6.

И еще дня три или эдак
они жили, как напоследок.

Днем шатались по дорогам и расспрашивали всех,
в поселении нестрогом вызывая смутный смех:
раз машина закатилась, как игрушка под кровать,
раз судьба отворотилась, то куда ее девать,
о чем при ней разговаривать –
утереться, моргнуть и сваливать.

Молчит молодой,
старший кипятится:
с такою бедой
негде воротиться!

Раз груз повез –
от него ни шагу,
без него, как пес,
я помру, где лягу.

А не лягу сам, так помогут.
Есть такие люди, что могут.

Сказал – и пошел
шелестить листочками,
искать хорошо
под шестью кусточками.
С ума ли сошел?
Из себя ли вышел?
Сказал – и пошел,
кто хотел – слышал.

И по всей округе неутешный зуд:
краденое золото, золото везут!
Или как оно называется,
то, за что в Москве убиваются.

Заходил к ним участковый,
что с повадкой подростковой,
полчаса посидел,
в основном молча:
у того, что поседел,
мол, глаза волчьи,
а что в порядке документ –
так это временный момент.

А вот про того, ну, про молодого,
не слыхать ни одного
недоброго слова.
Весь он тихий – и мы люди тихие.
Но внутри у него
что-то тикает.

Люди смотрят косо
и жужжат, как осы.

…Не у каждого нож за пазухой,
но почти у всех за душой.
Уезжай отсюда, старшой,
по возможности, не запаздывай!