и его формирование, рецепцию и суггестию, приходящая на смену прежним партиям.

Кстати, похоже, и Советский Союз распался от подобного желания нашего директората избавить нас от своего господства и стать современным менеджментом, отвечающим только перед своим капиталом, КПСС с КГБ перед его кончиной как раз и выполняли функции этой новой ветви.

Золото и серебро оказались не столь уж удобны в обращении, потому их со временем вытеснил вексель - расписка, подтверждающая наличие в выдавшем ее банке золота или серебра. Собственно, и само существование бирж было бы невозможно без вексельного оборота: биржевые торги ведутся только вокруг свидетельств о наличии товара, а эти свидетельства обмениваются на подтверждение наличия соответствующего количества средств, внесенных в качестве оплаты брокерского места или акций биржи.

Развитие торговли и промышленности тормозила неэластичность предложения физического золота и серебра, потому к XVIII веку эту эластичность предложили банки, выпуская в обращение несколько больше своих векселей, ставших к тому времени банкнотами, чем было золота и серебра в их сейфах. Эти, фидуциарные деньги (в том числе и эмитированные государствами), подверженные не только колебаниям политической обстановки, но и зависящими от умения руководства банков-эмитентов рассчитывать свои риски, с появлением к концу XIX века новых источников ценных металлов, были вытеснены государственными банкнотами, гарантированно подлежащими обмену на золото. Так возникло второе рациональное объяснение необходимости существования государства - необходимость его для поддержания нормального функционирования национальной финансовой системы.

Эйфория, однако, прошла уже в начале следующего столетия: государствам пришлось столкнуться с теми же обстоятельствами, с которыми ранее сталкивались частные банки - с недостаточной эластичностью основанных на золотом стандарте бумажных денег и недостатком ликвидности при их обмене. Жесткий золотой стандарт рухнул уже к началу Первой Мировой войны и был похоронен после ее окончания.

Первой под натиском кризиса ликвидности пала система национальных банков США, на ее обломках была создана Федеральная Резервная Система. Ее резервы состояли из суммы резервов коммерческих банков, депонированных в Системе. Начиная с 1915 г., они служили средством рефинансирования коммерческих банков, что должно было придавать эластичность золотому обращению, но к концу 1929 г. выяснилось, что недостаток ликвидности по-прежнему является основным пороком золотого стандарта. В итоге, с 1933 г. вплоть до 1974 г. само обращение золота в СЩА находилось под запретом.

Порок ли это самого золотого стандарта? В 1515 г. поиздержавшимся папой Львом Х дано толкование к темному месту XXV канона Третьего Латеранского собора, исключающее из числа ростовщиков, "пользующихся дурной славой", тех, кто дает взаймы, справедливо компенсируя процентом лишь свои издержки и издержки папы на снятие греха подобной операции, равные первым. О праве пап на половину процента Европа вскоре забыла, а право на ссудный процент сохранила за банками. Несмотря на это кредит* не играл особой роли вплоть до ХХ столетия, помогая компенсировать недостаток ликвидности отдельным банкам и отдельным предприятиям, но к началу ХХ века уже сам кредит, выданный банком, становится залогом ликвидности и для других банков, и для бирж, а акции предприятий и облигации государств тоже становятся для банков источниками ликвидности. С 1923 по 1929 год денежная масса в США, опираясь на эту ликвидность и проявляя завидную эластичность, увеличилась более чем в полтора раза.

Акции предприятий, развившихся на военных поставках и находившихся в США, на чьей территории не было военных действий, казались надежным средством накопления и приобретались даже теми, кто не имел для их приобретения достаточных средств: кредитные проценты погашались из дивидендов, а сами акции являлись неплохим залогом. Брокерские компании тоже предоставляли займы для приобретения акций в 90% их биржевой цены, вовлекая в игру на акциях все большую часть населения, а тем временем ФРС стала вечной подобно прочим корпорациям: в 1927 г. ее полномочия были продлены и стали бессрочными.

Основное правило самосохранения всякой вечной институции - экспансия, потому уже в том же году банками ФРС был предоставлен Европе займ в 350 т. золота, оставивший без обеспечения 500 млн. долларов. Уже в начале 1929 г. ФРС была вынуждена поднять учетную ставку, что привело к пересчету, находившихся в залоге акций и отзыве брокерами у их владельцев маржинальных акций. Акции в погоне за ликвидностью опрокинули биржи и обесценились, кредит замер, началась Великая Депрессия, удачно прерванная Второй Мировой войной...

Банки ФРС, как кредиторы просто и как кредиторы последней руки, ничем не отличаются от прочих банков и тоже требует справедливого процента, а активы банков ФРС прирастают долгами коммерческих банков и Казначейства. Постепенное вымывание изначального золотого запаса, точнее - его эквивалента, выданного в свое время в кредит коммерческим банкам и Казначейству, привело к тому, что все ныне существующие деньги фидуциарны и являются для ФРС лишь долговыми расписками коммерческих банков или Казначейства, рано или поздно обязаными вернуться в банки ФРС. Угроза подобного возвращения всех денег к своему источнику весьма явственно прозвучала в 2008 г., а значит, отмена золотого стандарта способна лишь отсрочить кризис ликвидности, причина же его - сама кредитная финансовая система, основанная и поддерживаемая государством.

___________________________
*Я не имею в виду кредиты покупателям в мелочных лавках и прочие товарные кредиты постоянным потребителям: так же, как и соседские займы эти кредиты некоммерческие, они - проявление все той же социативности.

Насилие отнюдь не является основанием для господства, насилие служит лишь для закрепления господства, само же оно основано на предоставлении защиты жизни, свободы и имущества тем, на кого оно распространяется, правда, предоставлении за счет части отчуждаемых у них же тех же личных свойств. Можно сказать, что господство - суррогат, субститут социативности. Наиболее чувствительным, вызывающим всеобщее сопротивление господству, при этом отчуждении свойством является личное имущество, аккумулирующее в себе жизнь и свободу индивида.

Коактация во всем подобна кооперации с той лишь разницей, что последняя предполагает добровольное отчуждение индивидом части своих личных свойств, в сочетании с такими же частями личных свойств иных индивидов образующей социативность. Проверить, с чем именно мы сталкиваемся, с коактацией или кооперацией, достаточно просто: из кооперации всегда можно свободно выйти, из коактации же - либо никогда, либо выход из нее сопряжен с преодолением внешнего насилия, обеспечивающего эту коактацию.

Весь девятнадцатый век прошел в борьбе наемных рабочих индустриальных стран за признание государством своих прав на кооперацию, способную не только ослабить коактацию с нанимателями, но и обеспечить проявление иных форм социативности - взаимного обеспечения при нетрудоспособности, болезни и безработице и сокращения затрат на собственное существование.

К концу века эта кооперация была признана государством, но признана в тех же рамках создания корпораций. Профсоюзы стали столь же вечными, сколь и акционерные общества, что привело к созданию столь же вечного директората внутри профсоюзов, а рабочие кооперативы начали превращаться в такой же вечный источник прибыли для своих членов, как акционерные общества для своих акционеров. Борьба всех наемных рабочих с государством за свое право на кооперацию выродилась в борьбу с нанимателями за ослабление коактации для членов профсоюзов.

Государство, теряя основание для продолжения своего господства, ранее обеспечиваемое защитой как нанимателей от наемных рабочих, так и наемных рабочих от своих нанимателей, взяло на себя прежде основанное на кооперации рабочих обеспечение при нетрудоспобности, болезни и безработице, перенося издержки такого обеспечения на все свое население, даже (и в основном, что и обеспечило успех всего этого процесса) на меньшинство тех, кто не нуждался в таком обеспечении.

Процесс, начатый в Германии Бисмарком, был поддержан и развит всеми государствами начавшейся индустриальной эпохи. Именно обязательное социальное обеспечение вместе с обязательными социальными изъятиями из семейных бюджетов становится к ее завершению основной заботой всех государств и основным, поддающимся рациональному обоснованию, источником их существования.

В самое незавидное положение при развитии этого процесса попали те, кто при социальном обеспечении полагался на социативность: Исходя из своих принципов, эта секта (амишей) рассматривала обязательные федеральные пенсионные программы как нарушение своей личной индивидуальной свободы и отказывалась платить налоги и принимать выплаты по соцобеспечению. В результате часть принадлежавшего ей скота была продана с аукциона для покрытия причитавшихся с них взносов на соцобеспечение. (Милтон Фридмен, Капитализм и свобода)

Дело, к счастью, происходило в США, где иногда суд исходит в своих постановлениях из традиционных, а не рациональных законов, иногда признавая рациональность и в традиции: амиши были освобождены от подобного рода платежей, поскольку никогда принципиально не пользуются гособеспечением, но даже это освобождение потребовало принятия соответствующего закона, делающего изъятие амишей из-под действовавшего закона легальным и легитимным.

Если на предыдущих этапах развития форм концентрации отчуждаемого личного имущества отчуждение права распоряжения им носило временный характер, то с появлением вечных корпораций распоряжается всем имуществом корпорации столь же вечный директорат. Акционерам оставлено право лишь утверждать его решения и выбирать его членов, но, поскольку члены директората представляют владельцев большинства акций, то и утверждение решения директората - по большей части, пустая формальность. Акционер-миноритарий изначально (со времен основания Ост Индской компании) поставлен в ситуацию отсутствия выбора: сохраняя свое имущество, он лишается свободы распоряжения своим имуществом.

Эту ситуацию, ситуацию отсутствия свободы выбора действий при свободе выбора своих представителей, воспроизвело и демократическое государство, присвоившее себе право распоряжаться жизнью, свободой и имуществом своих подданных. Сознательный отказ от прямой демократии при основании новых республик, копирование строения акционерных обществ, был обусловлен тем же стремлением к господству основателей электоральной демократии, что и основателей Ост Индской компании, где основатели из Амстердама, и без того имевшие большинство акций, прописали в уставе, что 8 из 17 директоров компании непременно должны представлять Амстердам.

Демократические республики стали во всем подобны акционерным обществам: директорату в них соответствует правительство; собранию акционеров, избирающему директорат и утверждающему его решения - избирающий или утверждающий предложенное генеральным директором-президентом правительство и принимающий предложенные правительством законы парламент; собирающим акции акционерного общества и присутствующим на собрании акционеров инвестиционным фондам соответствуют партии; акциям общества - голоса избирателей. Сам избиратель отчуждается от принятия всех решений, касающихся его жизни, свободы и имущества, ему оставлено лишь право раз в несколько лет забрать свои акции из одного инвестиционного фонда и переместить их в другой.

Постоянное расщепление личности растянуто во времени, потому уже существующая расщепленность и воспринимается всяким новым поколением как данность, как условия его существования. К революциям приводят только попытки государства форсировать это расщепление, когда моментальное увеличение объема изымаемого государством личного имущества распространяется на всех его подданных и более не маскируется никакими компенсациями. Так, в Англии ставший ежегодным и повсеместным щитовой сбор приводит к Хартии Вольностей, попытка ввести алькабалу в Нидерландах лишает Испанскую корону самой развитой ее провинции, а желание Людовика XVI распространить талью на население Парижа сметает королевскую власть во Франции.

Законы, ограничивающие проявление личного свойства, результирующего жизнь, свободу и имущество, т. е. социативности, не приводят к революциям, поскольку каждый такой закон не распространяется на всех подданных, всегда имеет под собой рациональное для сохранения государства основание, а сама социативность достаточно эластична, но эти законы ведут к деформации ее проявлений и переносу ее значения (сохранения жизни, свободы и имущества) на институты, возникающие под действием ограничивающего закона. Храм, хранилище накоплений, становится Сенатом, ополчение сменяется армией, артели превращаются в цеха, коллегии в акционерные общества, наконец, ее значение переносится на государство. В связи с таким переносом подданные демократического государства все более склонны верить в утверждение Карла I, что их свобода и воля состоит в том, что у них есть правительство и его законы.

Быки и овцы - неплохие средства обмена, а зерно - платежа и накопления, но металлы способны заменить собой и быков с овцами, и зерно, да и мешок с золотом намного меньше хлева с амбаром, не мычит, не блеет, есть не просит и даже не портится от нерадивого за ним ухода. Натуральные средства обмена, платежа и накопления после образования государства очень скоро вытесняются золотой и серебряной монетой.

Пока ежегодное увеличение количества металлов более или менее соответствует ежегодному увеличению товаров на рынке, золото и серебро - великолепный инструмент для обмена, платежей и накоплений, излишки их производства компенсируются накоплением, оттуда же берется и недостача при нехватке их добычи, но что получится, если ежегодный прирост этого инструмента вырастет раз в семьдесят? А именно это и произошло с Европой в течение XV века, в итоге цены на товары поднимались, платежи в натуральном выражении падали, а накопления таяли на глазах, вложение их в существующие товары приводило лишь к удорожанию самих товаров и требовало некоторой купеческой ловкости при их реализации, гораздо более эффективным инструментом для накопления оказались облигации муниципий и акции акционерных компаний.

На фоне этих процессов и появилась Амстердамская биржа ценных бумаг, накопления устремились на биржу, заодно устранив денежный навес над Европой. Одна акция биржи, дающая право на торги, поглощала 82 кг серебра или 10,5 кг золота, неудивительно, что единственная в Европе Амстердамская биржа оказалась способной стабилизировать весь европейский рынок.

Акция биржи была практически вечной, в отличие от акций обществ и облигаций муниципий, потому, вскоре после появления биржи, лицензии на существование акционерных обществ были пролонгированы в вечность, знаменуя появление вечных корпораций, а облигации стали погашаться следующим их выпуском, предвосхищая идею государственной кредитной эмиссии.

Следующее перепроизводство ценных металлов, ошибочно принятое К. Марксом за последний глобальный экономический кризис, было купировано созданием Чикагской товарной биржи, где место акций заняли стада быков и амбары с зерном, с которых и начиналась история финансов Европы.

Эта и ей подобные биржи, торгующие не только быками, но и металлами, нефтью, и всеми прочими товарами, которые можно систематизировать и стандартизировать, обладающие общими признаками, независимыми от их производителя и потребителя, привели не только к компенсации роста производства ценных металлов, но и к нехватке средств платежа и обмена уже через полстолетия после своего возникновения.

Примерно в то время, когда предприниматели становятся гражданами муниципий, Третий Латеранский собор своим XXV каноном отлучает от причастия и церковного погребения всех "пользующихся дурной славой" ссужающих деньги под процент. Комменда, лишь отчасти напоминавшая такую ссуду (ее процент мог быть как положительным, так, в случае неуспеха предприятия, и отрицательным), тоже подпадает под это положение.

Папу Александра III, предстоявшего на том соборе, понять можно: он только что отбил все атаки лжепап, поддержанные войсками Фридриха Барбароссы, содержание которых и обеспечивали те самые "пользующиеся дурной славой" любители процента, чье богатство в основном состояло из врученных им средств.

Насколько действенны были каноны католических соборов, прекрасно иллюстрирует действенность решения предыдущего собора, осудившего турниры и лишившего христианского погребения всех, потерявших на них жизнь (канон XIV). Без воли светских властей угроза так и оставалась угрозой, но запрет ссудного процента получил у католических государств вполне ощутимую поддержку.

Итак, от коллегий, собиравших деньги на свои операции и действовавших коллегиально, под воздействием закона, затруднившего образование таких коллегий, эволюция концентрации средств приводит к комменде, где актором выступает распоряжающийся этими средствами; еще один закон, поставивший на грань легальности самое комменду, дает начало новой форме концентрации средств - частному капиталу.

Теперь, прежде, чем собирать чужие средства, актору приходится выложить на основание предприятия свои и лишь потом получать их обратно, продавая его части. Если при комменде каждый, вручающий свои средства номинальному собственнику, вручал их на своих особых условиях, зависящих от различных обстоятельств, то приобретение части предприятия подразумевало и получение прибыли от такой же части предприятия, потому для удобства расчетов эти части вскоре становятся равными, что заодно облегчает и их реализацию. Рефинансирования капитала предприятия не предполагалось, потому кроме прибыли, совладельцу в течение срока деятельности предприятия выплачивалась и полная компенсация вложенных им средств.

Прибыль такие предприятия извлекали в основном из откупов регалий, отсюда и поддержка государством запрета процента и комменды, охватывающей намного больший круг интересов. Предприниматели откупали у государств и государей на срок от года до двадцати лет их исключительные права, способные приносить прибыль, но требующие для ее извлечения некоторого организованного труда, - от права на разработку рудников и права на собирание налогов (сам папа отдал на откуп свое право итальянским банкирам из10% маржи), до права эксплуатации колоний и права на каперство.

Следующий шаг вполне очевиден: трансформация подобных предприятий в акционерные общества. Их создание уже невозможно без заинтересованного участия государства, но к тому времени и политику государства уже определяют те самые предприниматели, что появились в муниципалитетах во времена папы Александра III и императора Фридриха I Барбароссы.

Совершенно очевидно, что для частной инициативы внутри патрилинейной и патрилокальной общины не было места. Инициативные индивиды просто отторгаются общиной как носители потенциальных конфликтов, и они вынуждены либо искать себе места в иной общине, где их инициативность будет востребована (чаще всего такие общины возникают на окраинах нарождающегося государства, приходя на смену подростковому сообществу воинов-пастухов, так на границах Руси и Степи возникло казачество), либо уходить в города, пополняя ряды ремесленников. Но встречаются среди них и посредники, осуществляющие обмен между городом и общиной, наиболее удачливым из них община предоставляет беспроцентную, как члену общины, ссуду для оборота и расширения дел (таково происхождение капиталов большинства наших купцов-старообрядцев).

В городе ремесленники объединяются в артели, купцы тоже образуют подобия общин - коллегии, но они долгое время остаются вне рамок государственного регулирования, поскольку Римское право ни на них, ни на их коллегии не распространяется, как не распространяется оно и на все внутриобщинные и внутрисемейные дела. В Риме (а затем в Константинополе) и во всех муниципиях, признанных Римом, они единственные, помимо муниципальных сборов, обязаны казне подушной податью и пошлинами, зависящими от состояния и рода деятельности.

Усложнение образования новых коллегий приводят к новому виду комбинации и рекомбинации прав собственности, к комменде, где аккумуляция средств осуществляется путем их вручения тому, кто выступает в сделках, прибыль от которых делится между вручившими, в качестве единственного обладателя этих средств. Несложно догадаться, что это - всего лишь замаскированные прежние коллегии, но именно комменда и привела к тому, что номинальный обладатель средств со временем стал обладателем фактическим. Подобная метаморфоза происходит и с артелями: глава артели постепенно тоже становится потомственным предпринимателем.

Завершился этот процесс коммунальной революцией, и вместе с городским самоуправлением появляется законодательно оформленный запрет на создание внутри города новых добровольных купеческих и производственных объединений без дозволения на то муниципалитета, состоящего из получивших благодаря этой революции муниципальное гражданство предпринимателей.

Эволюция добровольных объединений ремесленников и купцов повторила эволюцию патронимий, но для первой оказался достаточным один единственный закон, изначально направленный лишь на блокирование создания политических партий и прохождения в магистраты, а следовательно, и в Сенат, тех кандидатов, кто без помощи своей коллегии не мог собрать необходимый для сенаторства миллион сестерциев.

Если доходы от экспансии уже не покрывают расходы на ее продолжение, экспансия прекращается совершенно естественным образом, но с прекращением экспансии растут расходы на удержание завоеванных позиций. Первые плоды расширения - уничтожение местных властных иерархий и присвоение их накоплений, после этого метрополии уже приходится довольствоваться тем доходом, что прежде доставался местным иерархам, но при этом ей приходится постоянно увеличивать штат собственных управляющих завоеванным и контролеров над управляющими. Те совсем не жаждут отправлять львиную часть доходов метрополии, и империя разваливается на множество своих подобий.

Так, с распадом Римской империи появились германские вождества, от которых большая часть историков и ведет родословную государства, находя в ней постепенную эволюцию от самодержавия к демократии. Вполне естественный взгляд на вещи, если рассматривается не история общества, а история создания властных институтов, к тому же рассматривается она сквозь призму их же письменных свидетельств о своем существовании.

Я, как никто иной, искренне желал свободы и воли людям, но я обязан сказать вам: их свобода и воля состоит в том, что у них есть правительство и его законы, благодаря которым их жизнь и имущество все прочнее могут принадлежать только им, и это не результат их участия в правительстве, им это вовсе не присуще. Между подданным и сувереном есть ясное различие, - сказал король Карл Стюарт на эшафоте перед тем, как ему отрубили голову. Заметим, что голову ему снесли именно потому, что в его правление жизнь людей и их имущество благодаря законам его правительства вовсе перестали принадлежать "только им", попав в зависимость от нужд правительства и прихотей самого короля.

Если бы я не знал, что Локку ко времени произнесения этой блистательной речи не исполнилось и семнадцати, я бы подумал, что Карл перед казнью штудировал его труды. То, что единственная задача государства - защита жизни, имущества и свободы подданных, оказывается, в XVII веке было понятно даже королю английскому, потому уже в следующем веке зародились сомнения в необходимости и короля, и самого государства, а в XIX появилась и уверенность в его скором исчезновении.

Успехи английских рабочих в деле общей практики взаимопомощи привели к тому, что общий капитал их обществ и союзов составлял 56 миллионов фунтов, а оборот принадлежавших рабочим производственных и потребительских кооперативов - 60 миллионов. Для сравнения, весь государственный бюджет Российской Империи, исчисленный в фунтах, был около 200 миллионов. Успехи германских обществ, хотя и более скромные, были тоже впечатляющи, но, в отличие от своих островных коллег, до 2/3 их средств уходило на администрирование и агитацию.

Похоже, последнее обстоятельство стало не последним побуждающим мотивом при создании правительством Бисмарка законов о социальном страховании. Несмотря на протесты всех партий либерального и социалистического толка, законы были приняты Рейхстагом. В 1889 году в обязанность и работодателя, и работника вменялось обязательное внесение сборов на государственное пенсионное обеспечение. Так у государства появилось новое оправдание своего существования и открылось новое направление для экспансии.

Кажется, за этим экскурсом в дела общинные мы уже успели забыть, с чего начали. Личные свойства индивида - жизненные силы, свобода целеполагания, имущество и социативность. Свободное приложение жизненных сил индивида (то есть труд) порождает имущество, но это свободное применение жизненных сил, как и сохранение имущества, невозможно без их защиты от внешних угроз, минимизирует эти угрозы свободное объединение жизненных сил и имущества индивидов, то есть социативность, та же социативность оказывается наиболее эффективным способом приложения труда и для умножения имущества.

Собственность - определенный комплекс обладающего универсальной ценностью имущества, право распоряжения коим принадлежит определенному лицу, способному владеть и пользоваться всем этим имуществом. Для сохранения комплекса имущества, перерастающего возможности пользования и владения отдельным лицом, переросшая эти возможности часть этого комплекса, соединяясь с такими же частями комплексов иных лиц, отчуждается им в их совместное владение, этим совместным владением распоряжается в интересах отчуждающих свое имущество их доверенное лицо. Совместное владение обеспечивается коллегиально его владельцами, номинальный собственник вправе лишь предлагать коллегии владельцев варианты использования совместного имущества и распоряжения им.

При матриархате обеспечивалась ротация доверенных лиц: ими становились на срок, достаточный для появления нового поколения (обычно - 16 лет), мужчины, заведомо не имевшие родства в семьях-хранительницах общего имущества всех семей, коллегия владельцев была представлена иной возрастной категорией - старцами, отцами жен-хранительниц имущества отдельных семей, входящих в сообщество, им принадлежали права контроля за использованием имущества и избрания доверенного лица, окончательное же решение о том, как распорядиться имуществом и как его использовать, принадлежало всем мужчинам продуктивного возраста. С появлением наследственной иерархии меняется мотивация и царей, и сенаторов, роскошь, прежде свидетельствовавшая о богатстве и могуществе племени и семьи, становится символом личного богатства и могущества.

Традиция кооперации - накопления имущества для совместного пользования плодами такого накопления, вместе с повышением производительности труда позволяют некоторое время увеличивать долю изъятия продукта труда в пользу новоявленной знати, затем неписаные законы уступают место писаным, и кооперация превращается в коактацию, новорожденное государство превращается в машину подавления. Дабы сомнений в том не возникало, по большей части государство отказывается от ополчения, еще одной формы проявления социативости, и заменяет его наемной армией, лишив свое население и права на вооруженную защиту.

Я не буду здесь рассматривать ни случаи прекарно-престарных отношений, когда крестьяне, уходя от податей, передавали свои земли церкви и получали их от нее же в пользование, ни случаи коммендации, когда целые общины отдавали свои земли и свою свободу феодалам, обменивая их на защиту жизни, и без того понятно, что традиционная кооперация превращается в коактацию, когда вместе с рациональным разделением труда, пусть этот труд вместе с его рациональностью и существуют лишь лишь в воображении им занятых, возникает и индивид Unwesen.

Чтобы не погибнуть из-за стремления своих представителей к роскоши, у государства остается лишь единственный выход - экспансия. С расширением зависимых от него территорий государство все меньше зависит от своего народа и плодов его труда, но и у экспансии есть свой предел

Школы, архивы, богадельни, все это зарождется в храмах соседской общины, по-прежнему существующих на ту же десятую часть урожая. Традиционная десятина не являлась обязательным платежем, да и само название "десятина" было достаточно условным: те, кто мог, давал и больше, кто не мог, тот зачастую сам получал из нее часть. С 585 года по решению второго Маконского собора десятина под страхом анафемы собирается уже со всех и всегда, хотя пожертвования сверх десятины и натурой, и деньгами, и землей церковью продолжают приниматься. В 779 году неуплата десятины становится государственным преступлением в империи Карла Великого.

Судя по тому, что тот, обратив саксов в христианство, кроме десятины потребовал от них выделения для церквей земельных наделов, равных двум обычным крестьянским, именно подобные наделы некогда и явились фундаментом для возникновения обширных земельных владений церковных и монастырских. Церковь, обретая независимые источники финансирования, постепенно превращается в самостоятельный институт, школы и архивы вырастают в университеты и библиотеки, а богадельни в лечебницы. На уже не столь необходимую церквям и монастырям десятину находится немало охотников, на ее часть, а то и на всю десятину претендуют уже и светские власти, и становящийся светским властителем папа Римский.

Последнее обстоятельство еще в XII веке породило движение вальденсов, требующих от церкви проведения кардинальных реформ и возвращения ее служителей и проповедников к апостольской бедности, отрицающих значения таинств и символов, ждущих от своих последователей восстановления чистоты христианских нравов, скромности в имении и поведении, а также... солидарности и взаимопомощи. Можно сказать, что Реформация началась с чтения Библии, но вычитывалось в ней то, что опровергало новации католической церкви, уничтожающие рациональный для приходов смысл существания церквей, превращающие приходы в налоговые округа, а церкви в налоговых агентов, вычитывалось то, что было согласно с неписаными законами общин.

Затеянное в конце XI века Григорием VII строительство церковной империи, привело эту империю к тому же результату, что построение давлы воинами-пастухами в завоеванном городе: ко временам понтификата Льва Х церковные иерархи погрязли в роскоши, а папскому двору уже не хватало средств на свое существование. И закончилось это строительство тем же: распадом единой папской империи на множество мелких конфессий. Князья светские с удовлетворением конфисковали владения у князей духовных.

Под секуляризацию попали земли церквей и монастырей с их богадельнями и лечебницами, школами и университетами, не успевшими получить законного признания, а следовательно, и права на телесность. Неузаконенные университеты с библотеками погибли вместе с монастырями, богадельни и лечебницы поступили на иждивение государства, а школы - снова на иждивение общин. Начинались века прогресса и рациональной цивилизации.

Если возникновение коактации вследствие завоевания вполне объяснимо, то эволюция традиционной кооперации в традиционную коактацию требует некоторого пояснения. Итак, королева Либуше выходит замуж за пахаря, приведенного конем. Не знаю, почему Ромул убил Рема, но, полагаю, что убил он его по той же причине, по какой пахарь Каин убил скотовода Авеля. Матриархат с его чисто женским мотыжным земледелием сменяется патриархатом, - мужья взялись за рукоятки сох, влекомых скотом, и вытеснили жен из полеводства, дочери Либуше пришлось уступить брату свои права на корону и землю, а Рему и Авелю - сойти со сцены.

Чтобы прокормить одну большую семью (15-20 семей в нашем понимании) требуется около 60 гектаров посевов. Одной сохой с парой волов, можно вспахать за 45 дней 12 гектаров, стало быть, для обработки 60 гектаров требовалсь пять пахарей, в то время как мотыжить эти гектары приходилось всем трудоспособным женщинам семьи. Но пахота - это лишь часть работы, только для того, чтобы обмолотить зерно с тех гектаров впятером, потребовалось бы более четырех месяцев, потому большая семья сохраняется еще длительное время вместе с общим для всей семьи полем и постоянным годовым запасом продуктов.

Казалось бы, поскольку земли большой семьи переходят от отца к сыну, тут-то и должна кооперация смениться коактацией, но при смене системы наследования ни одно из составляющих свойства личности качеств индивидов, входящих в большую семью, - ни имущество, ни жизненные силы, ни свобода целеполагания - не затрагивается в большей степени, чем при матриархате, напротив, наследник хозяйства большой семьи, его господин, мало того, что вынужден принимать хозяйство независимо от собственной воли вместе с обязанностью делиться своим имуществом с членами семьи, пахать вместе с ними и заботиться об их процветании, но они еще могут и попросту изгнать из семьи своего господина, если хоть одним из пунктов этого "общественного договора" он пренебрегает.

Из множества последствий сельскохозяйственной революции выделим несколько: во-первых, матрилинейность исчисления родства сменяется патрилинейностью; во-вторых, мужчины-потомки главы семьи получают право возглавить семью предка; и, в третьих, пожалуй, основное, заложившее фундамент всех последующих политических конфликтов, разделившее население на имущих и неимущих - прежде эффективная система отбора и продвижения харизматиков в племенные и семейные лидеры перестает действовать, а их место в племенной иерархии занимают наследственные главы семей. В скором времени и место главы племени становится наследственным.

Если в Чехии переход к патрилинейной династии прошел относительно гладко (не считая полумифической попытки женской сецессии в Девине), то, скажем, в Египте на него так и не решились: от Изиды до Клеопатры царицы получали в мужья братьев, а Риме такой переход едва не обернулся катастрофой: царствующий Луций Тарквиний Приск был убит сыновьями прежнего царя Анка Марция, царствовавший после Луция Сервий Тулий был низложен сыном Луция и убит (правда, молодой Луций Тарквиний приличия все-таки соблюл, заблаговременно женившись, хотя и без санкции Сената, на дочери Сервия). Ополовиненный Луцием Тарквинием Сенат (судебный и исполнительный орган, в который входили те самые главы больших семей), наконец, изгнал его из Рима, на том же основании, что изгонялся незадачливый глава семьи, объявив узурпатором, и провозгласил создание республики, уничтожив на пять столетий само понятие пожизненного правления.

Вернемся к теме в следующем анекдоте.

Цивизованные представители цивилизованных народов, сталкиваясь на своих границах с варварами, обнаруживали в них отсутствие всяких понятий о традиционных приличиях и справедливости, невежество, воинственность, жестокость и прочие отвращающие от них всякого цивилизованного человека качества, находя в этом подтверждение исключительности собственной цивилизации. На самом деле, сталкивались они не с самим народом, а с его периферией, с юными его представителями, еще не доросшими до второй инициации - воинами и пастухами.

Молодежная субкультура этих воинов-пастухов в корне отличалась от общеплеменной культуры, отрицание традиций предков, свойственное любому подростку, здесь, на периферии ареала расселения племени, оборачивалось теми же традициями взаимозависимости и солидарности, но вывернутыми наизнанку. Здесь выявлялись лидеры-харизматики сильные духом и телом, способные стать достойными мужьями жен, наследующих землю от своих матерей.

Иногда юношам просто не терпелось стать мужьями, тогда ромулы и ремы со товарищи похищали сабинянок и становились добропорядочными землевладельцами, но иногда менялся климат, или племя просто разрасталось до таких пределов, что дальнейшее его увеличение грозило последствиями, сравнимыми с таким изменением, и племя приступало к действеному сокращению своей численности: приносило в жертву девочек. Мальчикам не оставалось ничего иного, как искать лучшей доли в чужих землях, они садились в седла и пытались ззахватить чужие города, выросшие на месте прежних поселений первичных больших семей.

Давла (государство) появляется, когда влекомое асабией такое кочевое племя, состоящее из пастухов-воинов, порабощает чужой город, плод этого порабощения - первые писаные законы, должные регулировать взаимоотношения горожан с бывшими пастухами, и чиновники, надзирающие за исполнением законов и собирающие дань с покоренных горожан. Вождь-правитель, являясь харизматическим лидером, не нуждается ни в законах, охраняющих его от соплеменников, ни в наемной охране, ни в армии, поскольку сами воины-пастухи и являются его охраной и армией. 

Со смертью правителя-харизматика, после частичной ассимиляции коренным населением победителей (понятно, что как правило, первое поколение победителей состоит исключительно из мужчин, при переселении племен коренное население попросту уничтожалось), законы распространяются уже на все городское население, личная охрана нового правителя комплектуется зачастую из его рабов, а место ополчения занимает наемная армия, осуществляющая и полицейские функции. Все это требует средств, и помощь, время от времени предоставлямая прежде вождю его соплеменниками, мало-помалу становится неотличимой от постоянной контрибуции, наложенной на завоеванных горожан. Асабия еще теплится вокруг храмов, но в давле уже давно царит мулк.

Роскошь становится признаком высокого положения в давле, и военачальники, и чиновники, и судьи, все стоящие на страже закона, стремятся к роскоши, на которую уже не хватает никакого жалования, налоги и поборы множатся, замирает производство, а за ним и торговля, асабия либо исчезает, либо направляется против правителя. В любом случае, замечает Ибн Халдун, закат давлы следует за стремлением к роскоши, давла, уже неспособная защитить ни своих подданных ни себя, рушится, и на смену мулку вновь приходит асабия. Новая асабия строит новую давлу...

Результатом традиционной, ценностной мотивации в трудовой и политической деятельности является кооперация, целерациональной - коактация (от лат. coactus - одновременно и вынужденное действие и принуждение к нему). Каким образом обеспечиваеися эта коактация? Расщеплением того что Локк понимал под собственностью, а все, вслед за ним идущие, уточнив это понятие, называли частной собственностью, то есть расщеплением личных свойств. Утрата любой части локковой триады (жизнь - свобода - имущество) ведет и к утрате двух остальных, индивид утрачивает все человеческие свойства. Но и полная утрата социативности ведет к тому же - к утрате человеческого облика, к утрате имущества, свободы, и, наконец, жизни.

Что же на заре цивилизации порождало и поддерживало традицию кооперации? Большая семья. Если вы вслед за Вебером полагаете, что патриарх в такой семье полностью распоряжался жизнями, свободой и имуществом ее членов, то вы заблуждаетесь: он единолично не мог распорядиться даже семейным имуществом. В Абхазии еще в начале XX века "продажа семейного имущества или отчуждение земельного участка старшим в семье допускалась лишь с согласия остальных ее членов". Имущества, кстати, было не так уж и мало: "декоративный и хозяйственный дворы, пахотные земли, сад, огород, виноградник, небольшая часть леса и пастбища, жилые и хозяйственные постройки, культовое сооружение и кладбище, крупный и мелкий рогатый скот, домашняя утварь, годовой запас продуктов." Собственно, и сам патриарх в большой семье появился не так уж давно - вместе с наследованием по отцовской линии, до того нынешний патриарх был всего-лишь мужем главы семьи, пришельцем не только из иной семьи, но и из иной экзогамной группы.

Внутри большой семьи экзогамия возникает не из боязни кровосмешения, а в силу табуации слишком тесного общения полов, чреватого конфликтами, способными привести к остановке сельскохозяйственных работ. По мере увеличения разнообразия, а следовательно, и времени тех работ, увеличивались и периоды табуации, пока этот процесс не привел к полному запрету внутрисемейных браков. Производственная необходимость.

Начало же экзогамной группе - по нынешней терминологии патронимии, разрастаясь и делясь, дает та же большая семья. Патронимии почитают общего предка в культовом сооружениии первичной большой семьи и пополняют ее запасы. У новых семей - такое же право на общие запасы, как и у старой. Через семь-девять поколений новая патронимия становится эндогамной по отношению к прежней экзогамной группе, но общий предок, общее культовое сооружение и общие запасы остаются общими.

Понятно, что общие запасы - страховой фонд на случай неурожая, но он же является и страховым фондом на случай утраты иждевенцами кормильцев, а со временем становится и дорожным фондом (кельтские дороги и по связности, и по протяженности намного превосходили римские, но, увы, были построены не из камня, а из дерева), и фондом, покрывающим все непредвиденные расходы. Естественно, что такому фонду необходима охрана. Охрану предоставляют все большие семьи - по одному охраннику от семьи, главой же охраны становится хранитель фонда, а по совместительству еще и главный жрец, и главный судья, и, в случае нужды, военачальник всех семей - муж главы первичной большой семьи.

Королеве Либуше конь привел в мужья и короли пахаря Пржемыслава, римские патриции вели свой род от сабинянок, похищенных Ромулом, а сам Ромул - сын царевны Реи Сильвии и Марса, что позволяет предположить невозмохность для Ромула царствования в землях Реи Сильвии, в Альбе-Лонге, следующих за Ромулом царей долгое время выбирали патриции, а становились они царями после женитьбы на царских дочерях, фракийский царь Кисей обещает Архелаю за услуги дочь и царство, ряд можно множить и множить, одно понятно: государство складывается еще в эпоху матриархата, точнее, в матрилинейную эпоху вокруг первичного культового сооружения с его запасами, царь становится столь же культовым, сколь и сооружение, где он хранит, священнодействует, и судит, а выбирают царице мужа и распоряжаются общим фондом главы больших семей. Царь же, преступивший традиции, подобно Тарквинию Гордому, попросту изгоняется.

Пожалуй, осталось лишь сказать, что и в патриархальной российской семье конца XIX века имущество мужа, кроме носильных вещей, считалось имуществом семейным, а жена, отвечающая за его сохранность, могла распоряжаться собственным имуществом по своему усмотрению. Господство вовсе не означает самовластья господина, напротив, господин несвободен в той же степени, в какой и те, на кого распространяется его господство.

..общество в человечестве зиждется вовсе не на любви и даже не на симпатии. Оно зиждется на сознании, хотя бы инстинктивном, человеческой солидарности, взаимной зависимости людей. Оно зиждется на бессознательном или полуосознанном признании силы, заимствуемой каждым человеком из общей практики взаимопомощи; на тесной зависимости счастья каждой личности от счастья всех и на чувстве справедливости или беспристрастия, которое вынуждает индивидуума рассматривать права каждого другого, как равные его собственным правам.
Петр Кропоткин. Взаимопомощь как фактор эволюции.

Несложно заметить, что социативность - основа обществ, названных Вебером традиционными. Традиция солидарности, взаимопомощи и взаимозависимости и суть те самые неписаные законы, что иногда способны отменить даже законы писаные и поддерживать легитимность порядка в таких обществах без господства [Herrschaft, М. Вебер], напротив, господство и появляется там, где рушится в них традиционный порядок. Напомню, мулк (господство) приходит на смену асабии, а доминат (то же господство) - республике, обрастая все новыми и новыми писаными законами, закрепляющими кажущийся целерациональным новый порядок вещей.

Само "рациональное поведение" Вебера рационально лишь до той поры, пока оно остается более или менее в рамках той традиции, что Вебер называет "протестантской этикой". Совершенно очевидно, что в реальной действительности нет четких границ между чисто традиционно или чисто ценностно-рационально мотивированной ориентацией на порядок и верой в его легитимность. (М. Вебер) Но, что менее очевидно, ценностно-рациональная мотивация неизбежно сменяется целерациональной, при этом ориентация на легитимность порядка подменяется ориентацией на его легальность. "Рационализация" поведения может.. ...вытеснять не только обычаи, но и аффективное поведение и, наконец, двигаться в направлении чисто целерациональном, отвергающем ценностную рациональность поведения.

Чем этот процесс заканчивается? Легально-рациональное господство сменяется господством традиционным. Государство вынуждено брать на себя все те функции, что в традиционных обществах обеспечивались традициями солидарности, взаимопомощи и взаимозависимости. Государство пытается заменить собой общество. В результате - слабое государство без достаточной мощи, силы, чтобы нести на себе весь этот неимоверный груз функций, которые еще 150 лет тому назад обещало своим гражданам исполнять. Защитить их перед, например, различными сюрпризами жизни: утратой средств существования, личными катастрофами различного рода (Зигмунт Бауман).

Функции общин были разнообразными. Среди основных: межпоколенная передача народного опыта, обычаев, традиций, сохранение здорового генофонда. Вновь прибывающие семьи получали поддержку общины в первую очередь: им бесплатно давали на обзаведение корову, лошадь, «помочами» рубили дом. За 2-3 года семьи вставали на ноги. http://www.fegi.ru/PRIMORYE/RELIG/panich2.htm

Не думаю, что древнеиталийские паги коренным образом отличались от старообрядческих общин Приморья начала ХХ века, поскольку единственный смысл существования подобных сообществ - взаимное сохранение жизни индивидов, их свободы и их имущества или, как мы бы теперь сказали, предоставление силами и средствами сообщества каждому, в него входящему, социальных гарантий и защиты.

Герцену и самому пришлось точно таким же образом, как некогда римским рабам с легионерами, покупать "согласие" на швейцарское гражданство у коммуны Шатель: "В Швейцарии для натурализации необходимо, чтоб предварительно какое-нибудь сельское или городское общество было согласно на принятие нового согражданина, что совершенно согласно с самозаконностью каждого кантона и каждого местечка в свою очередь. Деревенька Шатель, близ Мора (Муртен), соглашалась за небольшой взнос денег в пользу сельского общества принять мою семью в число своих крестьянских семей." Нахождение в числе крестьянских семей деревеньки Шатель вовсе не обязало Герцена жить в общине, заниматься крестьянским трудом и ходить на исповедь к местному пастору.

Один из факторов, облегчавших приход авторитарных режимов к власти, – социальная дезорганизация, связанная с начальными этапами современного экономического роста. Трудность адаптации первого – второго поколений мигрантов из деревни к жизни в городе, разрушение традиционных форм социальной поддержки при отсутствии новых, адекватных условиям урбанизированного общества, создает базу политической мобилизации низших по уровню доходов групп населения. К этому собственники, налогоплательщики, традиционно игравшие ключевые роли в европейском политическом процессе, как правило, не готовы. Егор Гайдар, если кто не в курсе, преддверие подтверждающей эту мысль ссылки на замечательный никогда не существовавший парламентский акт, гласящий о взаимосвязи свободы и собственности.

"Социальная дезорганизация, создающая базу политической мобилизации" по времени почему-то соотносится аккурат с завершающим этапом индустриализации, не потому ли, что "собственники-налогоплательщики" и привели к этой "социальной дезорганизации", законодательно ограничив иные формы социальной поддержки, кроме "адекватных условиям урбанизированного общества"?

Трудности адаптации мигрантов до появления этих "адекватных" форм преодолевались все тем же испытанным еще в деревне способом - созданием общин. Приезжий в город из деревни обнаруживал и в городе продолжение своей деревни - землячество.

Землячества стали основными каналами, через которые шло пополнение рядов рабочих выходцами из деревень... .... Некоторые происходившие из крестьян рабочие, выбившиеся в начальники, иногда становились большими патриотами и принимали в свои мастерские только тех, кто приходился им земляками.

Наши мигранты и в мастерских, и на фабриках воспроизводили все тот же знакомый им по своей деревне образ действий: они создавали себе общину для взаимного сохранения жизни, свободы и имущества.

Коллективная ответственность – круговая порука - признавала право каждого на свое рабочее место, обеспечивала материальную и моральную поддержку в случае увольнения или ареста «пострадавшего за общество».
Рабочий, как и крестьянин.... предпочитал коллективные формы участия в общегородских организациях индивидуальным. http://www.hist.msu.ru/Labour/Redbook/mikhailov.pdf

Увы, наш мигрант из деревни вовсе не являлся лишенным индивидуальности и чуждым собственности поклонником сословной иерархии и единовластия, а единственная традиция, которой он изменить был не в состоянии - традиция коллективной защиты от внешних сил, угрожающих его жизни, свободе и имуществу, а именно она и подвергалась ограничениям всех законодателей, начиная с правления Гая Октавия Фурина больше известного под именем Гая Юлия Цезаря Октавиана, предпочитавшего именоваться Цезарем Августом.

Я не собираюсь выяснять, само ли это стремление породило сообщества, или сообщества порождают такое стремление, достаточно лишь отметить и наличие таких сообществ на всем протяжении человеческой истории. и стремления индивидуумов принадлежать к ним. Собственно, само накопление ими некоторого избытка имущества возможно уже только на территории, охраняемой сообществом, к коему они принадлежат, от проникновения на нее членов иных, соседних сообществ. Cостояние некоей общности плодов природы [common state] еще у приматов сменяется общинностью [community state]. Значит, это четвертое естественное свойство человека включает в себя одновременно и стремление к принадлежности объекту, и сам объект этого стремления. Назовем пока за неимением лучшего слова это свойство социативностью.

Зачастую язык говорит о его носителе гораздо больше, чем он сам может предположить. В Риме существовало два слова, вместо одного русского "власть": "imperium" - власть предначертаний, власть указующая, и "potestas" - власть возможности, могущество, но для обозначения "власти управляющей" им пришлось ввести новое слово вскоре после того, как римская публика утратила свой "imperium", становившийся синонимом всей полноты власти и территории, на которую эта власть распространилась. Но ни слово "imperium", ни слово "potestas", ни новообразованное слово "gubernum" не отражали того свойства, что приобрела власть к концу первого столетия до РХ. Лишь к третьему веку Диоклетиан официально признал, что та система власти, что существует в Риме, является ничем иным как доминатом, господством, а сам Рим - всего лишь домашнее хозяйство своего господина-императора.

Ибн Халдун утверждал, основываясь на смене династий в Магрибе, что государство [давла] порождают племена, обладающие высокой степени асабией, с появлением государства асабия угасает, и на смену ей приходит мулк, мулк приводит государство к упадку, и государство сметается следующим племенем. Мулк это и есть доминат, господство (или, говоря по-русски, просто государство, что прекрасно нас характеризует). Асабия же, полагаю, и есть искомая нами социативность.


" ...буде найдутся цыгане беспаспортные, ...то дать им такой-то срок, чтоб они приписались там, где их застанет указ, к сельским, городским обществам... ...Для того чтоб приписываться, надобны деньги, надобно согласие обществ, которые тоже даром не захотят принять цыган.." Помню, когда впервые натолкнулся на эту историю у Герцена, я пришел в полное недоумение, настолько это "согласие обществ" выбивалось из всех моих представлений о состоянии обществ и общества николаевской эпохи. Оказалоь, что это "согласие" просуществовало в России вплоть до ноября 1917 г., когда уже иное общество пришло к иному согласию.

"Приписаться к обществу" - согласие принимать его установления писаные и неписаные взамен за помощь, предоставляемую этим "обществом". По всей территории бывшей Римской Империи на месте бывших храмов встречаются каменные плиты, на которых высечены тексты приблизительно одного содержания: некто передал в дар храму на нужды его и его прихожан некую, довольно значительную сумму. Чаще всего дарителем выступает либо вольноотпущенник, либо ветеран легионов. Историческая наука, естественно, из этого извлекает вывод о неплохой жизни римских рабов и богатстве римских легионеров. На самом же деле, если вспомнить, чем являлись сельские храмы, нетрудно догадаться, что эти дары - всего лишь те самые деньги, за которые италийские "общества" выражали свое "согласие" на принятие бывших воинов и рабов.

Продать постаревшего раба - достаточно проблематичное занятие, отпустить его на волю в Риме - заплатить такой же налог, как и за продажу, да еще и отвечать за благосостояние своего бывшего раба вплоть до его смерти, поскольку либертин остается членом семьи давшего ему волю. С легионером-ветераном приблизительно те же проблемы: со времен Мария до правления Августа консул, нанявший легионера, был обязан содержать его до тех пор, пока легионер не получит земельный надел. Покупка "согласия" - идеальный выход для всех заинтересованных сторон.

Похоже, что "одновременно преодолены и сохранены" оказались не философия с историей, а лишь развитое Марксом философское положение об их кончине после "преодоления и сохранения" основного противоречия, движущего историю - противоречия между общественным характером труда и частной формой присвоения его плодов, сразу после того, как регулятором этого присвоения становится государство.

...Он осматривается, желая присоединиться к сообществу тех, кто либо уже объединились, либо намерены объединиться для взаимного сохранения их жизни, свободы и имущества... [he seeks out, and is willing to join in society with others, who are already united, or have a mind to unite, for the mutual preservation of their lives, liberties and estates] Если про собственность мы уже кое-что поняли, то про это объединение нам пока известно только то, что оно является машиной для подавления большинства, представляющего угнетенный класс, в руках класса господствующего, но две произошедшие с Россией за последнее столетие революции заставляют полагать, что ныне господствующий класс и есть само государство.

Всякая революция лишь освобождает то, что уже созрело, убирая мешающие созревшему институты, Так Французская революция похоронила цеховую организацию производства и унифицировала властные структуры во всех провинциях муниципиях и коммунах, подчинив всю Францию ее лучезарному центру, чего, собственно, и добивался, созывая Генеральные штаты Людовик XVI. Российское государство после победы пролетариата не пожелало оставаться машиной в руках победившего класса, и выяснилось, что казавшееся основным противоречие при своей сублимации и уничтожении прежних классов порождает не бесклассовое общество, а общество разделенное на новые классы - класс управляемых и класс управляющих. Класс производящий и класс распределяющий. Операториат и диспозиториат. В результате революции 1917 г. мы получили это новое противоречие едва ли не в чистом виде, а после 1991 г. наш диспозитариат еще более усилился, отбросив прежде для него обязательную марксистскую идеологию, принуждавшую его к некоторой скромности.

Некогда Демосфен сказал, что человек - двуногое бесперое прямоходящее, в ответ Клеон принес ему ощипанного петуха, Демосфену пришлось добавить к определению еще и плоские ногти. Аристотель, прочитав эту байку Платона, заметил, что это равно относится к определению животного или бога, человек же - животное политическое, наделенное разумом. О разумности человека можно, конечно, и поспорить, но в локковом определении собственности человека явным образом не достает аристотелевой политичности, она появляется у Локка как нечто внешнее по отношению к человеку, уже обладающему своим имуществом. Остается только догадываться, каким языком этот человек, обзаведясь имуществом, договаривался с найденным им сообществом. Речь не может быть производной от имущества, свободы или жизни, речь - свидетельство того, что наш Адам уже входит в это сообщество, а если мы предполагаем, что вокруг достаточно места для уединения, то значит, стремление принадлежать к сообществу - свойство человека столь же для него естественное, как его жизнь, свобода или имущество.

Концентрация капитала, по мысли Маркса, служила делу пролетарской революции больше, нежели борьба рабочего класса за свои политические права. Пролетариату при высокой степени концентрации капитала и наработке навыков планового управления столь сложными объектами достаточно было лишь, взяв уже заботливо сконцентрированные буржуазией средства производства в свои руки, приступить к осмысленному, рациональному производству. "Пролетариат берёт государственную власть и превращает средства производства прежде всего в государственную собственность. Но тем самым он уничтожает самого себя как пролетариат, тем самым он уничтожает все классовые различия и классовые противоположности, а вместе с тем и государство как государство." (Ф. Энгельс)

Заботливыми руками синдиката Госбанка и русских банкиров, с 1912 г. скупавшего падающие акции российских предприятий, Думы и правительства, отказавшихся от жесткого золотого стандарта, а затем утвердивших предельные указные цены, военно-промышленных комитетов, распределявших по тем ценам в условиях растущей инфляции госзаказы и сырье для тех заказов, были созданы условия для немыслимой в мирное время концентрации капитала в руках государства, охотно бравшего в казну на время войны предприятия, принадлежавшие тому самому синдикату, чтобы покончить с забастовками, добиться своевременности поставок и планомерности в производстве. Взамен банкиры получили места в правительсттве, дабы обеспечить эту планомерность, так что, Е. Гайдар отнюдь не первый, кому пришла в голову эта блестящая мысль о равноценности собственности и власти. Пролетариату, действительно, осталось только взять "государственную власть и превратить средства производства прежде всего в государственную собственность".

Правда, вместо того, чтобы уничтожить пролетариат как класс и государство как государство, пролетарская революция обратила все население в пролетариат, но, надо отдать ей должное, все-таки уничтожив при этом все классовые различия. В ее итоге, вместо обещанной общедоступности благ и освобождения труда, мы получили этакий эгрегор капитала. Ну, вроде того самого нашего гипотетического акционерного общества, аннулировавшего свои акции и тем самым сведшего свой уставный капитал к нулю. Само же государство вместо тихого засыпания после успешно проведенной пролетариатом операции поступило в охрану к новорожденной корпорации.

Тот, кто полагает, что Маркс всю свою жизнь был занят научным обоснованием освобождения рабочего класса от гнета класса буржуазии, увы, заблуждается, амбиции Маркса простирались гораздо шире: Маркс всю свою жизнь посвятил опровержению постулата Гегеля о трансцендентности истории, Маркс был уверен, что смысл и цель истории не только постижимы, но уже постигнуты им, и этот смысл уже близок к своему воплощению, а цель истории вот-вот будет ею достигнута. Победа рабочего класса была необходима Марксу только в качестве зримого подтверждения его победы над Гегелем. Завершение истории означало бы и конец философии, а человеком, положившим последний камень в ее здание, стал бы тоже Маркс. Энгельс, скажем, в том и не сомневался: "Современный материализм - ...вообще уже больше не философия, а просто мировоззрение, которое должно найти себе подтверждение и проявить себя не в некоей особой науке наук, а в реальных науках. Философия, таким образом, здесь «снята», т. е. "одновременно преодолена и сохранена".

Имуществом каждого мы назвали то, что полезно ему в жизни, а полезное, как мы нашли, — это все, чем человек умеет пользоваться... ...вещи, хоть они одни и те же, для умеющего пользоваться ими — приобретение, а для неумеющего — нет:.. для того, кто не умеет пользоваться флейтой, она — приобретение, если он ее продает; а если не продает, а владеет ею — нет. Это - Ксенофонт Афинский, его Экономика, труд положивший начало и давший название целой научной отрасли.

Если верить Ксенофонту, простое накопление богатств индивидом - свидетельство того, что этот индивид не умеет им пользоваться, и оно перестает быть его имуществом, более того, он рискует попасть в зависимость от своего богатства. Чтобы богатство человека, переросшее его умение и возможность им пользоваться, превратилось в его имущество, приходится заниматься "комбинированием и рекомбинированием прав собственности" - передавать лишнюю часть того богатства в совместное владение. Этим способом сохранения своего имущества пользовались еще задолго до римлян, римские же коллегии, основанные на совместном владении, включали в себя едва ли не всех римлян, да и сам Рим был ничем иным как огромной коллегией, находящейся в совместном владении римского народа.

Право распоряжения имуществом коллегий принадлежало доверенному лицу совладельцев, оно было обязано распоряжаться имуществом и использовать его в интересах своих доверителей. Обязательства, данные этим лицом, могли касаться только доверенного ему имущества и не распространялись на прочее имущество совладельцев. Бывали коллегии практически вечные, такие, как похоронные коллегии, бывали и коллегии временные, существующие до той поры, пока у коллег не закончится срок откупа, или не самортизируется их имущество, например, корабль. После отмены запрещения Цезарем всех коллегий, начиная с Августа, любая коллегия должна была испрашивать дозволение на свое существование у Сената. Коллегиальный Рим кончился, началась Римская Империя. Из права римского обязательность официального постановления законодательного органа об образовании новой коллегии перешло и во все европейские кодексы и статуты.

Первые акционерные общества в большинстве своем основывались на откупе регалий. Ост Индская Компания, например, откупила у Генеральных Штатов права на колониальную торговлю, на управление существующими колониями, на их защиту и на поиск новых колоний сроком на двадцать лет. Первые ее акционеры, помимо дивидендов на акции, ежегодно получали и одну двадцатую от своих первоначальных вложений. В принципе, такое положение вещей устраивало акционеров, но не устраивало директораты обществ и директорат Амстердамской биржи, ведшей торговлю акциями, потому из пыли времен было вытащено толкование норм римского права, призванное объяснить вечность существования имущества церквей и университетов, оно в тех толкованиях было признано принадлежащим в первом случае телесности благой, а во втором - искусственной или юридической, так на свет появились корпорации-телесности, обладающие юридическими лицами.

С той поры имущество корпораций тоже стало вечным, акционеры удовлетворяются дивидендами, а директорат превратился в управляющих имуществом не совладельцев, а самой корпорации, а потому и действует в ее интересах, предполагая, что эти интересы и есть интересы акционеров. Количество живых акционеров неуклонно сокращается, уступая свое место иным корпорациям. Есть и страны, где двадцати крупнейшим национальным корпорациям принадлежит по пять процентов акций каждой из этих корпораций. В принципе, ничто не мешает любой корпорации выкупить все свои акции и аннулировать их, тогда получится просто идеальная корпорация. Как вы считаете, кто будут совладельцы той корпорации, части чьей собственности будут составлять эту телесность?

Кажется, "стечение букв бств так полюбилось нам" вскоре после появления у Екатерины I Собственной Е..И. В. вотчинной канцелярии, канцелярия была отделена от всех государственных учреждений и занималась исключительно личным имуществом государыни. Сейчас эту контору можно бы было назвать личной или частной, но во времена Екатерины бытовали только личные (с ударением на второй слог) полотенца и частные приставы. Производное от прилагательного "собственный" существительное "собственность" появляется в языке для обозначения исключительной принадлежности некоего имущества определеннму лицу, его личного имущества. Иной собственности русский язык не знал вплоть до появления переводов с французкого, немецкого и английского, но и "propriété privée", и "privates Eigentum", и "private property" означают в них только одно: личное свойство, определение лишь указывает в этих языках на то обстоятельство, что речь идет не о свойствах вообще, а о свойствах личности. Кабы Екатерина свою канцелярию назвала не собственной, а свойственной, может быть, и не пришлось бы сейчас разводить турусы на колесах.

Явление народу частной собственности, подкрепленное авторитетом отечественных докторов от философии, заставило предполагать наличие у нее неких качеств, выделяющих ее из обычной собственности, хотя первое время самим докторам, способным читать "Юго" там, где по русски ясно напечатано "Гюго" , и "Айвенго" вместо напечатанного "Ивангое", все представлялось несколько иначе. Увы, те доктора вымерли, новые же поколения докторов стали ближе к народу и заговорили о существовании личой собственности, собственности государственной, собственности общенародной, и, как записано в нашей Конституции, "иных форм собственности".

Что произойдет с частью вашей собственности, если вы объедините ее с частью собственности вашего приятеля для неких низменных или возвышенных целей? Вы утратите право распоряжения этой частью, а, следовательно, она перестанет быть вашей собственностью, распоряжаться ею с момента объединения вы сможете только совместно с приятелем. Попробуйте произнести слово "сособственник", не получается? И правильно не получается, пока нас не убедили в ином наши доктора от философии: выделенное вами из состава вашей собственности имущество теперь находится в совместном владении, а вы с приятелем совладельцы. То же относится и к любой "иной форме собственности".

Любая "комбинация и рекомбинация прав собственности" в итоге дает их утрату, но зато собственностью становятся плоды совместного владения. Чтобы наделить это владение правами собственности, пришлось сделать вид, что этот имущественный комплекс обладает личностью. Вот века с XVII и гуляют разнообразные фальшивые личности, личности моральные, легальные, юридические, встречаются среди них даже тела телесные, и все это только ради обоснования прав корпораций на существование отдельное от своих владельцев. К ХХI веку мы пришли к почти полному уничтожению собственности - поглощению нашего имущества корпорациями и государствами, разделившими право на фальшивую личность с корпорациями. Собственность на глазах пары поколений сублимировалась, но пока вовсе не в сторону общедоступности порождаемых ею благ.


Начало накоплению того имущества, коим заведовало Личное управление Е.И.В. по делам наследства, было положено еще великим государем Симеоном, даровавшим его существенную часть дворянину московскому Ивашке Васильеву. Ивашка тот в бытность свою великим государем всея Руси, великим князем владимирским, московским, новгородским, царем казанским, царем астраханским, государем псковским, великим князем смоленским и прочая, и прочая, вдруг осознал одно обстоятельство: несмотря на обширность своих владений, распоряжаться ими он не может, это право принадлежит приказам, думе, кому угодно, но только не ему. С отчаянья он потребовал выделить ему вдовью долю, но и опричнина вскоре тоже оказалось вовсе не тем имуществом, что жаждал государь. Тогда он, вернувшись на царство, отказался от всех своих владений и вместе со всей титулатурой передал их Симеону Бекбулатовичу, чтобы уже из его рук получить в свое распоряжение хоть малую толику от тех владений. В общем, Иван Грозный, в отличие от нынешних докторов, прекрасно осознавал разницу между владением и собственностью.

Если и прежде было вам скучно, то сейчас будет еще скучнее.

Итак, состояние, богатство [estate] первобытного индивида возникает в результате приложения им труда, являющегося проявлением его жизненных сил и свободы целеполагания [life and liberty], к общедоступным [пребывающим in common state] дарам дикой природы и иным ее проявлениям, своим трудом этот и ему подобные индивиды преображают природу и создают новую природу, более пригодную для человеческого бытия. В конце концов, эта изначальная общедоступность и вовсе исчезает, постепенно переходя в состояние [estate] наиболее умелых и удачливых индивидов, становясь частью их самих, частью их естества, сущности, то есть частью их собственности [property]. Состояние, богатство постепенно превращается в гарантию независимости, а значит, и свободы применения жизненных сил своего обладателя, потому вскоре оно начинает представлятся самой сущностью индивида, почти синонимичным его собственности. Прочие же, лишенные состояния, становятся ущербными, расчлененными, бессущностными [Unwesen, К. Маркс].

Преобразование природы со временем заходит столь далеко, что возникает иная природа, техногенная, индустриализация охватывает все сферы человеческой деятельности, и труд уже нигде не может оставаться индивидуальным трудом, по необходимости он становится частью труда общего, но доступность плодов общего труда, как и свобода применения жизненных сил, по прежнему зависит от наличия у индивида состояния-собственности, на этом этапе развития человечества нашедшей свое отражение в капитале. Эта техногенная природа благодаря общности труда уже сама предполагает общедоступность ее плодов, мешает же этой общедоступности лишь состояние-собственность, дающая право на их распределение, тем самым сохраняя расчлененность сущности всех, не обладающих состоянием.

Расчленение сущности индивида может быть преодолено только тем самым снятием собственности, которая сохранит себя, отрицая себя, и сублимируется в своем сохраняющем самоотрицании, или, говоря языком Лопатина, возвышением собственности. Результатом этой сублимации будет возвращение к общедоступности плодов на сей раз уже техногенной природы, собственность, освобождаясь от своей связи с состоянием, освободит и жизненные силы, ущербный индивид, наконец, вновь станет цельным.

Препятствовать накоплению плодов и образованию новых состояний призвана сублимация потребностей (кстати, еще одна жертва пресловутого возвышения). Явнее всего эта сублимация, осознанный отказ от обладания и предпочтение ему владения и пользования, проявляется в распространении аутсорсинга и лизинга. Прежде большие гостинницы пользовались собственным постельным бельем, что вынуждало их содержать склады, прачечные и целые отделы, озабоченные своевременной заменой износившегося белья, закупавшие новое и утилизирующие старое. Теперь те гостинницы спихнули эту обузу на специализированную компанию, которая и предоставляет постельное белье в пользование, и стирает его, и следит за его состоянием. Обладание, и даже владение постельным бельем становится невыгодным, дешевле пользоваться бельем таких компаний. Ну, а среднемировой автовладелец уже давно отказался от обладания автомобилем, владея автомобилем, принадлежащим лизинговой компаниии.


Таковы вкратце диалектические предпосылки снятия или уничтожения собственности как категории отношения и возврашения ее в категорию модальности. Не берусь пока судить, прав был Маркс или нет, но в его диалектических построениях не находится места для частной собственности, противостоящей в нашем сознании не столько казенной и публичной, сколько личной собственности.