|
Баллада о шкафе-призраке
Все имена и события в тексте являются вымышленными. Автор не несет никакой ответственности за возможные случайные совпадения имен, портретов, названий учреждений и населенных пунктов, а также какие-либо иные случаи непредсказуемого проникновения чистого вымысла в реальность.
1.
Популярный питерский шахматист Кирилл Дубленкин мерил шагами коридор гостиницы «Югра-классик», нарушая тихую провинциальную скуку. Он двадцать минут бесцельно бродил по этажу, пока не решился стучать в номер 312.
Дверь открыл его коллега Никита Афонин. Он был в тренировочных штанах и с наушником в одном ухе, из которого шипел агрессивный техно-бит. В руке он держал чашку с чаем и печенье «К чаю», которое методично поглощал.
— Кирилл? — Никита поднял бровь, оценивая помятый вид товарища. — Ты выглядишь так, будто тебе объявили мат в один ход. Входи.
Кирилл, не говоря ни слова, зашел и рухнул на кровать, улегшись на спину. Он сплошным потоком сбивчиво рассказал про интернет-казино, игра в котором вылилась в долги в триста с лишним тысяч, что брал кредиты для продолжения игры, про угрозы коллекторов, про их звонки ему домой, и что на него уже пытались «наехать» во дворе его микрорайона. В общем, он вкратце посвятил Никиту во все перипетии. Ну, не во все, но в общих чертах.
Афонин вынул наушник, поставил чашку, и его лицо, обычно выражавшее лишь легкую, снисходительную усталость от мира, стало сосредоточенным. Он слушал, не перебивая, жуя последнее печенье.
— …И вот какой-то тип только что позвонил, назвался, представился… понимаешь, «ими», — Кирилл почти шёпотом выдохнул известную трехбуквенную аббревиатуру. — Предлагает… поджечь шкаф какой-то. Я с ума сошел? Я шахматист! Я не диверсант!
Никита медленно кивнул, потер подбородок.
— Дыши глубже. Паника — плохой советчик. Нужен холодный расчет. Нам нужен Рудик. Он в рисках и последствиях шарит, как никто. И Володя. Он большой специалист по выкручиванию из разных ситуаций.
— А где они? — простонал Кирилл.
— Хороший вопрос.
Афонин вышел в коридор, Дубленкин — как привязанный — поплёлся за ним. У лифтов они столкнулись с Алексеем Мухиным, земляком Дубленкина.
— Леша, не видел Мкртчяна с Сахаровым? — бросил Никита.
Мухин криво усмехнулся.
— Да они, братан, к Журавлёвой подкатили. Воронежской телке с голливудскими замашками. Номер триста семь. Час назад туда просочились, как шпионы, с пакетами из «Пятерочки».
Они вдвоем подошли к номеру 307. Никита постучал костяшками пальцев — чётко, властно. Из-за двери донёсся сдавленный девичий смех и шорох. Потом — тишина.
— Кто там? — послышался голос Анны Журавлёвой, но какой-то странный, придушенный.
— Афонин. С Дубленкиным. Открывай, Анна. Дело не терпит.
— Я… я не могу! Я не в порядке! В душе! — отозвалась Анна, и в её голосе явственно прозвучала фальшь.
Никита вздохнул так, будто объяснял ребёнку, почему нельзя ткнуть вилку в розетку. Он отошёл на шаг, оценил взглядом не самый крепкий на вид замок, и, к ужасу Кирилла, с размаху стал ударил плечом в дверь.
— Эй! — ахнул Кирилл.
— Анна, — говорил Никита, продолжая методично, удар за ударом, выламывать преграду, — или ты открываешь, или мы сейчас устроим тут такой шум, что прибежит весь этаж, включая судей и журналистов. И все будет заснято на экраны телефонов.
Дверь резко отворилась. На пороге, заслоняя собой часть комнаты, стояла Анна Журавлёва. На ней была лишь длинная футболка с надписью «Воронеж — город воинской славы». Её обычно безупречная прическа была взлохмачена, на щеках горел яркий румянец, а в глазах плескалась смесь ярости, паники и смертельного смущения. Она пыталась выглядеть грозно, но по тому, как она натягивала футболку вниз, было ясно — она готова провалиться сквозь пол.
— Вы совсем охренели?! — прошипела она, пытаясь прикрыть дверь телом.
— Рудик и Владимир у тебя? — невозмутимо спросил Никита, заглядывая ей за плечо. В номере играла приглушённая музыка, на столе красовались бутылки и закуски.
— Нет! Я одна! Я… жду подругу!
В этот момент из глубины номера, а точнее — из-за дверей большого встроенного шкафа, донёсся приглушённый, но невероятно красноречивый звук. Что-то среднее между хрипом, стоном и отчаянной попыткой не чихнуть. Анна замерла, её глаза стали круглыми от ужаса.
Никита без лишних слов мягко, но настойчиво отодвинул её и шагнул внутрь. Кирилл, онемев, наблюдал с порога. Прошла тягостная секунда. И тогда одна створка шкафа, а за ней и вторая, с силой распахнулись.
Оттуда, как две перепуганные, полуодетые птицы, вывалились Владимир Сахаров и Рудик Мкртчян. Владимир, в одних только мятых семейных трусах с цветочками, выскочил первым. Он был багрово-красен, его глаза слезились, а грудная клетка судорожно ходила ходуном, ловя воздух. За ним, спотыкаясь, выбрался Рудик. На нём было только маленькое банное полотенце с гербом гостиницы, намотанное на бёдра. Его обычно невозмутимое лицо выражало глубокую виноватость и физический дискомфорт.
Владимир, отдышавшись, первым резко обернулся к Рудику, и его лицо исказилось гримасой предельного отвращения и возмущения.
— Я тебя умолял! — прохрипел он, задыхаясь. — Я тебя на коленях умолял после ужина не есть эти чесночные гренки из столовой! Это не еда, это химическое оружие! Ты там не спрятался, Мкртчян! Ты там… ты там целую газовую камеру устроил! Я чуть сознание не потерял!
Рудик, смущённо поправляя сползающее полотенце, пробормотал:
— Прости. Нервы. И метаболизм у меня быстрый.
Воцарилась оглушительная тишина. Картина была достойна кисти великого мастера абсурда: разгневанная Анна в патриотической футболке, полуголый, задыхающийся Владимир, едва прикрытый полотенцем смущённый Рудик, переминающийся с ноги на ногу Кирилл в дверях и Никита Афонин, который, осмотрев эту компанию, лишь тяжело вздохнул.
Он вынул из кармана печенюжку, разломил ее пополам, сунул одну половинку в рот и, прожевывая, изрёк с ледяным спокойствием:
— Прекрасный состав. Анна, извини за вторжение. Парни, ваши гастрономические и рекреационные вкусы вызывают уважение. Но сейчас они окончены. Парни, одевайтесь. Собираемся в номере у меня. Нам, — он кивнул в сторону Кирилла, чьё лицо было похоже на маску трагедии, — нужно обсудить очень важные дела. Ваш чесночный апокалипсис, — он бросил взгляд на шкаф, откуда ещё тянуло лёгким душком, — подождёт. Дело пахнет керосином. В прямом смысле. Пошли.
2.
Все четверо собрались в номере 312 — жилище Никиты. Кирилл нервно расхаживал по ковру с выцветшими геометрическими узорами, то и дело прикладываясь к бутылке виски, купленной в магазине «такс-фри». Рудик и Владимир, послушно последовавшие за Никитой, представляли собой пару внимательных зрителей. Рудик, в плотном тренировочном костюме, сидел на краю кровати. Владимир, облачившийся в мятые джинсы, и джемпер, натянутый на голое тело, сидел на стуле, обхватив себя за плечи, будто замерзал.
Никита, деловито включил электрочайник и высыпал конфеты на стол. Он молча разлил кипяток по граненым стаканам, стоявшим на тумбочке.
— Итак, — начал он, как тренер перед решающей партией. — Позиция. У Кирилла — цейтнот и шах со стороны кредиторов в виде реальных угроз устроить зачистку всей его харизмы. Деньги нужны в ближайшее время. Легальных путей нет. — Он отломил кусок сухого печенья. — Нелегальный путь поступил сам.
Кирилл, как по сигналу, снова начал лихорадочно объяснять, тыча пальцем в свой телефон:
- Вот, смотрите, они написали на новый номер… Место, время, сумма. Пятьсот тысяч. Просто поджечь релейный шкаф. Говорят, если все правильно сделать, никто не догадается…
Владимир Сахаров, прагматик до мозга костей, первым нарушил воцарившееся молчание.
— Что вы, что вы! Это же сейчас страшный и ужасный терроризм. Упрячут за решетку на десятки лет. Сами понимаете, предложение сформулировано как прямое подстрекательство. Телефонный разговор и перевод денег — доказательства железные. Будет наш Кирилл в Сибири год за годом весь снег убирать.
– Да-а, бывает же! – только и сказал Рудик Мкртчян, выслушав до конца. И еще сказал, не моргнув глазом: – И что нам делать?
— Деньги находить, — равнодушно парировал Владимир, разглядывая свой стакан. — Допустим мы позволим Кириллу сейчас выиграть кубок, все проиграем ему умышленно. Или пусть кто-то поставит в отдельных партиях на него, а мы обеспечим результат. Вот и расплатится он с долгами. Все равно, как я понял, продавать Кириллу нечего. Вот так и заработает, а отдаст потом.
Дубленкин только кивнул.
- Есть один минус, - заметил Никита, - у Кирилла нет такой суммы, чтобы поставив, выиграть сразу несколько сотен тысяч. И вы забыли, что мы играем по кубковой системе, а в соперниках у Кирилла в первом же раунде рейтинг-фаворит Игорь Лысенко, который разделает нашего Кирилла под орех и до партий с кем-либо из нас он просто не «дотянет».
- Однако, ситуация! — вздохнул Мкртчян.
— Значит, выход один, — Никита поставил стакан на тумбочку с тихим, но твердым стуком. — Согласиться. Но сделать работу… творчески.
Все уставились на него. Рудик приподнял бровь. Владимир замер, приоткрыв рот.
— Ты предлагаешь… недожечь? — недоверчиво спросил Рудик.
— Я предлагаю подменить объект, — Никита говорил медленно, выстраивая мысль, как шахматную комбинацию. — Имитация. Фото или видео подтверждение. Сгоревшая «коробка», похожая на релейный шкаф. Им важен факт сожжения. А что внутри коробки — они и не разберут.
Владимир фыркнул:
- Какую коробку? Им же нужен конкретный адрес! Они проверят!
— Нужен похожий по габаритам объект, — продолжал Никита, игнорируя его. — Который можно безболезненно спалить. Сейф. Холодильник. Обычный гардеробный шкаф. Мы его красим, клеим наклейки «Опасно! Напряжение!», ставим на нужное место или максимально близко, проводим пиротехническое шоу, отправляем видео, получаем деньги. Они довольны — у них есть результат. Мы довольны — у нас есть деньги. И никакого юридического риска.
В комнате повисла тишина, нарушаемая только гудением вентиляции. Идея, дикая и абсурдная, вдруг начала обрастать призрачными чертами осуществимости. Даже Кирилл перестал вздыхать.
И тут Саахаров, все еще сидевший сгорбившись, вдруг выпрямился. На его лице промелькнула тень воспоминания.
— Шкаф… Холодильник… — пробормотал он. — Черт, да я же сегодня утром! В буфете! Алексей Подорожный, местный участник, хвастался своим новым двухдверным американским холодильником с генератором льда. Говорил, что старый «Стинол» выкинуть жалко, дескать, еще фурычит, только вид неказистый, вот в гараже пылится…
Он замолчал, осознав, куда завела его мысль. Все взгляды прилипли к нему.
— Старый холодильник, — медленно произнес Никита, и в его глазах, наконец, вспыхнул огонек азарта. — Габариты? Коробка, металлическая, белая. Идеальная заготовка. Ее можно перекрасить в серый. Набить для убедительности старой электроникой, чтобы при открывании дверцы что-то мигало. Поджечь ее — убедительно. И главное, он здесь, в городе.
— Но Подорожный… он же отдаст? — слабо выдохнул Кирилл, в котором начала теплиться бешеная, пьянящая надежда.
— За бутылку коньяка или пару тысяч рублей — уверен, что да, — сказал Рудик, уже мысленно составляя смету. — Он человек практичный. Старый хлам против денег или хорошего алкоголя. Логично.
План, грубый, полный дыр, как старый носок, но план, вдруг стал висеть в воздухе номера, осязаемый и соблазнительный. Кирилл смотрел на друзей: на невозмутимого Никиту, уже просчитывавшего детали; на Рудика, который, кажется, уже составлял план доставки «груза» на место; на Владимира, который мысленно сверял действия с Уголовным кодексом. Это была безумная, дерзкая комбинация. Но другой у них не было.
— Я… я согласен, — тихо, но четко сказал Кирилл. — Делаем.
Никита кивнул.
— Тогда первый ход за тобой. Напиши им: «Согласен. Подробности». А мы с утра найдем Подорожного и начнем переговоры по поводу его холодильника. Володя, твоя задача — найти, где купить баллончик краски и самую дешевую бэушную электронику. Коллеги, начинаем игру.
Владимир глухо крякнул, но уже потянулся за блокнотом. Рудик вытащил смартфон. Кирилл, дрожащими пальцами, начал на своем телефоне набирать ответ на деловое предложение.
3.
Воздух в кооперативе «Северянин» был густым, как кисель, и состоял из выхлопных газов, запаха талого снега с солью и вечной подвальной сырости. Гараж Алексея Подорожного выделялся лишь номером «15», нарисованным кривой синей краской на ржавых воротах.
Когда «ГАЗель» с командой гроссмейстеров подкатила к воротам, те сами распахнулись. На пороге стоял Алексей, главный шахматист региона. Бритая наголо голова, квадратная челюсть, спокойный, оценивающий взгляд сорокалетнего человека, повидавшего многое. На нем была синяя рабочая роба поверх толстовки, руки в пятнах мазута.
— Заходите, — сказал он просто, без улыбки, и отступил вглубь.
Внутри царил тот же организованный хаос, но чувствовалась рука хозяина. Старый «Стинол» стоял на почетном, точнее, на единственном свободном месте. Алексей ткнул в него большим пальцем.
— Он. Морозилка полетела, компрессор гудит, но тянет. Жена новый выпросила. Этот — на утилизацию.
Никита, не теряя ни секунды, поставил на верстак два картонных пакета с бутылками «Белого орла».
— Алексей, спасибо. Мы ценим. Холодильник нужен одному хорошему человеку… для решения одного старого вопроса. Все вопросы по логистике и утилизации — на нас. Вы больше его не увидите.
Алексей медленно перевел взгляд с Никиты на бутылки, потом обратно. Его лицо не дрогнуло. Он не спросил ни «какого человека», ни «какого вопроса». Он лишь кивнул, одним движением подцепил пакеты и убрал их в металлический шкафчик с замком.
— Берите. Только потом место приберите.
Казалось, его больше интересовала потенциальная чистота гаража, чем судьба «Стинола» или мотивы коллег.
Работа закипела под его невозмутимым, слегка отстранённым наблюдением. Он сидел на ящике из-под инструментов, курил дешёвые сигареты без фильтра и иногда, через раз, бросал короткие, чисто технические реплики.
Когда Рудик начал возиться с баллончиками краски, Алексей хрипло заметил:
— «Мокрый асфальт» — хороший выбор. На ржавчину, правда, нужен грунт. Вот, возьми. — И протянул банку с коричневой жижей.
Когда Владимир, нервничая, уронил коробку с реле, и те с грохотом рассыпались по бетонному полу, Алексей лишь пошевелил бровями:
— Не разбегутся. Проще новые купить, чем эти собрать.
Самое жуткое действо разворачивалось внутри холодильника. Никита, с фонариком во рту, превращал пищевую камеру в иллюзию высоковольтного сердца. Основа — тяжёлые релейные блоки от станков ЧПУ. Под прозрачными крышками из плексигласа виднелись медные катушки, стальные сердечники, сложная система контактов. Никита, с помощью Кирилла, монтировал конструкцию. Алюминиевыми клеммными колодками на 220 вольт они соединяли всё в бессмысленную, но впечатляющую паутину разноцветным монтажным проводом.
— Теперь мозги, — прошептал Никита, и приладил к верхней стенке плату от старого модема, с паутиной дорожек и торчащими конденсаторами, рядом — блок сигнальных ламп АСК от телефонной станции с зелёными и красными стеклянными колпаками. Всё это якобы запитывалось от толстого чёрного кабеля, уходившего в дырку в задней стенке. Финальный штрих — та самая гирлянда. Её светодиоды он разместил за прозрачными крышками реле и вокруг платы, закрепив изолентой. В полутьме камеры они мерцали тревожным, неровным светом.
Рудик снаружи творил своё. Заклеив скотчем уплотнитель, он нанёс грунт, а затем — слой за слоем — матово-серую автомобильную эмаль. Работал он с дотошностью следователя, опечатывающего улику. После высыхания с помощью трафарета из картона и чёрной краски из баллончика появились грозные надписи: «ЩИТ УПРАВЛЕНИЯ №4», «ОПАСНО! 1000 V», и жёлто-черная предупреждающая полоса по нижнему краю.
Владимир носился, выполняя поручения, и постоянно натыкался на неподвижного, как скала, Алексея. Тот, не отрываясь, смотрел на процесс, и только раз, когда Кирилл неловко дернул провод и чуть не обрушил всю конструкцию внутри, он тихо выдохнул:
— Осторожней. «Хорошему человеку» может не понравиться брак.
К вечеру всё было готово. Гаражное освещение — одна люминесцентная лампа с мерцающим дросселем — падало на объект. Холодильник исчез. На его месте стоял угрожающий, технологичный артефакт. Серый корпус, строгие надписи, а внутри, в глубине за матовым стеклом морозильной камеры (её дверцу оставили чуть приоткрытой), мерцали красные и зелёные огни, отражаясь в плексигласовых крышках реле. Это была мастерская подделка.
Алексей встал, потушил очередную сигарету о подошву сапога.
— Готово. Похоже на то, что нужно вашему… человеку. — Он сделал паузу, впервые внимательно посмотрев на всех по очереди. Его взгляд был плоским, лишённым любопытства, но неглупым. — Вывозите.
Команда погрузила «объект» в микроавтобус. Последним в гараже остался Рудик, тщательно собравший в мешок все обрезки проводов, пустые баллончики и упаковки. Он даже протёр тряпкой пятно краски на полу.
Когда «ГАЗель» тронулась, Кирилл, сидевший рядом с творением, положил ладонь на холодный серый бок. Краска уже схватилась, но ещё пахла. Он смотрел на мигающие в темноте багажника огоньки. Это была уже не идея, не план. Это была физическая реальность, которую теперь предстояло сжечь. И от этой реальности, абсурдной и тщательно сконструированной, веяло таким леденящим спокойствием, что даже суетливость Владимира, тихо бормотавшего на переднем сиденье, казалась теперь просто фоновым шумом.
3.
Было без пяти одиннадцать, когда микроавтобус с потухшими фарами, как подкрадывающаяся рысь, въехал на территорию заброшенного района на окраине Ханты-Мансийска. Навигатор показывал точку — участок за полуразобранным забором из профлиста. Лунного света не было, городское зарево здесь едва угадывалось, и тьма была густой, почти осязаемой, разрываемой только редкими одинокими фонарями в сотнях метров.
Никита заглушил двигатель.
— Координаты сходятся, — тихо сказал он, сверившись с телефоном. — Ищем объект.
Они вылезли из машины. Воздух был лезвием — морозным, острым, обжигавшим лёгкие. Кирилл, закутанный в тёплую куртку, дрожал не от холода. Его глаза, широко раскрытые, безуспешно пытались проникнуть в темноту. он вёл себя как на минном поле — каждое его движение было резким, судорожным; он то и дело оборачивался, прислушиваясь к несуществующим шагам.
Рудик первым заметил цель.
— Вот, — коротко бросил он, направив луч мощного фонарика.
Из тьмы выступил силуэт. Настоящий релейный шкаф. Он был не таким монументальным, как они ожидали, но от этого не менее официальным. Зеленовато-серый, покрытый потеками грязи и следами ржавчины металлический ящик, размером с большой сейф. На нём висела табличка с непонятными обозначениями, толстые кабели в гофре уходили в землю. Он тихо гудел — ровным, низким трансформаторным гудением, звуком работающей цивилизации. Этот звук сделал всю их авантюру внезапно чудовищно реальной. Вот он — объект диверсии. Святое.
Кирилл ахнул, как раненый.
— Он… он живой! Слышите? Он жужжит! Мы же поджечь собрались его настоящего брата-близнеца! Это знак! Надо всё бросить и уехать!
— Киря, заткнись, — беззлобно, но твёрдо произнёс Никита. — Это не знак, это трансформатор тока. И мы его не тронем. Вспоминаем план. Наша задача — сделать так, чтобы его даже не было видно.
Из багажника они извлекли главный реквизит — холодильник-призрак. При свете фонарей он выглядел ещё убедительнее. Серый матовый корпус, жёлто-чёрная полоса, строгие трафаретные буквы «ЩИТ УПРАВЛЕНИЯ». По сравнению с настоящим шкафом он был больше, массивнее, солиднее. Парадоксально, но их бутафория выглядела важнее и технологичнее оригинала.
— Ставим наш «ЩУ-4» сюда, метрах в десяти от оригинала, подальше от кабельных трасс, — скомандовал Никита, взявшись за один край. — Кирилл, Рудик, беритесь. Володя, свети.
Тащить холодильник по мерзлой, кочковатой земле было адским трудом. Он скрипел, цеплялся ножками за мерзлые кочки, а внутри с каждым шагом жалобно дребезжала и звенела их хитроумная электронная начинка. Казалось, вот-вот посыпятся реле и провода. Владимир, нахмурившись, кряхтел и бормотал:
- Тяжелый… как гроб… символично…
Наконец, холодильник водрузили на ровную площадку. Никита приоткрыл дверцу — в чреве мерцали красные и зелёные огоньки, тускло подсвечивая пучки проводов и блестящие клеммы. Смотрелось безумно убедительно, особенно в кромешной тьме.
— А теперь — ключевой момент, — сказал Рудик. Он вернулся к микроавтобусу и вытащил свёрток. Это был огромный, чёрный, непромокаемый чехол для автомобиля, купленный днём в первом попавшемся автомагазине.
— Для маскировки, — пояснил Рудик своё приобретение. — Если вдруг кто проезжать будет — не сразу заметит.
Дубленкин уставился на покрывало, потом на гудящий шкаф, потом снова на покрывало.
— И… и всё? — прошептал он. — Мы его просто… накроем? Как попугая на ночь?
— А что ты предлагаешь? — спокойно спросил Рудик, уже разворачивая ткань. — Замаскировать под сугроб?
— Не знаю! Но это же… это же детский сад! Его же сразу увидят!
— В двадцать три ноль-ноль, в пятнадцати градусах мороза, на заброшенной стройке? — парировал Никита, помогая Рудику. — Увидят чёрный бесформенный объект. Релейный шкаф тоже чёрный и бесформенный. Всё сходится.
Они накинули покрывало на настоящий шкаф. Оно было великовато, и его края свисали почти до земли. Ветер тут же начал шевелить ткань, создавая призрачное, колышущееся пятно в темноте. Со стороны это выглядело нелепо и подозрительно, но в полутьме, с расстояния, и правда было не понять, что под ним. Главное — исчез характерный силуэт и зелёно-серый цвет.
— И… всё? — неуверенно переспросил Кирилл, впервые за вечер найдя в себе голос.
— Все только начинается, — сказал Никита. Он достал из рюкзака канистру. Не ту, что с бензином, а другую — литровую, с откручивающейся крышкой-дозатором. — Симуляция. Нужно полить наш арт-объект чем-то горючим, но не слишком. Чтобы горело ярко, но недолго. И чтобы не взорвалось. Рудик?
Рудик, как заправский химик, принялся за работу. Он налил в канистру немного бензина из основной канистры, а затем разбавил его дешёвым моторным маслом, которое прихватил в гараже у Алексея.
— Бензин даст вспышку и яркое пламя, масло — густой, едкий дым и остаточное горение пластика, — бормотал он себе под нос, будто на лабораторной работе. — Эффектно и относительно безопасно. Без фанатизма.
Поливать холодильник пришлось Кириллу. Его руки тряслись так, что он расплёскивал жидкость мимо. Вонь бензина перебила все запахи, смешавшись с запахом краски и страха. Липкая, маслянистая смесь стекала по серым бокам, впитывалась в картонную табличку «ОПАСНО! 1000 V».
— Отлично, — констатировал Никита. Он уже установил телефон на небольшой штатив, чтобы снимать видео. — Теперь кульминация. Кирилл, это твоя партия.
Кирилл взял в руки длинную, как шпага, самодельную лучинку — палку, обмотанную на конце тряпкой. Рудик облил её бензином. Владимир отошёл на безопасное расстояние, зажав уши. Мкртчян стоял рядом, готовый к тушению, если что-то пойдёт не так. Никита дал знак.
— Камера работает. Начинай.
Кирилл чиркнул зажигалкой. Огонь с сухим треском охватил тряпку, осветив его бледное, искажённое внутренней борьбой лицо. Он сделал шаг к холодильнику. Мерцающие огоньки внутри «щита управления» казались ему теперь насмешливыми глазами. Он замер.
— Давай же, — тихо, но чётко сказал Никита из-за камеры. — Это не диверсия. Это искусство.
Кирилл взмахнул рукой и бросил факел в лужу бензина у основания холодильника.
Мир вспыхнул.
Яркое, жёлто-оранжевое пламя с глухим хлопком вырвалось из темноты, мгновенно охватив нижнюю часть корпуса. Огонь жадно лизал серую краску, которая начала пузыриться и чернеть. С шипением и треском загорелась внутренняя начинка — пластмасса, провода, изолента. Через секунду из приоткрытой дверцы повалил густой, чёрный, удушливый дым, подсвеченный изнутри алым заревом. Мигающие лампочки погасли почти сразу, сгорев заживо. Запах стоял невыносимый — гарь, палёная краска, плавящийся пластик.
Это было одновременно ужасающе и… красиво. Огонь в ночи всегда гипнотизирует. Никита медленно водил камерой, снимая общий план горящего «шкафа», затем крупно — пожираемое пламенем предупреждение «1000 V», потом — на мгновение повернул объектив в сторону, где чёрное покрывало, колыхаемое ветром и отсветами пламени, скрывало настоящий, тихо гудевший объект. Контраст был сюрреалистичен.
Холодильник горел около десяти минут. Пламя стало спадать, оставив после себя тлеющий, обугленный остов, из которого валил едкий дым.
Тишина снова накрыла их, но теперь она была иной — приглушённой, придавленной случившимся. Где-то вдали, наконец-то, залаяла та самая собака, встревоженная заревом.
— Всё, — хрипло сказал Кирилл и отшвырнул палку от зажигалки. Он чувствовал себя опустошённым и виноватым, будто убил живое существо, пусть и бутафорское.
— Видео отличное, — невозмутимо констатировал Никита, останавливая запись. — Эпично. Теперь — быстрый сбор и отход. Рудик, Володя, помогите.
Они сгребли в мешок канистры, штатив, сбросили в овраг обгоревшие остатки. Чёрный чехол решили не трогать — пусть висит. Под ним по-прежнему размеренно гудел трансформатор, не ведая о подмене.
Через пять минут микроавтобус тихо тронулся и растворился в ночи. На пустыре остались два объекта: один — тлеющий, изуродованный, пахнущий гарью муляж. Другой — невидимый, укрытый тёмной тканью, но живой и работающий. И только ветер, шевеливший край покрывала, казалось, тихо смеялся над этой кажущейся идиотской, но пока что успешной комбинацией.
4.
На следующий день в номере Кирилла занавески были задёрнуты, превращая день в уютный полумрак. На столе, как трофей, стоял ноутбук Кирилла, открытый на странице онлайн-банка.
С момента отправки видео прошло тринадцать часов. Владимир и Рудик готовились к своим партиям. Никита спал. Кирилл ходил кругами, изредка садясь за компьютер.
И вот, в 14:23, когда все, отдохнув, собрались в номере Дубленкина, на телефоне Кирилла тихо булькнул самый обычный, самый будничный звук — стандартное уведомление от банковского приложения. Ничего драматичного. Просто «бульк».
Кирилл посмотрел на экран. Его лицо, за эти сутки научившееся выражать только панику, растерянность или вину, вдруг стало совершенно пустым. Он не моргнул. Просто смотрел.
— Ну? — выдохнул Рудик, перестав жевать кусок пиццы.
— Пришли, — сказал Кирилл голосом без интонации, будто констатировал факт, что на улице снег. — Пятьсот тысяч.
Тишина, повисшая в номере, была иного качества, чем вчерашняя, на пустыре. Она была тёплой, густой и слегка звенела в ушах. Владимир замер с банкой у рта, и энергетик потек у него по подбородку. Рудик медленно, с нехарактерной для него торжественностью, положил кусок пиццы обратно в коробку и вытер пальцы салфеткой. Даже Никита, дремавший в кресле, приоткрыл один глаз.
Потом Кирилл начал смеяться. Сначала это был тихий, сдавленный звук, похожий на икоту. Потом громче. Потом он просто захохотал, запрокинув голову, хватая ртом воздух, и слёзы потекли у него по щекам не от горя, а от дикого, животного, всесокрушающего облегчения. Он смеялся над долгами, над угрозами, над гудевшим шкафом, над идиотским горевшим холодильником, над всем абсурдом последних дней.
Его смех оказался заразным. Владимир, спохватившись, вытер подбородок и слегка нервно засмеялся. Рудик позволил себе даже сплясать посередине номера.
— Показать? — сквозь смех выговорил Кирилл, тыча пальцем в экран.
— Не надо, — отвёл руку Никита, который уже был на ногах и невозмутимо открывал очередную банку. — Мы тебе верим. Теперь быстрая ликвидация обязательств. Прямо сейчас.
Следующие сорок минут прошли в почти космическом сосредоточении. Кирилл, с красными от смеха и напряжения глазами, но с твёрдой рукой, сидел за ноутбуком. Он платил долги. Каждый клик мыши сопровождался его тихим комментарием: «Кредитка… микрофинансы… этому типу с Сочи…». После каждого перевода он глубоко выдыхал, будто сбрасывая с плеч мешок цемента. Сахаров сидел рядом, сверяя цифры с распечаткой долгов, которую Кирилл хранил в папке с расписанием самолетов. Он был его финансовым штурманом: «Следующий. Проценты за декабрь учёл?»
Когда последний долг был погашен, и Кирилл получил в ответ сухое смс «ок», в номере воцарилась настоящая, глубокая тишина. Тишина после битвы.
Кирилл откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Его лицо расслабилось, черты смягчились, он выглядел на все свои двадцать четыре и даже моложе — просто уставший парень.
— Всё, — прошептал он. — Чист.
Никита наблюдал за этим процессом, прислонившись к мини-бару. В его руке уже была не банка энергетика, а стакан, в который он налил что-то бесцветное из собственной, припасённой на всякий случай, фляжки. Он поднял стакан в тихом тосте, встретился глазами с каждым: с ликующим Володей, с просветлённым Кириллом, с разудалым Рудиком.
Потом он сделал глоток, поставил стакан и, глядя на этот беспорядок из пиццы, бумажек и всеобщей радости, произнёс своим ровным, чуть насмешливым голосом ту самую, давно заготовленную фразу:
— Ну что, господа гроссмейстеры. Долги выплачены, операция «Холодильник» успешно завершена. — Он сделал паузу, давая словам просочиться в сознание. — Теперь, кажется, можно и в шахматы поиграть. А то мы тут уже вторые сутки как на слёте братвы пребываем.
Его слова повисли в воздухе, а затем были сметены новым взрывом хохота. Самый чистый, самый здоровый смех за всё это время. Они смеялись над собой, над ситуацией, над тем, как легко забыли, зачем, собственно, приехали в этот холодный город.
Снаружи, за зашторенными окнами, Ханты-Мансийск жил своей обычной жизнью. Городские коммунальные службы, возможно, утилизировали обугленные останки старого «Стинола», накрытый покрывалом релейный шкаф тихо работал, а в гостиничном номере четверо молодых людей, только что провернувших невозможную, идиотскую и блестящую аферу, наконец-то вспомнили о шахматах. Начинался турнир. |
![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small}
amused
sick
![[info]](http://lj.rossia.org/img/community.gif){kind=small}
