Не шутите? Очень рекомендую:

"...когда предмет не ударяет, тело его не чувствует; и когда люди говорят, что они жалеют тех, кого не видят, им следует верить так же, как когда они говорят, что являются нашими покорными слугами..."

"...Нищий просит вас проявитъ эту добродетель во имя Иисуса Христа, но все время его главная цель - возбудить вашу жалость. Он выставляет вам на обозрение самые страшные язвы своих болезней и телесные уродства; тщательно подобранными словами он кратко излагает вам историю своих бедствий, действительных или вымышленные и хотя кажется, что он молит Бога, чтобы тот открыл ваше сердце, на самом деле он трудится, чтобы произвести впечатлениена ваш слух: самый отъявленный распутник из них прибегает к помощи религии и помогает своему лицемерию скорбным тоном и деланно-жалобными жестами. Но он не доверяется только одному аффекту, он льстит вашей гордости титулами и званиями, обозначающими почет и отличия; он успокаивает вашу скупость, часто повторяя о незначительности дара, который он стремится получить, а также давая обязательные обещания о будущих воздаяниях, которые принесут вам необычайные проценты, превосходящие предусмотренные статусом ростовщичества, но находящиеся вне пределов его досягаемости. Когда таким образом нападают со всех сторон на людей, не привыкших к большим городам, они обычно вынуждены уступить и не могут не дать что-нибудь, хотя сами едва ли могут обойтись без того, что отдают. Как странно управляет нами себялюбие! Оно постоянно заботится о том, чтобы нас защитить, и тем не менее заставляет нас действовать против своего интереса, чтобы успокоить взявший верх аффект: ибо когда нас охватывает жалость, то, если только мы можем представить себе, что облегчаем участь того, кому сочувствуем, и тем самым способствуем уменьшению его горестей, это соображение нас успокаивает, и поэтому жалостливые люди часто дают милостыню, когда на самом деле они чувствуют, что лучше бы этого не делать.

Когда язвы слишком велики или кажется, что они как-то иначе Чрезвычайно сильным образом причиняют страдания и нищий все терпит, выставляя их обнаженными на холоде, на некоторых людей это очень сильно действует; позор, кричат они, что допускается такое зрелище; главная причина состоит в том, что оно ощутимо трогает их жаласть, а они в то же время решили ничего не подавать, либо потому, что скупы, либо потому, что считают это пустой тратой, и это еще более усиливает их беспокойство. Они отводят глаза, а, если вопли действуют угнетающе, некоторые охотно заткнули бы уши, если бы это не было постыдным. Они могут лишь ускорить шаги и в глубине души очень сердятся, что нищих пускают на улицы. Но с жалостью дело обстоит так же, как со страхом: чем более мы знакомы с предметами, возбуждающими тот или другой аффект, тем менее они нас волнуют, а на тех кому стали привычны все эти сцены и стоны, они производят мало впечатления. Единственное, что остается сделать настойчивому нищему, чтобы покорить такие каменные сердца, это идти следом за ними (если он может ходить на костылях или без них), и, терзая их и назойливо докучая им непрерывными воплями, попытаться, если Можно, заставить их купить себе мир и спокойствие. Таким образом, тысячи людей дают деньги нищим по той же причине, по какой платят своему мозолисту, - чтобы легче было ходить. И множество полупенсовиков раздается наглым и намеренно докучливым негодяям, которых, если бы это можно было сделать прилично, человек отколотил бы тростью с гораздо большим удовольствием. И тем не менее все это благодаря благовоспитанности страны зовется милосердием."