«Кто стучится в дверь ко мне
С толстой сумкой на ремне,
С цифрой "пять" на медной пряжке,
В синей форменной фуражке?
Это он, это он —
Ленинградский почтальон.»
Маршак — Новикову-Прибою
«Так судьба стучится в дверь.»
Бетховен

Существенное понятие для внутреннего пользования.

Ленинградский почтальон — существо редкой породы: не человек с судьбой, а человек-судьба. Из-за того, что родился с открытыми глазами; из-за того, что не подумал их закрыть, что бы в них потом ни сыпалось — осадки, ужасы, мусор.

Изначально не брал в расчёт возможность, как делают съёжившиеся души, урезать своё восприятие, надеть шоры и глядеть себе под ноги — на подножный корм. В корыто.

(«…Чтоб раздаватели щедрот не довели тебя до стойла и не заткнули сеном рот.» / «Omnes homines, qui sese student praestare ceteris animalibus, summa ope niti decet, ne vitam silentio transeant veluti pecora, quae natura prona atque ventri oboedientia finxit.»)

Так, видя всё, Ленинградский почтальон идёт, куда послан, и даже там, где остальные проползают на карачках, проходит с прямой спиной; и даже, когда первые храбрецы давно свернули в поисках обхода, он продолжает двигаться прямо… потому что впереди цель:

Oder was könnte denn
    Dich beleidigen, Herz! Was
    Da begegnen, wohin du sollst?

Т. е. это, во-первых, зрячий, во-вторых, точно направленный, выстреленный человек.

Помнит об этом или нет, в хорошей ли форме или смертельно усталый, он движется сильно и прямо в одном, не подлежащем обсуждению направлении, которому предназначен.

Его жизнь прояснена, в ней нет приблизительностей, умолчаний и замятых вопросов; Ленинградский почтальон слишком заинтересован, внимателен и точен, чтобы толочься между небом и землёй, подобно большинству. Живёт по принципу: сдюжу либо надорвусь; отступиться от задачи и не подумает. Неизбежные попытки вырваться из тормозящей движение вязкой неясности выглядят у него, как попытки нарваться, и достаётся ему от окружающих по полной; но это его не изменит. Он летит в цель.

Однажды возникает на твоём пороге: вестник. Если ты на тот момент ещё не безнадежен, эта встреча остаётся с тобой навсегда, сияет, что бы ни случилось, не позволяя забыть о главном.

Однажды Лист, услышав Паганини, заперся и стал работать, чтобы погибнуть или сделать из себя нечто достойное музыки; поди ж ты: прежде его устраивала роль бродячего фокусника, вдруг он захотел стать художником.

Однажды Шуман, услышав Паганини, понял, что все разумные обывательские соображения — фигня, что надо следовать призванию без оглядки на то, что завтра будешь кушать. «Ferne Musik und Seligkeit», записал он в дневнике и развернул жизнь на 180 градусов.