tapirr

«Нужно жить не по лжи, чтобы научиться жить по любви Евангельской...»

В программе «Экклесия»  igpetr@lj  игумен Пётр (Мещеринов)  и протоиерей Георгий Митрофанов (Часть 1).


Прот.А.Степанов: Здравствуйте, дорогие братья и сестры! В эфире радио «Град Петров» программа «Экклесия» и ее ведущий протоиерей Александр Степанов. Как обычно наша программа посвящена нашей Церкви, ее прошлому, настоящему и будущему. В данном случае мы хотим поговорить о настоящем и будущем, прежде всего. Сегодня мои собеседники – профессор Санкт-Петербургской Духовной Академии протоиерей Георгий Митрофанов. Здравствуйте, отец Георгий!

Прот.Г.Митрофанов: Здравствуйте!

Прот.А.Степанов: ...И игумен Петр (Мещеринов), настоятель подворья Данилова монастыря, сотрудник Патриаршего центра духовного развития детей и молодежи при Даниловом монастыре. Здравствуйте, отец Петр!

Игумен Петр (Мещеринов): Здравствуйте, отец Александр!

Прот.А.Степанов: Cегодня, в отличие от обычных наших встреч, мы имеем возможность поговорить и с представителем московского духовенства и тем самым как бы увидеть нашу церковную жизнь глазами еще и московского священника. Кроме того, не так часто на нашем радио выступают монашествующие, и тем более таких монастырей, как ставропигиальный Данилов монастырь в Москве, который является и официальной Патриаршей резиденцией. Поэтому, отец Петр, мы надеемся, что Вы существенно обогатите наше сегодняшнее обсуждение своими наблюдениями.

( Далее )

Игумен Петр (Мещеринов): Спасибо за столь добрые слова. Отец Георгий уже мой иноческий путь обозначил. Я проходил все монастырские послушания, связанные с храмом, я и пономарил, и был регентом, и уставщиком долгое время, причем мне очень нравилось это занятие, и до сих пор я при случае регентую, и даже монастырское начальство, если у нас бывают службы на других подворьях, берет меня в качестве регента с собой, потому что я не прекратил это свое послушание. Я еще был звонарем, я был помощником благочинного, и все это дало мне возможность познакомиться с самой сутью богослужебной жизни, но вместе с тем дало почувствовать и многие проблемы этой богослужебной жизни, применения монастырских богослужебных уставов к нашей действительности. Затем я уже с 1995 года нахожусь на монастырском подворье, где несколько человек братии, храм, в котором совершаются ежедневные богослужения суточного круга, небольшое сельское хозяйство. Кроме того, у меня была возможность с благословения отца наместника нашего пожить и в Крыму, в горах, более скитским образом жизни...

( далее )

Прот.А.Степанов: Спасибо, отец Петр. Вот первый вопрос, который мне хотелось бы Вам и отцу Георгию задать, это вопрос, связанный с местом и ролью Священного Писания в жизни современных христиан в нашей Церкви. Как Вам кажется, это место действительно центральное, как это и должно было бы быть, или получается иначе?

Игумен Петр (Мещеринов): Конечно, это место должно быть центральным, и если мы возьмем все богословие отцов Церкви, составляющих сердцевину нашего Предания и церковной традиции, то увидим, что фундаментом их богословствования является, конечно же, Священное Писание.

Со временем, не без влияния процессов, происходящих во всемирном христианстве, произошло некоторое такое разделение терминологии Писания и Предания. Как известно, Лютер одним из основных принципов Реформации предложил «Solo Scriptura» – «Только Писание», а Тридентский собор Католической Церкви, контрреформационный, в ответ на это выработал принцип Писания и Предания как двух равновеликих составляющих церковной жизни.

Древняя Церковь такого разделения не знала, потому что Предание не формализовывалось, а было живым, это был живой опыт Церкви, живой опыт богословствования, который опирался на Писание и на самый опыт жизни в Духе. Ведь Предание это и есть непрерывная жизнь Духа Святого в Церкви и реагирование на Него людей.

А в наше время, мне кажется, плохую службу сослужили некоторые аскетические труды церковных писателей, которые провозгласили принцип «Евангелие через отцов».

И я заметил такую вещь, что когда рядом, например, с Евангелием ставится союз «и», да и вообще в таких сочетаниях, как «Христос и что-то там». Вот, «любовь к Богу и любовь к чему-то еще». Вот этот союз «и» каким-то странным образом устраняет первую половину фразы. И когда мы говорим: «Евангелие и ...» – это значит, что от Евангелия ничего не остается, и будет только то, что идет после «и». Вот «Евангелие и Предание» – это значит, что Евангелия не будет на первом месте.

Здесь нужно сказать, что на самом деле, конечно, Священное Писание нельзя принимать в отрыве от опыта Церкви. Но нужно различать такую важную вещь: догматическое понимание Писания, действительно, возможно только – применяя эту формулировку – «только через отцов», потому что только полноценный, полный опыт Церкви выявляет то, что порой в Писании бывает скрыто, и это относится именно к догматической, познавательной стороне – то, что мы знаем о Боге.

Но вот с нравственной точки зрения Писание, на мой взгляд, самодостаточно, и если мы рядом с нравственными требованиями, особенно Нового завета, будем ставить что-то еще, то, как правило, эти евангельские требования будут размываться и уже терять свою такую «категорически императивную» функцию.

( далее )

А искушение заключается в том, что евангельскому идеалу, достаточно ясному, на самом-то деле противопоставляются воспринятые сквозь призму той или иной исторически преходящей общественной идеологии те или иные мнения святых отцов.

И на основе этих мнений, на основе их конкретных, частных суждений выстраивается некая универсальная мораль, которая подчас просто отодвигает на второй план мораль евангельскую.

( Далее )

Вот в наше время, например, очень многие предания, о которых сказал отец Георгий, основываются на том, что эта любовь убирается в сторону. И на первый план выставляются какие-то иные вещи – например, стояние в истине.

И даже есть церковные писатели, в частности, есть такой писатель русского зарубежья архиепископ Аверкий (Таушев), который прямо и настаивал на том, что любовь не может быть без истины, а под истиной он понимал безблагодатность сергианской церкви, например, в конкретном историческом контексте.

И подобного рода человеконенавистническая идеология подавалась как истинное Православие, истинное христианство.

Мне кажется, если любовь убирается из поля зрения, как не то, что из нас должно исходить в мир, но как то, к чему мы, по крайней мере, должны стремиться непременно, вот тогда христианство исчезает и остаются падшие стихии мира сего, которые просто прикрываются высокими словами, и это как раз то, что вызывало гнев Христа – единственное, что вызывало Его гнев, – это фарисейство. Эта подмена подлинного смысла Богопочитания и любви к Богу и человеку чем-то иным, под каким бы то ни было предлогом. И до сих пор и всегда это вызывает и будет вызывать гнев Божий.

Продолжение следует