tapirr

“Тиранолюбие, сильно дискредитирующее достойный монархизм, является разновидностью начальстволюбия и присуще маргинальным слоям населения. Этим «несчастненьким» хочется, чтобы какой-нибудь очередной деспот порол их хоть каждый день, лишь бы он и другим спуску не давал. В своем первом послании Курбскому Иван IV пишет: «Жаловати своих холопов есме вольны, а и казнить вольны же». Эти строчки омерзительны как русской, так и византийской монархической традиции. Византийские василевсы с особой гордостью говорили о том, что управляют свободным народом. Любовь к деспотизму является частью психологии представителей социальных низов, мечтающих о том, чтобы жестокость деспота уравняла их с людьми самодостаточными, полными чувства собственного достоинства. Для таких маргиналов нет ничего дороже сильной власти. Гражданам восстанавливающейся России надо всегда быть готовыми поставить их на место, если потребуется”

Умер Владимир Махнач, историк, искусствовед, монархист и русский националист

Что-то часто такие сообщения у меня стали... Простите.

У ergil@lj читаю:

Сорвавшись в заброшенную ракетную шахту этот мир покинула Даша crazy_bat_51@lj Михайлова.
Ей было всего 19.

И не столько это жутко (каждый день кто-то где-то умирает и гибнет), а - неожиданная будто какая-толичная  причастность:

наводишь мышь и читаешь:

crazy_bat_51 lists you as a friend

Узнал от А.Устинова:

деятель искусств левого толка Олег Киреев выпал (или выбросился?) из окна

жж krishnakireev@lj

Наталья Трауберг /инокиня Иоанна/. Прощание

текст и фоторепортаж  andrei-naliotov@lj

«Во время прощания с Натальей Леонидовной Трауберг я вспоминал… 

Вспоминал, с каким нетерпением я ждал новые номера "Науки и жизни" с продолжением повести Пола Гэлико "Дженни" в переводе Натальи Леонидовны, а это было начало 1980 года…

…Она подарила нам мир Льюиса, его Нарнию…

Вспоминал о редких минутах общения с Натальей Леонидовной по телефону, о двух последних встречах с ней, первая – на сороковой день после окончания земной жизни о. Георгия Чистякова, и затем – на поминках Зои Афанасьевны Маслениковой. И всё время себя ловил на мысли - вот передо мной переводчик Льюиса, сложного и многогранного христианского писателя, которого ТАК перевести мог только человек с серьёзным богословским, философским багажом. И вот она, Наталья Трауберг, говорит на простые темы, простым языком. Всегда добрый голос, всегда доброжелательное отношение к собеседнику… 

В Наталье Леонидовне не было даже намёка на снобизм. Она не пряталась от жизни, не убегала от политики: я вспоминаю, как без малейших колебаний она подписывала коллективные письма, когда действительно нужно было, чтобы люди услышали голос интеллигенции, голос христиан. Она была неравнодушным человеком. Поэтому её подпись есть под письмами против войны в Чечне и против национальной дискриминации во время антигрузинской истерии.

В проповеди после отпевания Натальи Леонидовны отец Владимир Лапшин сказал:  «Совершенно очевидно, что она уже давно о нас молится. Не будем сейчас плакать – она всегда  с нами. Как здесь она принимала нашу боль, проблемы, помогала их нести, так и Там она будет это делать».

Ещё о ней см. по тэгу trauberg

( смотреть фоторепортаж )

Остров стал меньше

Скончалась Наталья Леонидовна Трауберг - одна из поручителей Общества друзей милосердия


Умерла Наталья Леонидовна Трауберг. В последние годы она неоднократно говорила о том, что из слов просительной ектении ее больше всего заботит прошение о христианской кончине, безболезненной, непостыдной, мирной. Господь послал ей исполнение практически всех этих надежд – за исключением, может быть, лишь безболезненности: последние месяцы дались очень нелегко. Но то, что эта кончина была христианской, не вызывает ни малейшего сомнения у всех, кто знал Наталью Леoнидовну, читал ее книги и переводы, слушал по радио, наконец, слышал о ней от тысяч ее друзей. У нее было столько друзей, что если бы все они смогли прийти на отпевание в Газетный переулок, на Тверской пришлось бы перекрывать движение.

( далее )

году в 90-м летом (не знаю, что я делал в Москве) вдруг телефонный звонок, звонит Матушка. Не могу ли я что-нибудь сделать в совершенно ужасной ситуации, в какую мы все попали. Что такое?

На Пречистенке истошно вопит несчастная кошка, причем, не понятно откуда. Через десять минут я был на месте, и нам удалось выяснить, что кошка залезла (или упала?) в водосточную трубу. Мне пришлось, свесившись из лестничного окна второго этажа, раскручивать сочленение трубы, разбирать ее и выуживать за хвост дико вопящую Викторию – так мы ее назвали, потому что мы победили. Матушка все это время стояла на Пречистенке, страдальчески заломив руки и, думаю, молясь. О нас с кошкой. Потом в невероятном ликовании мы двинулись по домам. Я на Арбат, Виктория – куда-то восвояси, а Наталья Леонидовна к себе в Чистый переулок (она жила напротив Патриархии), переводить Честертона, Льюиса, Вудхауза или Пола Геллико.

Она была одной из самых образованных женщин, с кем мне доводилось общаться. Филолог-романист по образованию, она могла часами и днями вести беседы о богословии Фомы Аквинского или философии Бердяева. Видимо именно глубокая гуманитарная образованность плюс тончайшее языковое чутье сделали ее выдающимся переводчиком. Благодаря ей мы (все современные русские) узнали гениального Честертона. Говорят, ее трудоспособность была колоссальной: многие годы она была единственной кормилицей большой семьи.

Она не оставила больших, систематизированных воспоминаний – вышедшая в прошлом году книга «Сама жизнь» лишь слегка обозначает, какими могли бы быть ее мемуары в полном объеме. А между тем, любимейшим ее занятием (даже больше бесед) были именно воспоминания. В том числе и о каких-то давних, одной ей, может быть, понятных беседах. Типичен такой оборот: «В те годы мы много спорили о том-то». В ее рассказах было много обстоятельств времени, имперфекта (в середине шестидесятых мы увлекались…) и гигантское количество личных имен. Все это делало воспоминания эпосом, даже если речь шла о не совсем эпических подробностях типа количества выпитого пива, пьяных хиппи и тому подобном. Скорее всего вся жизнь Матушки воспринималась ею как эпос – такой при всем том эпос, в котором есть много и трагического и смешного. Но всегда возведенного самой жизнью на эпическую высоту. Единственное, чего в нем нет и не может быть – это хамства, фамильярности, распущенности: она их ненавидела.

Если когда-нибудь Христианство станет вновь как когда-то единым, мы поймем, какой была Наталья Леонидовна Трауберг.

«Когда в детстве, кроме православных, я видела питерских лютеран, а в молодости – литовских католиков, до разделений ли было! – написала она в одном журнале. -- Все они были тем островом веры, который, по слову Льюиса, становится меньше».

Она была всю жизнь, с пеленок, православной. Выйдя замуж за католика (литовца) ходила в костел, на что её благословил отец Всеволод Шпиллер. Потом стала монахиней-доминиканкой. Вернувшись из Литвы в Москву, была до самой смерти верной прихожанкой нескольких московских храмов. Любовь, смирение и милосердие вот что она противопоставляла разговорам о допустимости и недопустимости экуменизма. Она была выше схизмы 1054 года. Есть такие люди. С ее смертью остров веры стал меньше.

диакон Федор КОТРЕЛЕВ

( Read more... )

См. также: Н.Л. Трауберг. Отец Браун, Карлсон или Вудхаус: что читать детям на ночь?

Н.Л. Трауберг, О. Филипповская. Будьте как дети. Значит, будьте беззащитны

«Мне никогда не забыть, как однажды по вызову наша бригада приехала к пожилому священнику, которого свалил инфаркт. Он лежал на кровати в тёмно-синем подряснике с небольшим крестом в руках. Объективные данные говорили о кардиогенном шоке. Давление крайне низкое. Больной был бледен, с холодным липким потом, сильнейшими болями. При этом внешне не просто спокоен, а АБСОЛЮТНО спокоен и невозмутим.

И в этом спокойствии не было никакой натяжки, никакой фальши. Мало того. Меня поразил первый же заданный им вопрос. Он спросил: «Много вызовов? Вы, наверное, ещё и не обедали?» И обращаясь к своей жене, продолжил: «Маша, собери им что-нибудь покушать». Далее пока мы снимали кардиограмму, вводили наркотики, ставили капельницу, вызывали «на себя» специализированную реанимационную бригаду, он интересовался, где мы живём, долго ли добираемся до работы. Спросил слабым голосом, сколько у нас с фельдшером детей и сколько им лет.

Он беспокоился о нас, интересовался нами, не выказывая и капли страха, пока мы проводили свои манипуляции, пытаясь облегчить его страдания. Он видел наши озабоченные лица, плачущую жену, слышал, как при вызове специализированной бригады звучало слово «инфаркт». Он понимал, что с ним происходит. Я был потрясён таким самообладанием.

Через пять минут его не стало.

Странное, не покидающее до настоящего времени чувство вызвала во мне эта смерть. Потому что чаще всего всё бывает вовсе не так. Страх парализует волю больных. Они думают только о себе и своём состоянии, прислушиваются к изменениям в организме, до последнего вздоха цепляются за малейшую возможность жить. Всё что угодно, но лишь бы жить.

В квартирах, где нет места иконам и крестам, но зато есть плазменная панель во всю стену, где в передней просят надеть целлофановые бахилы, несмотря на тяжёлое состояние больного, вообще, бывает, разыгрываются «истерики последней минуты». Со стонами, метанием по постели, хватанием за руки, заглядыванием в глаза, беспрестанным переспрашиванием о своём положении и его прогнозе с целью поймать во взгляде врача, его голосе, словах хоть какую-то призрачную надежду на чудо исцеления.

Такие больные перед впадением в бессознательное, предагональное состояние просто «измочаливают» родных и окружающих своим страхом. Медики чувствуют себя после такого неудачного исхода обессиленными. Но не потому, что не смогли оказать помощь в полном объёме и спасти пациента. Опустошённость и потерянность испытываешь оттого, что смерть здесь победила человека.

К слову сказать, точно такие же «побеждённые» страхом больные встречаются там, где все стены увешаны иконами, столы завалены религиозной литературой, везде сумеречно мерцают лампады, а больные вместо прописанных врачами лекарств пьют только святую воду, многие литры которой в разной таре можно увидеть повсюду в квартире.

А вот после смерти того священника до сих пор, как ни странно, во мне живёт чувство тихой радости. Там смерть не одержала победу. И когда я «прокручиваю» в памяти 2–3 подобных случая из моей практики, сам собой возникает вопрос: «Смерть, где твоё жало?»


Отсюда. Via oblakov-shtanah@lj, via cmart@lj.

К сожалению, оба уважаемых юзера, приведя главную часть текста (и самую выразительную), не привели его завершение. А там содержится важная мысль о роли врача: она в том, что бы максимально уменьшить страдания, но не он должен  прекращать жизнь, которая не завершилась ещё.  Но впрочем, и  искусственно продлевать её не следует. Итак:

( Read more... )

Я сегодня в странном настроении весь день.
Не то, что я всё время об этом думал, но время от времени вспоминал.

Помните, я говорил на днях, что разбираю взаимных френдов, которые не пишут: кто год, кто больше.

Интересных журналов из них было мало, 2-3 только не отфрендил, пусть не обновляется, но как-то жалко...
В один журнал даже написал "будилку": мол, всё ли у Вас в порядке?

В журнал lesha-telegin@lj ничего не написал, но тоже не отфрендил, как-то рука не поднялась.

А сегодня утром, совершенно случайно, в каком-то сообществе узнаю - этот человек умер.

Написал свой пост последний он 9 января 2008 (Я оттуда утащил картинку, ещё ничего не зная об этом),
а умер в ту же ночь. Молодой был человек, яркий жунал.

Просто уснул и не проснулся...

---------------
UPD. В жж есть свой некрополь. Зашёл сейчас в ru_memory@lj, и узнаю, что умер ещё один мой френд - elmager@lj ( 18.01.09. В 7 часов утра, в Нью-Йорке)

Царство Небесное, Вечный Покой обоим +