|
|
Пишет Александр Владимирович (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} lesnoy)@ 2007-02-02 19:35:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
Наверное, не будет преувеличением сказать, что Европа всегда была образцом для России.
Со времени императора Петра Великого оглядка на Запад стала обычаем для русского общества: из Европы Россия старалась брать и брала всё, что только могла взять и освоить – манеру строительства военных кораблей, фасон одежды, способ организации регулярной армии, привычку курить табак и пр. и пр.
Но и до времени прозападного императора было, в общем, то же самое, только равнялись не в западном, а юго-западном направлении – на Рим и Царьград.
Итак, равнение на Запад было всегда с тех пор, как Россия стала Россией, и это, разумеется, не случайно – нужно признать очевидное, нашим предкам действительно было на что равняться.
Византия и Западная Европа в Средневековье и раннее Новое время были населены выдающимися человеческими сообществами.
Люди, их составлявшие, строили великие города, создавали оставшиеся для вечности художественные ценности, рождали великие идеи, открывали и заселяли Новый Свет, были способны сражаться и умирать за свою веру и Бога. Многие десятки, сотни из всех этих действительно выдающихся строителей, художников, мыслителей, поэтов, мореплавателей, первооткрывателей, воинов и служителей веры Западного мира жили так, что их жизни можно было считать образцовыми для всех, в том числе и для русских, людей. Общество, которое они создали, совершенно справедливо вызывало искреннее восхищение.
Надо сказать, что так было всегда до 20 века.
20 век изменил всё.
Западный мир вдруг стал помойкой. Не внешне, разумеется – люди прошлого сделали достаточно, чтобы и мир их потомков выглядел монументально и роскошно. Он стал помойкой сущностно.
Всё дело в том, что место мыслителей, художников и воинов вдруг заняли безвольные, развращённые, задуренные люди, не вызывающие никакого уважения. Этот обидный вывод, конечно, является обобщением, и кретинами в Западном мире стали не все люди поголовно; но разве от этого становится легче, если общая картина всё-таки именно такова?
Любому человеку, живущему в любое время в любом месте мира, всегда нужны поведенческие образцы. Особенно тогда, когда он только учится жить.
В России и Западном мире для мужчин такими образцами всегда были подвижники или воины, для женщин – добродетельные, верные жёны и заботливые матери, хранительницы домашнего очага. Т.е. те, кто были, в первую голову, бескорыстны, жертвовали личным ради общего блага – ради своей страны или семьи.
Жития святых и рыцарские романы учили молодых людей, вступающих в жизнь, тому, к какому образу жизни им следует стремиться.
Метаморфоза, случившаяся с Западным миром, началась с подмены поведенческих образцов в середине 20-го века.
Место благородного, безупречно честного и смелого воина или святого вдруг занял деятель новообретённой массовой популярной культуры.
Всё началось с музыки, и понеслось как снежный ком с крутой горы.
Вот, пожалуй, один из первых идолов, от которого вполне можно вести отсчёт.
Нельзя не признать, это был талантливый человек. Но талант – это только инструмент, обоюдоострый клинок, и суть явления, которое будет рождено с его помощью, определяет не он. Талант только преподносит явление в чрезвычайно или даже предельно привлекательном, соблазняющем виде.
Какова же тогда суть того, что так талантливо делал этот человек, а также многие другие, которые за ним последовали?
Это можно понять с помощью сравнения. Возьмите две талантливо сделанные вещи: его Белый альбом и, например, концерт № 2 для фортепиано с оркестром до минор, ор. 18 другого выдающегося человека, родившегося на полвека раньше.
Обе вещи сделаны из одного и того же материала одинаково искусно, изыскано, изощрённо, с большим старанием и настоящим мастерством. Но чувство после себя они оставляют совершенно разное. У этих вещей – разная суть.
Интересно, что почти сразу же за названным появились другие идолы, ставшие делать такие вещи, для понимания сути которых уже даже не нужно было прислушиваться к собственным внутренним чувствам и ощущениям. Всё было видно уже воочию.
Record Plant. NYC 1972
Giant Phallus. Madison Square Garden. NYC 1975
Tongue. NYC 1978
Ritz NYC 1983
Наверное, незачем дальше прослеживать короткий путь изменения или, правильнее сказать, подмены поведенческого образца людей Западного мира; путь, пройденный почти мгновенно – всего за пару десятков лет.
Ну, а если всё-таки есть зачем, то нужно сказать о следующем:
В 1939 году нидерландский историк культуры, считающийся одним из выдающихся мыслителей 20-го столетия, Й. Хёйзенга писал в своей работе "В тени завтрашнего дня" о новом для того времени явлении, о радио.
«Примером необычайно высокого технического достижения самого полезного и благотворного характера, которое, однако, угрожает содержанию культуры своими побочными эффектами, служит радио. Никто ни минуты не сомневается в исключительной ценности этого нового инструмента духовного общения. Сигналы бедствия и спасательных служб, музыка, новости, которые доносит радио до одинокого человека в самые отдаленные места, — всех удобств просто не перечислить...»
Обратите внимание на слова этого философа об "исключительной ценности этого нового инструмента духовного общения". И это всего лишь о радио.
Что же в таком случае можно сказать о кинематографе?
Кино, воспринимаемое кем-то как балаган и сугубое развлечение, в действительности со времени своего появления со всею очевидностью является важнейшим инструментом влияния на человеческое общество, на умы и поведение современных людей.
Понимаем ли мы это, хотим ли мы этого или нет, роль кинематографа в мире людей является совершенно определённой: кинематограф способствует формированию в обществе устойчивых стереотипов поведения его членов.
Значение кино в этом плане чрезвычайно велико. То, чего раньше искали в книгах, в новейшее время стало принято находить на кино или теле экранах.
Что именно стали находить там современные люди? –
Всё тот же подменённый пример поведения, извращённый поведенческий стереотип.
Одна из первых картин об уродах
была "признана критиками в качестве ключевой, этапной ленты 70-х годов и по достоинству оценена другими режиссерами.
Смысл высказываний нынешних сорокапяти-пятидесятилетних кинематографистов Франции таков: "Все мы вышли из "Вальсирующих".
Жерар Депардье метко назвал его "кирпичом в кинематографическую витрину". Картина может шокировать некоторых людей своим нигилизмом, разрушительным пафосом, развенчанием всего и вся".
Снято же это кино было по одноимённому роману, написанному под впечатлением от студенческих волнений мая 1968 года. Снято, как сказано в одной из восторженных рецензий, "под кайфом от последующей за ними сексуальной революции".
Были и другие "кирпичи", не менее увесистые.
Их было много, и все эти последующие вещи были очень откровенны, выступая с прямыми апологией и эстетизацией таких прежде однозначных в человеческом восприятии явлений как неверность, прелюбодеяние, блуд:
или воровство, грабёж, убийство:
Изменилось ли что-нибудь в последние годы?
Ответ отрицательный, ведь поведенческие образцы современному западному человеку показывают всё те же.
Таким образом, можно увидеть:
Место подвижника и воина, верной жены и заботливой матери в культуре Западного мира заняли
кретин мужского пола, живущий под лозунгом вроде «секс, наркотики, рок-н-ролл» (возможны вариации – «секс, карьера, отдых в Майями» или «секс, много денег, ФК Челси» и проч. и проч.), и кретин-женщина, главная особенность которой – уверенность в нормальности внебрачных половых связей, т.е. по-русски говоря, в нормальности и даже почётности собственного блядства.
Обычная для России прежде, но вызывавшая всё-таки достаточно споров и сомнений, оглядка на Запад в наше время становится единственно нелепой. Значение Западного мира, впрочем, по-прежнему велико – на этот раз как анти-примера, отрицательного, скверного образца.
В завершение можно только сказать, что для меня, как обычного русского человека, выросшего, в частности, и на прежних – высоких – образцах Западной цивилизации, это очень досадно – видеть, что происходит с когда-то настолько славным и честным миром людей.
Может ли что-нибудь остановить трагедию, происходящую на наших глазах? – К сожалению, её не остановит уже ничего, кроме настоящей, страшной беды, общего большого несчастья. Такого, которое просто перевернёт, смоет, уничтожит новые основы жизни старого мира.
Нужно признать, на Западе слишком долго не было настоящей большой войны или мора, и испытание миром и благополучием оказалось с треском проваленным.
