Строфа Гёльдерлина

Золото липы согревает мысли
    В дне, промытом прохладной чистой болью,
    След её прозрачный каплет, слетая,
    С крон опустелых.

Серость, созрев, дошла до совершенства,
    Дуновения редки, мир оставлен
    Стыть средь стен открытых и средь ветвистых
    Лысых каркасов.

Ленты асфальта, плоскости фасадов,
    Пятна листьев внизу, потёки влаги,
    Гладких вех бетонных шаг монотонный
    Тишь размечают.

Тучи вдали немного разделились,
    Водоносный их слой замолк до срока,
    Распластавшись вширь, лишил то, что ниже,
    Тени и света.

Ветер и дождь управились с уборкой
    И ушли; и свободное движенье
    По чертам земли, вполне проступившим,
    Часто встречает

В них, в тупиках последних разветвлений,
    Гнёзда истины — свет конечных станций,
    Плод пути, что след крылатого лета
    В осень выносит.

Ясные очи золотых огарков,
    Затерявшись в обширных канделябрах,
    Меж провалов мрака в сумерках длятся,
    В серости реют.

Этот огонь кочует вместе с тучей,
    Чтобы после конца остатком малым,
    В пару слов собрав сияние сути,
    Кануть в начало.

Когда на даче становится холодно, приходится налаживать с ней взаимоотношения.

Здесь есть прекрасно спроектированная и построенная печь. Соседний камин, однако, более простой товарищ. Печь — не по сеньке шапка: она растапливается с одной спички и потом жрёт всё, буквально всё, что засунут, с дикой скоростью. Манипуляции с поддувалом в этом отношении ничего не дают. Сколько старых заборов, нужников и сараев сгинуло в её жерле, страшно помыслить. Наивно было надеяться, что сырые дрова она будет поглощать не так резво: чпок-чпок, дымки, лёгкая вонь – и нет полешка. Нигде такого не видала.

...Маниакальная привязанность к огню каждый раз обходится мне в несколько шрамов: в азарте я лезу поправлять дрова голыми руками. Разумеется, через некоторое время научаюсь делать это без ущерба здоровью, но поначалу, с отвычки, обжигаюсь до мяса.