Продолжим.

- а почему детки не хотят, чтобы Золотая рыбка превратила их в себя?

А вот волшебником стать мечтают... 

Говорят, что и многие взрослые дяди, которые политические, тоже мечтают с властью совпасть, они хотят от власти, чтобы она превратила их в себя.

Так не оттого ли это, что детей и некоторых политических взрослых влечет не собственно власть, а облик власти? Обличие… Чудное слово. По Далю своего обличия нет у нежити, поэтому-то она ходит в личинах.

Однако, зачем нежити власть в обличии? Зачем, вообще, бытие (которое и есть самая полная власть) разной нежити? Украсть хотят бытие у нас из их черной вредности? Вариант. Но для этого не нужно здесь быть, достаточно сюда поставлять иное нашему бытию и отождествлять, отождествлять…

Так кто же жаждет побыть не в своем, а в обличии чужом?

У детей стремление к обороту понятно, они переполнены онтическим соком, хочется им быть и так, и так. У взрослых эта напасть, обычно, проходит, и к полноте бытия они стремятся внутри себя, напрягая волю свою. И к власти, как каждый находит дорогу, идут обыкновенно вместе с собой. Однако у некоторых других с возрастом дает знать о себе малокровие и прочие виды бессилия. Нежить – не нежить, но немочь, не могут нормально жить. Им трудно быть собой среди других. Вообще, им трудно быть, и тяжело оценивать реальность вокруг себя.

Значит, выход один – навязать свою оценку другим, или присвоить чужую оценку и выдать ее как свою. Но это привилегия хозяина тайги…  Поэтому нашей немочи до чертиков соблазнительно влезть в шкуру того медведя, распознать в его реальности яйца, да и пошевелить ими чуток как своими. Обличие сильного придает бессильному сил. Как видим, отмеченная у политических тяга к совпадению с властью, на самом-то деле, есть тяга к реальному носителю власти, точнее, к его обличию -  к обличию суверена.

Скажете, так чего ж в том плохого, когда известно, что здоровье дороже? А я добавлю больше – то неизбежность, раз признаем попорченной природу человека. И я бы и не возражал против эмоциональных констатаций подобных людских превращений, если бы проводилось четко различие между властью и сувереном, между властью как бытием и властью как бытием сувереном.

Иначе нас ждут нехорошие следствия. Они заключаются в том, что «реальная политика», сводящаяся к драке у шкуры суверена, начинает пониматься чересчур возвышенно, как единственно возможная  и полноценная политика, то есть, почти как борьба за бытие самого социума. Тут исток и попыткам вывести политику за скобки из социальности, представив политическое чуть ли не как асоциальное или надсоциальное. Мол, там свой язык, свои терки. Допустим. Червяки тоже трутся меж собой за самый вкусный кусок, а им в бытии не откажешь. Но человеку кроме запаха, вкуса и цвета, кроме того, что  кажется непосредственно достоверным, важна еще общая картина всего-всего, что вокруг него. Конечно, ему свойственно относиться с интересом к сущему, но по-настоящему его заботит все же условие возможности сущего, в частности, того самого суверена. Человеком правит не онтика, но онтология. Поэтому очень опасна игра на смешении онтического и онтологического. Это умаление этики и человека. А без этики всяк червяк сможет давать нам оценки, достаточно ему будет прогрызть дыру во власть, тем самым и с его точки зрения, нашу власть поять. 

Надеюсь, ясно, что это тоже всего лишь эмоциональный отклик от недавних изысков наших политфилософов. А впечатления, ей богу, как от маленьких умненьких червячков, что описывают словами свои первые ощущения от замеченного ими околовластного копошения других червяков. Не знаю почему, но именно таковы мои вторичные ощущения. Может, и не все в порядке у меня со вкусом... Приболел.

А я сам про власть, что мог, все давно сказал. Быть - это, конечно, властвовать.