tapirr

Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

Есть легенда о том, что перед смертью Матери Божией, перед ее Успением, Ей так же, как в дни Благовещения, явился ангел Гавриил и принес белые благоухающие цветы, цветы, напоминающие о блистании неба, о вечной жизни, — так гласит Предание.

Может быть, так и не было на самом деле, но Предание имеет свой смысл: мы верим и убеждены, что в последние дни своей жизни Матерь Божия стремилась соединиться со своим Сыном. Поэтому предвестие смерти, предчувствие конца жизненного пути и того, что Она вновь с Ним встретится, были для Нее, подобно Благовещению, Радостной Вестью.

И вспоминаются слова, на этот раз уже не из Предания, а слова апостола Павла, который говорил: «Хочу освободиться и быть со Христом». В самом деле, здесь нас отделяет от Него не только стена наших грехов, но и наша телесная слабость, и немощь, и все земное. И нам кажется, что если мы это преодолеем, то встретимся с Ним. Но это только кажется. Потому что Господь ждет нас не только за стеною смерти, но и за каждым поворотом жизни.

Он обитает здесь, с нами!

( Далее )


Иконы и тексты на Успение

Александр Мень

Миф или действительность?
Существовал ли Иисус Христос как историческое лицо


Окончание 
1, 2, 3, 4, 5

Евангельская история и вера

   Всякий, кто следил за развитием новозаветной критики последних лет, не может не заметить, что она совершила круг и после периода крайнего скептицизма вновь приблизилась к традиционным взглядам. К 1900 году уже мало кто из ученых решался датировать Евангелия концом II века. Было признано, что они возникли в недрах первоначальной общины.

   Но как в таком случае объяснить появление мифологической школы? Казалось бы, все говорило против ее концепций. Чтобы понять это, мы снова должны вернуться назад, к концу XVIII века.

   В то самое время, когда Шарль Дюпюи впервые высказал мысль, будто Христос есть солнечное божество, в Германии и Швейцарии были написаны две книги, которые содержали попытку истолковать Евангелие в духе рассудочного морализма.

Первая принадлежала семидесятилетнему кенигсбергскому философу Иммануилу Канту (1724-1804), и само название ее звучало как программа: “Религия в пределах только разума”. В отличие от энциклопедистов и “просветителей”, Кант после тщательного изучения законов “чистого разума” пришел к выводу о его природной ограниченности. Тем не менее он оставил место “практическому разуму”, который был для него связан с нравственной волей человека. Поэтому, даже рискуя войти в противоречие с собственным взглядом на границы познания, Кант стремился привести религию в соответствие с данными человеческого рассудка. Все, что не умещалось в это прокрустово ложе, следовало, по мнению Канта, изгнать из религии. Он стремился к созданию “естественного христианства”, которое сводилось бы лишь к системе моральных заповедей^[174].

   Другая книга была написана в 1795 году молодым еще тогда философом Г.Ф.Гегелем (1770-1831), находившимся под сильным влиянием Канта. Можно сказать, что Гегель в своем труде конкретно применил кантовскую идею в изложении жизни Иисуса Христа. Философ изобразил Его как человека, давшему миру “подлинную нравственность”, которая и есть “чистое служение Богу”^[175]. Мы не найдем в “Жизни Иисуса” Гегеля ни чудес, ни пасхальной тайны, ни свидетельств Христа о Самом Себе. В ней рассудок, признавший себя высшим судьей, диктует свои законы Евангелию и перекраивает его по своим меркам. В результате возникает призрак обескровленной доктрины, которая едва ли смогла бы покорить мир. 

   ( Read more... )

   Когда в Германии одни хотели представить Христа мифом, а другие - “арийцем”, Бультман проводил глубокое исследование фона евангельских событий. Он соглашался с тем, что христианство испытало на себе сильное воздействие идей эллинизма, но считал, что подлинная вера не может быть поколеблена от признания этого факта^[183]. 

   ( Read more... ) 

   Жан-Жак Руссо, который не был ортодоксальным христианином, писал:

“Если жизнь и смерть Сократа достойны мудреца, то жизнь и смерть Иисуса суть жизнь и смерть Бога. Скажем ли после этого, что евангельская история произвольно вымышлена? Друг мой, вымыслы бывают не таковы, а деяния Сократа, в которых никто не сомневается, менее засвидетельствованы, чем деяния Иисуса Христа. В сущности это значило бы переносить в другое место трудность, а не устранять ее; непостижимым было бы еще более предположение, что несколько человек сообща сфабриковали эту книгу, сюжет для которой доставило одно лицо. Иудейские писатели никогда не выдумали бы ни этого тона, ни этой морали; Евангелие заключает в себе столь поразительные, столь неподражаемые черты истины, что изобретатель был бы еще более удивительным, чем сам герой”^[199].

   Действительно, взять хотя бы только речи Христа с их живыми интонациями и арамейскими оборотами: все они отмечены печатью несомненной подлинности. Какие “общины” были бы в силах сочинить эти навсегда врезающиеся в память притчи, эти полные выразительности и огня проповеди? Кто из ранних христиан мог быть их автором? Послания апостола Павла доказывают, что даже он - наиболее выдающийся учитель эпохи - не поднимался до уровня Евангелий. Их тайна кроется в том, что они не просто передают опыт Церкви, но прежде всего сам дух, облик и волю ее Основателя.

   “Говорят, стиль - это человек, - пишет Чарлз Додд. - А каков тогда стиль поучений Иисуса, если судить о них по Евангелиям? Большая часть их дана в виде коротких энергичных высказываний, резких и подчас иносказательных, даже загадочных, полных иронии и парадоксов. Вся совокупность речений, дошедших до нас по различным каналам предания, имеет безошибочно угадываемые черты. Совершенно невероятно было бы предположение, что речи эти являются продуктом искусственной работы раннехристианских наставников... Некоторые более длинные отрывки явно обнаруживают ритмический строй, который все еще дает себя чувствовать после двойного перевода (с арамейского на греческий и с греческого на английский). Порой кажется, что греческий вариант - только тонкая маскировка оригинала который постоянно переходит на ритмы древнееврейской и арамейской поэзии”^[200].

   Этот исключительно важный вывод явился итогом многолетних исследований, тщательного анализа Евангелий в свете современной исторической науки, археологии и лингвистики. Надежды тех, кто думал, что наука развенчает Новый Завет, не оправдались. Именно труды современных ученых еще раз подтвердили, что Евангелия - подлинные и достоверные документы.

статья целиком здесь
Из книги протоиерея Александра Меня  "Сын человеческий"

Миф или действительность?
Существовал ли Иисус Христос как историческое лицо

 Начало статьи: 1, 2, 3, 4 о синоптиках

Fragment of St John's Gospel: recto Chapter 18, verses 31-33

Четвертое Евангелие носит имя Иоанна.

По преданию им бы не кто иной, как Иоанн, сын Зеведея. Принадлежа к ученикам Крестителя, он одним из первых последовал за Христом вместе с братом и матерью. За свою горячность Иоанн получил от Учителя прозвище “Сын грозы”, или “Сын грома”. Четвертое Евангелие называет Иоанна “учеником, которого любил Иисус”. Там же сказано, что он единственный из Двенадцати был на Голгофе и после смерти Господа взял к себе Его Мать. В то время ему было всего восемнадцать-двадцать лет. 

   ( Далее )    

Чарлз Додд, специалист по IV Евангелию, отмечает, что эта книга основана на “древней традиции, независимой от остальных Евангелий, и заслуживает серьезного внимания, поскольку обогащает наши знания об исторических фактах, касающихся Иисуса Христа”^[165].    

Причем, если синоптики - это компиляторы, использующие различные материалы, то в Иоанновом Евангелии всюду видна рука одного автора. Он мастер диалога и драматических картин, от которых местами веет живыми воспоминаниями очевидца.    Тем не менее одна особенность IV Евангелия говорит против принадлежности его сыну Зеведееву. Об Иоанне там сказано в таких почтительных тонах, так подчеркивается любовь, которую проявлял к нему Иисус, что трудно отождествить автора с самим апостолом. 

   ( Далее )     

С какого времени устное апостольское Предание стало записываться, установить пока трудно. Это прояснят лишь дальнейшие открытия манускриптов. Бесспорно лишь одно: именно Предание, восходящее к Двенадцати, есть первоисточник наших Евангелий. Говоря о времени царствования Траяна (97-117), историк Евсевий пишет: “Многие из учеников в ту пору исполнились ревности к божественному глаголу, и, следуя учению Спасителя, стали раздавать свое имущество бедным, и, удалившись из своей страны, привели к доброму завершению дело евангелистов, стремясь проповедовать учение веры тем, кому оно было еще неизвестно, причем передавали им и писаный текст божественных Евангелий”^[173].

Следовательно, на рубеже I и II веков Евангелия были уже написаны. Книги же, которые расходились с Преданием, Церковь отвергла.      


статья целиком здесь
Из книги протоиерея Александра Меня  "Сын человеческий"
Продолжение

</strong>

   В.Поленов Наставление ученикам

Миф или действительность?
Существовал ли Иисус Христос как историческое лицо

Продолжаю публикацию статьи Александра Меня, вошедшей как приложение в его книгу об Иисусе Христе "Сын Человеческий".
Кроме второстепенных исторических источников, которые свидетельствуют о жизни Иисуса как исторического лица, есть главные, основные - четыре биографии, которые были названы Евангелиями. Эта часть статьи посвящена  трём первым - "синотикам", следующая Иоанну.

 Начало статьи: 1, 2, 3

Кем и когда были написаны Евангелия

   "В 20-х годах XIX века теолог Тюбингенского университета Христиан Бауэр выдвинул предположение, что Евангелия были написаны в конце II столетия. За эту мысль с радостью ухватились мифологисты; поддерживают ее и многие из тех, кто верит в “историческое ядро” Евангелий. Они утверждают, что по этой причине новозаветная письменность не может дать достоверных сведений о жизни Христа^[128]. Так ли это? И что в наши дни известно о происхождении Евангелий?

   Оригиналы Евангелий не сохранились, но в этом они не составляют исключения среди большинства произведений древних авторов. Утрачены подлинники книг Сенеки, Флавия, Тацита и других писателей I-II веков. Поэтому для датировки подобных произведений существуют два способа:

   1) по наиболее ранним из имеющихся манускриптов;

   2) по наиболее ранним ссылкам на эти произведения в сочинениях авторов, время жизни которых датировано более точно.

   В отношении рукописей Евангелия выгодно отличаются от остальной древней литературы. Если существует, например, 11 манускриптов сочинений Платона, 50 - Эсхила, 2 - Еврипида, 10 - Вергилия (все это, разумеется, списки, а не подлинники), то новозаветная письменность представлена греческими манускриптами в количестве, превышающем 2500 экземпляров.

   Но особенно показательным будет преимущество Евангелия, если иметь в виду срок, прошедший со времени написания книги до самого раннего из сохранившихся манускриптов.

Подлинники Вергилия отстоят от наиболее древних списков его произведений на 400 лет, Горация - на 700 лет, Юлия Цезаря - на 900 лет, Платона - на 1300 лет, Софокла - на 1400 лет, Эсхила - на 1500 лет, Еврипида - на 1600 лет, евангельские же манускрипты отделены от подлинника промежутком лишь в несколько десятилетий. 

  ( Далее ) 
 
   А какие существуют данные об авторах Евангелий? 

   ( Далее )
 

      

   Синоптические Евангелия имеют не только общие и сходные тексты, их роднит одна важная черта: речи Иисуса в них резко отличаются по стилю от слов самих евангелистов. Очевидно, эти речи хорошо сохранились в памяти первых учеников. "
 
   

статья целиком здесь

Из книги протоиерея Александра Меня  "Сын человеческий"

Продолжение

 

Миф или действительность?
Существовал ли Иисус Христос как историческое лицо? 


Продолжение. Начало: 1, 2

“Кто-то существовал...”

   Убеждаясь в непрочности постройки, которую они возводили так долго и старательно, мифологисты начали готовиться к отступлению. Еще в 1902 году Джон Робертсон заявил, что, по его мнению, Иисус мог существовать как “учитель-новатор” и, возможно, Он претендовал на роль Мессии, но на этом кончаются достоверные сведения о Нем^[81]. При этом Робертсон, следуя Талмуду и Цельсу, называл Иисуса “сыном Пантероса”. Тем самым он повторял старую лингвистическую ошибку, в которой слово Партенос, Дева, было спутано с именем Пантерос.

   В марксистской литературе одним из первых стал сдавать позиции Арчибалд Робертсон. В книге “Происхождение христианства”, вышедшей в 1953 году, он признал, что евангельский рассказ содержит “элементы истории”^[82]. Его примеру последовал итальянский историк-коммунист Амброджо Донини. Он писал: “Передовые течения исторической науки, сознающие опасность тех направлений, которые не принимают во внимание историко-социального процесса образования христианских преданий, чувствуют необходимость переоценки понятия мифичности”. Что касается жизни Иисуса, то Донини полагал, что можно “лишь попытаться установить какие-то общие черты ее”^[83].

   В конце концов и наши мифологисты вынуждены были согласиться с этой точкой зрения, хотя принимали ее с величайшей неохотой. Так, С.Ковалев, говоря, что “многие персонажи раннехристианской литературы являются несомненно историческими лицами”, распространял эту уступку только на Иоанна Крестителя, ап.Павла и ап.Иакова, но реальность Христа по-прежнему отрицал^[84]. Впрочем, большим достижением было уже то, что Ковалев перестал считать нехристианские свидетельства об Иисусе подделкой.

   Другой советский историк, А.Каждан, чьи рассуждения о “боге Иисусе” мы приводили выше, в 1966 году писал: “История евангельской традиции не противоречит тому, чтобы составители евангелий могли донести какие-то скудные элементы действительной истории Мессии, человека, носящего имя “Иисус”^[85]. В этом же духе высказывается М.Кубланов, по словам которого “формирующееся христианство могло группироваться вокруг личности некоего проповедника, одного из многих “пророков” и “чудотворцев” эпохи”^[86]. А как же быть с пресловутым “молчанием века”? На это историк отвечает: “Тезис о “молчании века”, единодушном будто бы молчании нехристианских авторов, утратил значение, которое ему придавалось, равно как и разнообразные выводы, которые на этом основании делались”^[87]. Яснее, кажется, выразиться трудно.
 
   Но, признав историчность Христа, сторонники умеренного критицизма стараются теперь умалить Его значение как Основателя христианства. Сама “проблема Иисуса” объявляется несущественной. “Для марксистской науки, - пишет один из таких авторов, - не имеет принципиального значения вопрос о том, жил или не жил в царствование Августа и Тиберия в Иудее человек по имени Иисус, который был казнен при прокураторе Понтии Пилате и впоследствии обожествлен своими суеверными последователями. Христианская религия, как и все значительные религиозные движения, создавалась постепенно массами верующих”^[88].

   Однако если этот вопрос в самом деле не имеет значения, то какой смысл уделять ему столько места в атеистической пропаганде? Почему так долго и ожесточенно стремились доказать, что Христа “не было”, если Его существование - второстепенный факт?

   Кроме того, вызывают недоумение анонимные “массы верующих” в роли творцов христианства. Любая эпоха показывает, что “массы”, как правило, были или консервативной средой, сохраняющей старые верования, или горючим материалом, вспыхивающим от поднесенного пламени. Творческий же порыв к новым перспективам и идеям всегда исходил от личностей. Именно они собирали в себе, как в фокусе, опыт веков и чаяния поколений. 

   ( далее )
 

“Клубок противоречий и ошибок”

   Современные атеистические авторы уже готовы, как мы видели, согласиться с тем, что Евангелия “сообщают ряд сведений о действительной жизни проповедника Иисуса”^[92]. Но у этих авторов есть про запас ряд аргументов, которыми они надеются поколебать достоверность книг Нового Завета. “В памяти людей, - говорят они, - в исторической памяти почти двух тысяч лет сам образ Христа сложился как нечто многоликое и противоречивое”^[93]. В доказательство приводят различные трактовки Его личности в прошлом и настоящем. Одни считают Его пророком или моралистом, другие - сторонником ненасилия, третьи - бунтарем. Можно ли, спрашивают нас, в таком случае составить верное представление о столь противоречивом человеке?

   Но именно многогранность Иисуса говорит о величии Его личности, о том, что Он не укладывается в схемы и однозначные характеристики. Кстати сказать, это относится и к многим выдающимся людям всех времен. Чем значительнее пророк, философ или писатель, тем больше шансов для появления новых, порой неожиданных мнений о нем. Так, в Магомете видели то политического авантюриста, то обманщика, то вдохновенного созерцателя, а Спинозу изображали то атеистом, то мистиком.
 
   У критиков есть и другой аргумент против достоверности Евангелий. Они указывают на противоречия, которые якобы снижают историческую ценность Нового Завета. Еще старые мифологисты выдвигали этот довод как “тяжелую артиллерию” своих нападок. 

   ( Далее )

«Христос Священник» Мозаика. Собор св. Софии в Киеве

Миф или действительность?

Существовал ли Иисус Христос как историческое лицо? 

Продолжение. Начало здесь


Следующий фрагмент я опускаю, поскольку  в нём отец Александр опровергает  аргументы "научных" атеистов, которые сегодня кажутся уж совсем нелепыми (но в СССР они были в ходу), и сразу перехожу к  части, относящейся к историческим свидетельствам  той эпохи.

“Молчание века”

   Своим главным козырем мифологисты всегда считали “молчание века”. В самом деле, если Христос существовал, почему о Нем не упоминают писатели и историки той эпохи? Ведь она прославилась такими именами, как Сенека, Плиний Старший, Ювенал, Марциал, Филон, Иосиф Флавий, Юст Тивериадский и другие.

   Прежде чем ответить на этот вопрос, мы должны сделать две очень важные оговорки. Во-первых, отсутствие книгопечатания ограничивало число рукописей, что облегчило полное исчезновение огромной массы манускриптов. Достаточно указать на следующие цифры: из 142 книг “Истории” Тита Ливия сохранилось лишь 35; из 40 книг Диодора Сицилийского до нас дошло всего 10; из 20 книг “Археологии” Дионисия Галикарнасского осталось 9. В ничтожных отрывках дошли до нас сочинения Николая Дамасского, совсем исчезли “История” Помпея Трога, исторические работы Страбона, Плиния Старшего, Юста Тивериадского. Даже знаменитые “Анналы” Тацита не дошли до наших дней полностью^[43]. При таком положении вещей нельзя категорически утверждать, что о ком-либо в литературе не было упоминаний.

   Во-вторых, странно требовать от античных авторов сведений о таком незначительном в их глазах факте, как кратковременная деятельность некоего Учителя в глухой восточной провинции^[44]. Тогда повсюду странствовали различные проповедники, и Христос, с точки зрения язычников, ничем от них не отличался.

   Следовательно, римские и греческие писатели должны были упомянуть о Нем только тогда, когда христианство заявило о себе как массовое движение. Мы знаем, что в Риме это произошло лишь через тридцать лет после Распятия, в связи с гонением на христиан в 64 году. До этого, скажем, философ Сенека вряд ли мог слышать о них что-либо достоверное. Но даже если бы он и узнал о христианах, его молчание вполне объяснимо. В 65 году он оказался замешанным в антиправительственном заговоре и вскрыл себе вены по приказу Нерона^[45]. Вполне понятно также молчание Марциала, Диона Хризостома и Ювенала, тем более что ни один из них историком не был и не касался политических дел. А Тит Ливий и Николай Дамасский умерли еще до начала общественного выступления Иисуса Христа.

   А как обстоит дело с другими античными авторами? Действительно ли они ничего не говорят о Христе и христианах? Оказывается, это далеко не так. 

   ( Далее )

У друга возник вопрос - есть ли исторические свидетельства о тот, что такая историческая личность, как Иисус из Назарета действительно существовал.

Чем проводить собственные изыскания, есть смысл сослаться на людей, которые это уже сделали раньше.
Довольно доскональная статья на этот счёт содержится в приложении к книге Александра Меня "Сын человеческий".

Эту статью и хочу здесь привести.

Кто хочет прочитать её сразу целиком - см. здесь

Миф или действительность?  

Существовал ли Иисус Христос как историческое лицо?

   Многим в наши дни сам этот вопрос может показаться странным. Тем не менее обсуждать его приходится, поскольку атеистическая пропаганда продолжает отстаивать так называемую мифологическую теорию возникновения христианства. Десятки лет лишь она одна допускалась у нас как в научных трудах, так и в популярной литературе, и, к сожалению, по сей день первое, что узнают о Христе сотни тысяч учащихся, - это то, что Его якобы “никогда не было”.

   За мифологическую теорию атеизм держится не случайно. Ведь она ставит под удар само существование христианства.

   Разумеется, если бы речь шла о какой-либо из естественно-научных гипотез, проблема не стояла бы так остро. Ученые всегда выдвигали новые теории, сменявшие одна другую, и лишь непонимание границ научного познания и веры провоцировало в прошлом конфликты между наукой и религией. В самом деле, Вселенная могла быть создана и устроена любым способом, и от того, какой из них признают более вероятным, сущность религии не меняется. Однако совсем иначе обстоит дело с возникновением Церкви. Здесь для христиан выводы науки уже не столь безразличны, как космологические теории, ибо Евангелие неотделимо от личности Иисуса Христа.

   Пусть, например, было бы доказано, что Платон - миф, а его книги написаны кем-то иным; это не нанесло бы ущерба платонизму как доктрине. Но когда от имени науки говорят, что Иисус Назарянин - вымышленный образ, то тем самым стремятся разрушить все здание Церкви.

   Следовательно, перед нами наиболее серьезная из всех атак на христианство, которые проводились под флагом исторического знания.

   Но именно потому, что вопрос касается конкретных фактов, его следует разбирать, оставаясь только на почве науки. Можно верить или не верить, что Бог открылся миру во Христе - тут археология и письменные памятники ничего не решают, - историческая же реальность Иисуса Христа - предмет, вполне доступный научному изучению. 

   ( Далее )

Протоиерей Александр Борисов.
Настоятель церкви святых Космы и Дамиана (Москва, Столешников переулок, дом 2)

Слово в День его рождения.

Говорит о протоиерее Александре Мене,
о Святейшем Патриархе Алексии, всегда поддерживавшем общину храма,
о талантливом человеке Александре Кремлёве, ведущем сайта damian.ru

Князь Мира сего искушает Сына Человеческого

Продолжаем осмыслять странный процесс расслоения в современной церкви. Расслоение на учеников Иисуса и жрецов Мира сего (тут и Кесарь\государство, и армия, и нация, и насилие- физическое и моральное, и Мамона)...Последнии, кажется,  преподносят под видом христианства (в христианской упаковке) совсем иной дух...


ignaty-l@lj пишет на сайте "Во едину от суббот":

«Для нас нету разницы – дураки или подлецы.  В сумме, да на понятном всем языке – гопники. А дураки они, или подлецы в деталях – на сумму и скорость полета не влияет. Повезло атеистам, недоучился Кураев на их переподавателя – сейчас бы атеизм был по уши в говне, но атеистам повезло, они теперь враги православия, то есть – нормальные люди, а вот верующим становится совсем муторно. </font></span>

Врага православия убило молнией. Для церкви это – благо. В церковной традиции, мол, принято воспринимать такие кончины как знамения. Очевидная мозаика смыслов проглядывается – убило накануне великого визита. Это заявил протодьякон. А вот уже «Сережа- террорист» делает свою заявку на врагов: «Мне кажется, что против тех идей, по которым развивается сегодня Россия, может выступать только дурак или просто откровенный какой-то враг».

Враги – пошли. Обнаружение врагов совпадает с  легко читаемой мозаикой смыслов –

Смерть врага – радость и приносит облегчение России и Церкви. Врага – «убило». Что-то. Нет, не в прямую Бог – молния какая-то.

Воспоминая, как Меня «убило» топором, Кураев сказал:

«Он ушел вовремя. Вовремя означает: в то время, когда кончилась та эпоха, в которой он был своим. Из него постоянно вытаскивали бы негативные оценки деятельности Патриарха и “официального Православия”. Его превратили бы в защитника сект. Ему, человеку бесконечно более умному, чем кружок московских “неообновленцев”, пришлось бы из чувства партийной солидарности защищать их не слишком продуманные эксперименты и просто пошлости... И на этот путь его уже начали затаскивать в последний год его жизни. Он все-таки успел сказать некоторые вещи и не продуманные, и лишние».

Страшно становится функционеру, прикидывающемуся миссионером, когда враги тянут руки к его гешефту:

«Я помню видеозапись одной из последних лекций о. Александра он выступал в художественном училище. И говорил о творчестве, творческой свободе, творческом дерзновении, творческом призвании христианина. Аудитории все это было приятно и понятно. Они давно уже считали себя творцами, а вот теперь и батюшка поддержал их собственную высочайшую самооценку... Иногда ведь проповеднику надо не поддерживать стереотипы своей аудитории, а бороться с ними. И именно в среде художников полезнее было бы говорить о послушании, смирении и покаянии. Красивые слова о творчестве они и сами умеют говорить. Сегодня у меня не меньший опыт публичных выступлений, чем у отца Александра (у него было лишь три года для свободной проповеди...). И потому я могу сказать: иногда миссионер должен уметь говорить “нет!”»

Неверно говорить о Кураеве или Рыбко как о дураках или подлецах. Или даже как о хитрецах или  искреннее заблуждающихся. Кураев, Рыбко – чиновники.

Все остальное – правда, ложь, хитрость, искренность - все это работает на то, чтобы оставаться чиновниками - всегда. Чтобы быть на своем посту – всегда. Поэтому для них дурак или враг тот, кто «выступает против идей современной России». И как всякий чиновник, они представляют очевидную опастность, ибо чиновник остается «очень приятным, милым человеком» пока власть, продавшая ему по дешевке стул, на котором он сидит, его «дело жизни» - пока она есть. Чиновник начинает говорить нервно, отрывисто, когда видит угрозу своему положению. Оно не обязательно должно быть «высоким», нет. Поскольку чиновник не профессия, то чиновник всегда – всегда – будет говорить за власть. Поэтому любой, «выступающий против идей» будет для чиновника – врагом.  Личным врагом, но по закону жанра – «врагом отчизны и церкви».

( Далее )</font></span>

Слияние церкви и государства, похоже, снова неизбежно. Государство видит контору, ухитрившуюся несколько сотен лет выныривать сухой из воды, а церковные чиновники видят государство, которое нуждается хоть в какой идеологической основе.

Чиновники идеологического фронта – Кураев и Рыбко – не просто так заговорили о врагах. Перенимая как всегда язык государства, церковное чиновничество с нагловатой уверенностью  клянется кесарю, что пиппл опять схавает, как хавал сотни лет прежде, и готово разделись радости и печали и общих врагов вместе с радостями-печалями в довесок. От государства только деньги на развитие, от чиновников РПЦ – гарантия успеха.

Поэтому стали появляться враги. Смерть врага – промыслительна, радостна, желанна. Она приносит мир и успокоение. И России и её чиновникам. Бог дает знак своей молнией, и глупо этим знаком не воспользоваться, для начала хотя бы напомнив врагам, как бывает с теми, кто пытается встать на пути танку. Танк даже не чихнет, но как подтверждение его правоты и  мощи – перед танком идут молнии, и чистят грешную землю.»

здесь

15th century
Jean Fouquet

Но злые в новом ученьи
Все доброе в зло обернули

Это почитайте пост отца Сергия Круглова про слёт языческих богов Латвии на тему, как им противодействовать христианской миссии.

Но насчёт злых, которые в христианстве всё доброе в зло обернули - вопрос-то ведь актуальнейший.

Потому, что - что люди видят?
Есть Иисус, а есть - всяко-разно, пакость всякая в Церкви ( иные похожи на Ферапонта).
И в Церкви же есть и светлое.

Так как же быть?

Церковь от Бога? Или Церковь - это "злые, которые и т.д."?

А - и то и другое!

И лучше всего об этом сказал (опять!)  пророк и мудрец  нашего времени - отец Александр Мень:

Два пути понимания христианства фонограмма

 

Дорогие друзья! Тема этой нашей беседы не всем, может быть, покажется ясной, но я вам напомню сцену из романа “Братья Карамазовы” Достоевского, и вы почувствуете, что тема эта не праздная, не случайная: она имеет глубокое оправдание в истории духовной культуры, в истории литературы, в истории христианства нашей страны и других стран, где развивалось христианство.

Вы, разумеется, помните поляризацию двух фигур в “Братьях Карамазовых”:

старца Зосимы

и его антагониста Ферапонта.

Напомню, что старец Зосима написан Достоевским как светлый образ, как носитель широких, просветленных взглядов на мир, на человеческую судьбу, на отношение человека к вечности, к Богу.

( Далее )

Но в том же монастыре, который описан в романе, мы видим другого человека — старца Ферапонта, прославленного аскета, могучего старика, который ходил босым, в солдатской шинельке, препоясанного, как нищий. Он ненавидел старца Зосиму и даже в день его смерти не постеснялся прийти с обличением к его гробу. Кто не прочел, прочтите этот великий роман-эпопею, и вы увидите, что в рамках одного православия, одной Церкви, одной культуры, одного монастыря сталкиваются две — причем сталкиваются очень резко — две как бы совершенно антагонистические стихии. Вот этот феномен, созданный писателем, и дает нам как бы первый намек на то, что внутри христианской культуры не все однообразно, не все может быть сведено к чему-то единому.

( Далее )

Православная культура опиралась на два источника. Первый источник был изначальный, самый главный. Это Евангелие. Это учение и провозвестие о Богочеловечестве. То есть о тайне вечного и тайне человека. Это учение о том, что человек есть исключительно важное и высокое существо для Творца. Это учение о том, что человек возвышается над всем мирозданием, потому что сама Вечность вошла с ним в контакт. Потому что он создан по образу и подобию Творца, потому что в нем как бы живет некая программа будущего: развития от существа, родственного животным, до существа, родственного Небу.

Но была и другая традиция. Она родилась еще до христианства — традиция аскетической практики.

( далее )

В то время, в николаевскую эпоху, появился известный деятель русской культуры Бухарев, архимандрит Фёдор. Монах, который жил в Троице-Сергиевой Лавре, ученый-богослов, библеист. Он выпустил книгу “Православие и его отношение к современности”. Он первым поднял вопрос о том, что вот эти два понимания надо соединить, что проблемы, которые волнуют человечество: культура, творчество, социальная справедливость и многое другое — эти проблемы небезразличны для христианства. И напротив, что в решении этих проблем духовные идеалы Евангелия могут сыграть немаловажную роль: они могут стать источником внутренним для решения этих вопросов.

Но на Бухарева набросились, его травили в прессе, его довели до такого состояния, что он снял с себя монашеский сан, вышел из церковной службы, работал журналистом и вскоре умер в нищете и забвении. Память о нем сохранялась долго. Еще в начале XX века Флоренский собирал его письма. Его литературное наследие до сих пор еще не полностью опубликовано.

( далее )

Согласие со злом — это, в конце концов, работа в пользу зла. Отсюда неприятие любого протеста, неприятие любого смелого шага. Смиряться значит признавать зло. И хотя Христос говорит о себе, что Он кроток и смирен сердцем, Он никогда со злом не учил мириться. Здесь происходило уничижение человека, которое Бердяева необычайно задевало.

Он говорил, что вера, духовность должны поднимать человека, распрямлять его, потому что человек есть образ Божий и высочайшее существо. В Евангелии есть проповедь и о человеке, о величии человека, на которого падает небесный свет. Поэтому Бердяев трактовал смирение совершенно иначе: как открытость ко всему, как готовность принять иную точку зрения, как готовность слушать и слышать голос человека и голос Божий. Это антипод гордыни, гордыня слышит только самое себя. Гордыня замкнута в себе, она, как говорится, пожирает самое себя, живет в своем мире, в своей тюрьме. И вот Бердяев пытался найти единство между этими противоположностями, которые разрывали Церковь.

Эта тенденция столкновения двух пониманий осталась и сегодня.

( далее )

Антагонистические, казалось бы, несоединимые моменты неотмирного, отрицающего культуру христианства, и другого, которое стремится участвовать в творчестве, на самом деле были когда-то в Церкви соединены. А было это давно. Когда христианство впервые вышло на арену античного мира, перед ним встал вопрос: как быть со всем этим наследием? С философией, искусством, литературой, вообще со всем огромным зданием античной культуры? Сказать, что все это мусор? Что все это изжито? Что все это надо выбросить? Многие люди так и говорили. Многие готовы были пойти по этому пути.

Но основной ответ классиков христианской мысли, которых называют представителями патристики или Отцами Церкви, был позитивным. Христианство может и должно быть открытым ко всем этим проблемам. Поэтому Отцы Церкви чаще всего были выдающимися писателями, мыслителями, поэтами, социальными деятелями своего времени. Они не считали, что эти вещи чужды или недостойны христианства.

Поэтому вы можете найти у Иоанна Златоуста не только рассуждения о несправедливости, но вы найдете и в его жизни попытки бороться с социальным угнетением, несправедливым распределением материальных благ.

Вы найдете у Блаженного Августина знаменитое высказывание о том, что государство, живущее без закона, в принципе ничем не отличается от шайки разбойников. Это было написано в IV веке.

Вы найдете у Василия Великого специальную работу о значении для христианской молодежи языческой литературы.

( далее )

конец цитаты из о.А.

***

Ну, а в первую очередь об этом сказал, конечно, Господь Иисус:

24 Другую притчу предложил Он им: подобно Царство Небесное человеку, посеявшему доброе семя в поле своем;

25 когда же люди спали, пришел его враг и посеял между пшеницею плевелы и ушел;

( далее )

А  публикую я,  кроме всего прочего, это  и для того, что б показать, как неправы те, кто из Церкви уходит, потому, что в ней есть много "редисок"  (стукачей ГБ типа протодьякона; митрополитов военно-космических сил и пр. и пр.)

Ведь Господь сказал, что плевелы будут расти; но что ж мы, и само поле, которое Он засеял, теперь забракуем?

Продолжаются пасхальные дни. Ещё 3 дня всего мы будем праздновать Пасху (она празднуется 40 дней).

Вчера я прочитал (перечитал, конечно) текст, который ярче всего слышанного и читанного ранее говорит о том, что же такое Воскресение Христа и  в чём его смысл.

А без объяснения его смысла обойтись нельзя. Когда мы все постили в своих журналах этот радостный влзглас: "Христос Воскрес!", многие спрашивали (и справедливо): "Ну и что?"

Действительно, без ответа на вопрос "зачем Он воскрес", и что это значит для нас - не обойтись (мало ли удивительного на свете происходит, и не всё из этого удивительного касается каждого их нас. А Воскресение Ииисуса их мёртвых касается каждого человека.) Почему это так - лучше всего, мне кажется, объясняет отец Александр Мень:

Встреча с Христом воскресшим 

Анна-пророчица, одна из немногих людей, увидев Младенца Христа и услышав слова старца Симеона, засвидетельствовала, что спасение пришло. И вот вы подумайте, какое слово стоит над всем этим, слово, нам знакомое, — Сретение. Это не только храмовый праздник*, а еще и самое великое слово в нашей внутренней жизни.

Потому что для всех нас важнейшим моментом являлась встреча, личная встреча с Господом.

( Далее )

Христос воскрес для того, чтобы Его человечность и Божественность стали для нас реальностью сегодня, здесь, в душе каждого отдельного человека; это — спасение, Спаситель.

Что значит «спасение», что это за слово такое? Это значит — выйти из ничтожества, из бредовой, фантастической жалкой жизни и жить жизнью настоящей.

Человек есть амфибия. Человек-амфибия, понимаете, существо, которое по природе своей призвано жить в двух измерениях, в двух мирах. Мы не духи, но мы и не просто биологические существа, мы принадлежим иному измерению. И это связано не просто с какими-то домыслами, идеями, идеологиями, а с тем фактом, что Бог, открываясь, скажем так, диффузно — открываясь в природе, в мудрости человеческой, во всем, — открылся личностно во Христе Иисусе, Который сначала локализовался в определенном месте, в определенном историческом отрезке, а потом эта локализация взорвалась — Воскресение прекратило ее. Воскресение вместе с Вознесением — это, собственно, одно и то же в данном случае — эту локализацию окончило.

( Далее )

Перестаньте бороться за чистоту,
начните подметать!
(Из записных книжек Ильфа и Петрова).

Александр Мень говорил о Христе,

Кураев (в расширительном смысле слова )- о миссионерстве .

Вопрос: кто их них является миссионером?


(А то можно ещё говорить не о Христе, а о Православии. В рамках выбранной метафорой это будет рекламированием определённой модели метлы - самой лучше, вне сомнения.

Но другие-то в это время подметают...)

Benvenuto Tisi detto "il Garofalo"
Обращение Павла


Поскольку сознательные и бессознательные “миссиофобы” не могут позволить себе выступать против миссии как таковой, то они часто выступают против определенных миссионерских методов, которые им кажутся неправильными. На вопрос о том, чем же эти методы “неправильны”, вы очень редко получите внятный и убедительный ответ. Как правило, всё сводится к тому, что эти новые методы “несвойственны православной традиции”, как будто мы знаем какие-то методы миссии, которые непременно свойственны именно нашей традиции. Но, во-первых, массовая миссия в современном космополитическом мире предполагает только те методы, которые наиболее адекватны ему, и они наверняка будут отличаться от “миссионерских методов” в средневековой русской деревне. Задача миссии – приводить людей в Православную Церковь, а не соответствовать какой-то “традиции”. А во-вторых, под требованиями “соответствовать православной традиции” скрывается иная, гораздо более убедительная мотивация – это неприятие той неизбежной пошлости, которая может сопровождать любое действие, рассчитанное на массовое восприятие. Да, упрощение эстетических критериев миссии возрастает при ее масштабах, это естественно и неизбежно. Поэтому нашим “миссиофобам” от high church вместо того, чтобы приводить надуманные контраргументы, достаточно просто честно признаться в том, что они не могут совместить духовный опыт своего личного прихода в Церковь с тем упрощением миссии, которое высмеивалось еще в известном фильме Кевина Смита “Догма”, и больше ничего. Но как бы ни смеяться над этим упрощением, оно неизбежно. Истина существует не только для тех, кто любит Тарковского, но и для тех, кто любит Гайдая. Да, в конечном счете воцерковление – это “вокультуривание” человека в сложнейшую и рафинированную культуру Церкви, но мы должны точно осознавать этапы этого процесса. Чтобы крестить варвара, нужно было говорить на языке варвара, а если бы с ним говорили только на древнегреческом, это Крещение бы просто не состоялось. Поэтому раздражительная реакция наших “миссиофобов” в отношении методов массовой миссии носит совершенно интеллигентский и только интеллигентский характер с его ницшеанским пафосом “я ненавижу пошлость больше, чем зло!” Накладываясь на историческую инерцию нашей церковной субкультуры с ее непониманием задач массовой миссии, этот интеллигентский пафос обретает весьма убедительную силу, и преодолеть его кажется весьма сложным. тут

Золотые слова! Вот только готов ли автор сделать логический вывод из собственных рассуждений? А именно такой: начав говорить с людьми на их языке ("на языке Гайдая") и пригласив их в храм, мы должны и там, в храме начать говорить на их языке.

А их язык - это не язык (прекрасный, древний и возвышеныый) церковно-славянский. Этот язык - русский. И именно по этому пути пошёл один из двух главных миссионеров последних десятилетий - священник Георгий Кочетков. (Другой миссионер, миссионер подлинно апостольского духа - это протоиерей Александр Мень).

Думаю, не случайно автор статьи не упоминает эти 2 имени, перечисляя всехизвестных ему современных миссионеров:

"В России проживает 142 миллиона человек, из низ большинство крещены в Православной Церкви и идентифицируют себя с Православием. Сколько мы на этом фоне знаем активных миссионеров? Сам Патриарх Кирилл, игумен Сергий (Рыбко), игумен Мельхиседек (Артюхин) (кто это? - tapirr), отец Даниил Сысоев, диакон Андрей Кураев… Дальше приходится напрягать память."

Поскольку тогда придётся признать правоту врагов миссии (давайте называть вещи своими именами), которые

( “миссиофобы”) понимают неубедительность своей риторики и поэтому приплюсовывают к ней совершенно надуманный аргумент о том, что все эти немногочисленные миссионеры, оказывается, еще и “обновленцы”, и “экуменисты”.

Кто бы сомневался, перчисленные лица не являются ни тем, ни другим (только надо исключить из перчня Патриарха - он в бытность Митрополитом просто не имел времени, кажется, уделять достаточно сил миссии и катехизации. Хотя в конце 80-х имел такие планы. Дай Бог сил ему теперь начать их осуществлять в полной мере.)

А вот  отца Кочеткова в определённом смысле вполне можно называть обновленцем. Но  только не в смысле живоцерковников 1920-х и 30 х годов. Суть деятельности тех состояла в сотрудничестве с ВЧК, а от богослужебных реформ они довольно быстро отказались и даже служить стали снова на славянском (народу тогда  славянский был привычен, и они не смогли пойти против течения. Современному бескультурному россиянину - говорю это безоценочно - напротив, нужен русский разговорный в храме).

( Read more... )

Виктория Рябинина и группа MADRE VICTORIA исполняют (исключительно исполняют!) "Есть только миг".
Любимая песня отца Александра Меня.

Это только мне кажется, что эта песня  о любви?

Святой праведный Иоанн Крондтадский исцеляет иудейку, прабабушку священника Александра Меня

( zoom )

</font></strong> </font>

"В 2009 году исполняется 100 лет со дня кончины (2 января) и 180 лет со дня рождения

святого праведного Иоанна Кронштадтского 

В семье отца Александра всегда чтили память о том, как великий русский святой, будучи в Харькове, исцелил от водянки прабабушку священника Анну Осиповну Василевскую. Вот как рассказывает об этом в своих воспоминаниях мама о. Александра Елена Семеновна

"Бабушка вела хозяйство и много помогала маме. И морально, благодаря своей твердой вере, она крепко поддерживала маму в самые трудные военные годы. Недаром в 1890 году нашел возможным ее исцелить отец Иоанн Кронштадтский*. Тогда она после смерти мужа осталась с большой семьей на руках: у нее было семь человек детей, из которых старшему было 18 лет, а младшей — 3 года. У бабушки началось вздутие живота на нервной почве. Никакие лекарства, врачи, профессора не могли ей помочь.

И вот в Харьков, где она тогда жила, приезжает отец Иоанн Кронштадтский. Соседка уговорила бабушку пойти к нему и просить исцеления. Храм и площадь перед ним были полны народа, но соседка сумела провести бабушку через всю эту толпу, и она предстала перед о. Иоанном. Он взглянул на бабушку и сказал:

«Я знаю, что Вы еврейка, но вижу в Вас глубокую веру в Бога. Помолимся Господу, и Он исцелит Вас от Вашей болезни. Через месяц у Вас все пройдет». Он благословил ее, и опухоль начала постепенно спадать, а через месяц от нее ничего не осталось".


Е.С. Мень. Мой путь

Н.Л.Трауберг об отце Александре Мене

Наталья Трауберг
Когда думаешь об отце, новояз осыпается
Опубликовано: Приходская газета храма свв. Космы и Дамиана в Шубине. №21. 2000 г. с. 9

---

Когда люди, не знавшие отца Александра, удивляются тому, каким он стал в наших восхвалениях, ответить нелегко. Сразу вынесем за скобки ответ типа «наши» — «ваши»: во-первых, сам отец так не мыслил; во-вторых, удивляются и те, кому бы он очень понравился. Познакомившись с ним тогда, раньше, точно такие же искренние, не выносящие фальши люди радовались, что в нем этой фальши совершенно нет. Речь идет не о прямой лжи, а о том невыносимом привкусе, из-за которого Христос называл фарисеев лицемерами. Они ведь не врали, даже не притворялись, а просто не умели видеть себя, как видели блудный сын или мытарь, а потому — охорашивались, важничали. К нашему вящему позору, многие удивляются, когда у верующих этого нет. У отца Александра — начисто не было. Если забыть, что все христианские слова мы быстро превращаем в новояз, можно сказать, что он был поистине смиренным, вспомнив при этом, что смирение не противоположно смеху, а тесно с ним связано.

Вообще новояз осыпается, когда думаешь об отце. Льюис пишет, что мы бы не узнали настоящих христиан, заметили бы только, что это — веселые и внимательные к нам люди. Правда, некоторые считали отца Александра слишком веселым, а кто-то даже сетовал на недостаток внимания, не замечая, что он все время ходит по краю пропасти, себя же отдает — полностью. Когда ему вроде бы уже не грозили мерзкие советские гонения, его разрывали на части мы, прихожане.

Культовый образ получается какой-то странный, без немощи — а она была, иначе где действовать Божьей силе? — зато со всякими побрякушками вроде «великий библеист». Отец вообще не считал себя ученым, а к очень хорошей памяти, редкому умению схватить главное и другим своим дарам относился как к удобным средствам, причем всегда помнил, что они даны ему для дела, в долг. Мы проецируем на него наши неосознанные качества — мечты о величии, об успехе, о том, как возвысить себя. Но этого мало. Около каждого человека, снискавшего земную славу, множатся рассказы «мы с ним», «я и он», «Я-а-а и он», но все-таки одно дело поэт или художник, другое дело — апостол. Даже Учитель апостолов не предотвратил того, что так хорошо описал в 23-й главе Матфея. Наверное, это входит в игру, Бог — беспредельно деликатен, Он предупреждает, но не заставляет. А мы уже на радостях делаем ровно то, чего Он не просил делать.

Редко кто обладал этой деликатностью в такой мере, как отец Александр. Он ведь, в сущности, далеко не всегда вел нас к слому, к метанойе. Если он видел, что одинокий, непритыканный человек этого не вынесет, он отступал и просто гладил его, повышая так называемый self-image. Казалось бы, такому человеку хватит того, что кто-то тебя все-таки любит, но мы судим по себе и не представляем, что можно любить просто так, ни за что. Поэтому мы так пылко убеждаем и себя, и других, что мы — вполне хорошие. Когда нам старается помочь действительно милосердный человек (а отец был именно таким), получается еще мучительней, чем с блудным сыном. Тот хотя бы знал, что не заслужил любви и помощи.

Если бы мы чаще оказывались в позе этого сына, мы бы не создавали такого нервного, самолюбивого, самохвального культа; и другим было бы легче увидеть, что в самое неподходящее время, в самом неподходящем месте жил евангельский человек. Мало того, они бы увидели, как привлекательны те свойства, которые дают возможность идти по воде. Так и слышу, как кто-нибудь говорит: «ну, это не про нас». По Евангелию — про нас, только мы цены боимся, а отец Александр ее не испугался.

Священник александр Мень.

Уникальный случай! В СССР, в эпоху борьбы с религией в документальном фильме сняли священника, и какого..

Фильм "ЛЮБИТЬ"

Режиссер: Михаил Калик
Композитор: Микаэл Таривердиев
В ролях: Светлана Светличная, Марианна Вертинская, Игорь Кваша, Алиса Фрейндлих, Андрей Миронов, Валентин Никулин, Екатерина Васильева

СССР, 1968 год

( Другие части фильма )

С ПРАЗДНИКОМ!



( Узнать с каким :- )

Удивительно и радостно!

Яндекс-Словари опубликовал

Библиологический словарь протоиерея Александра Меня

Все перекрёстные гиперссылки... Мммм, просто наслаждение.





"Трехтомное издание Библиологического словаря — это более чем 10-летний труд известного православного богослова и священника отца Александра Меня. Словарь учитывает все основные достижения современной библейской науки. Это уникальное, не имеющее аналогов в России справочное издание содержит тематические статьи по библейскому богословию и библейской критике. В него также включены статьи о выдающихся богословах и ученых, священнослужителях, церковных писателях и историках, художниках, переводчиках и издателях, тех, чьи труды так или иначе имеют отношение к Библии."

ВСТУПИТЕЛЬНОЕ СЛОВО

"Автор выпускаемого и предлагаемого читателю "Библиологического словаря" — покойный (убиенный) протоиерей Александр Мень — широко известен православному и инославному читателю-христианину как один из самых выдающихся писателей-богословов нашего столетия. Его творения создавались во времена, когда излагать мысли, носившие богословский характер, было небезопасно, даже если рукопись предназначалась для ящика письменного стола. Тем не менее отец Александр не только писал, но и имел смелость искать и находить доступ к широкому кругу читателей. Его глубокая христианская убежденность, воодушевленность любовью к Богу и к Его Святой Церкви являлись источником необыкновенной трудоспособности и плодовитости, сопряженных с глубиной мысли и с благоговейным отношением к церковному наследию, особенно, конечно, к Слову Божию.

Предлагаемый "Библиологический словарь", надо полагать, был задуман не только как средство пояснить "кто есть кто" и "что есть что", но также как методическое инструментальное пособие, необходимое для самого автора в его исследованиях как исторического, так и перспективного порядка. Для этого труда, как, впрочем, и для других, принадлежащих перу замечательного православного богослова и писателя, характерны богатство аргументации и точность библиографического аппарата.

Нет сомнения, что все сколько-нибудь знакомые с творчеством отца Александра Меня пожелают словарю благословенного успеха, т. е. доступа не только к книжным полкам и глазам внимательных читателей, но и к уму и сердцу каждого из них."

 Архиепископ Михаил (Мудьюгин)
Санкт-Петербург, 13 февраля 1995 г.



В формате PDF Словарь можно скачать здесь