Тринадцатая симфония Мясковского (1933), одночастная


Отдалённый стук барабана, точно в дверь; стук, разгоняющий дырявые кружева сумерек; осторожные шаги меланхолии, предшествующей вступлению смычковой группы, которая скатывается с лестницы, озаряя окрестности прищуром неприрученных духовых.
В этом мире полувзгляд, полусад; в полураспаде времени суток и времени года, на окраине мира, существует человек (в доме, в избе с тёмными окнами), бытие которого протяжно и протяженно.
Вот и виолончель тянет жилы, жили-были; человек курит и дым образует вокруг него слои, схожие с геологическими. Мир наваливается на него симфоническим боком, то ли лесом, в темноте трясущим парализованными кистями, то ли последними новостями, сочащимися из прокопчённой радиоточки.
В этом мире нет телевизора, хотя, можно представить, что он есть, чёрно-белый, близорукий. За ним и на нём копится пыль, дым оседает едким запахом, духовые вычерчивают свои эпизоды, то ли наступая (давя), то ли отступая, волнами-волнами, поверх которых вышивают фаготы.
Звучание нарастает постепенно, хотя на жизнь отшельника это никак не влияет (может быть, пока?) Допустим, трубы выполняют роль внешнего вторжения; прибавь громкость, никакой робости, хотя…
…отдалённый стук из начала превращается в громкий грохот, от которого уже не скрыться. Дом накрывает грохот, оборачивающийся пустотой.
Пауза.


Юркие скрипичные смыслы сидят, чёртками, по углам тёмного дома; грызут сухари (?), по слепому телевизору транслируют репортаж из Моря Ясности; кубарем скатывается лунный свет, озаряя опушку. Лес точно становится ближе, свежее речное дыхание веет поверх верхушек серебряной, серебристой дорожкой, вычерчивающей коленца.
Кружащий и танцующий мир окружает недвижного человека, прислушивающегося с шорохам и стукам. Развитие напряжения кружит на одном месте, в центре которого – лохматая воронка, подпирающая бородёнку рукой.
Снова трубы (телефон?), но в избушке нет телефона; это мир просачивается сквозь брёвна и окна, сквозь закрытую дверь обмороками звуков, оборачивающихся демонами поражения.
…человек засыпает, слыша внутренний трубный зов, тихий и точно отдалённый, возможно, это внутренний голос, тихий рассказ, чистый расклад, тянущийся то ли иллюстрацией, или оммажем прошлому, которое, нет, не отменить.
Эта изба и этот человек – сон во сне, видимый со стороны, но и, одновременно, изнутри тоже. В чёрном-чёрном доме пустота и колеблется цветок на тонком-тонком стебле; отдалённо ухают зарницы, не приближаясь к дому и на пушечный выстрел.
Телефон? Телефон? Накатывает похмельем, зубной болью. Выпадением волос.
Снова пауза. Снова кружева. Снова лунный свет кончиком пальцев пробует холодную речную воду, прежде чем смешаться с ней, прежде чем выпить всю реку до дна.
Речной поток рождает ток. На внутренних стенках сосудов оседает усталость. С возрастом человек тяжелеет от накопленных впечатлений. Старость – это груз пережитого, каталог взглядов и чувств, всего записанного временем на корке и на подкорке. И это, кровяным или атмосферным давлением, тянет к земле, холодной и сырой.
Снова отдалённый стук…





Тринадцатая: http://paslen.livejournal.com/1081294.html
Двеннадцатая: http://paslen.livejournal.com/792255.html
Одиннадцатая: http://paslen.livejournal.com/714765.html
Десятая: http://paslen.livejournal.com/713782.html
Девятая: http://paslen.livejournal.com/709045.html
Восьмая: http://paslen.livejournal.com/708230.html
Седьмая: http://paslen.livejournal.com/707937.html
Шестая: http://paslen.livejournal.com/700735.html
Пятая: http://paslen.livejournal.com/690299.html
Четвёртая:http://paslen.livejournal.com/689751.html
Третья: http://paslen.livejournal.com/687094.html
Первая: http://paslen.livejournal.com/684075.html