ликбез.

Нет у Канта такого объективного источника (явлений) как вещь. "Вещь в себе" - это не вещь ни в каком смысле.У нее смыл другой, гуманистический и отчасти педагогический - предохранять от шока сознание масс. Плюс генезис, ведь поначалу и Кант "вещь в себе" всерьез воспринимал. Но не долго. У Канта есть Ноумен, такой своеобразный абсолют.

все явления суть только представления, а не вещи в себе

А это кантовское противопоставление в доступной народу форме лишь подчеркивает, что все явления это наши представления, следовательно, что все вещи как явления даны нам посредством мышления, а не есть некие независимые от мышления вещи в себе.

Противопоставление вещей как вещей воспринимаемых и вещей самих по себе это для человека более-менее естественно, чем Кант и пользуются. Он это разделение, прежде всего, фиксирует и углубляет. Этого уже достаточно для первичного восприятия кантовского концепта. Большего от народа глупо и требовать, лишь бы камнями не закидал. Так ли, сяк ли, а постижение сути это для избранных...

Теперь представьте, что бы случилось с Кантом, если бы он достопочтенным бюргерам стал доказывать, что они живут в Матрице? Фильму смотрели? Вот это оно и есть. Не братья Величковские, это Кант первым придумал Матрицу.

Наконец, Ноуменом, вообще-то, тяжело оперировать. Поэтому вещи в себе следовало бы придумать только ради удобства изложения. Так что со всех сторон, вещи в себе это гениальное решение Канта. Ну, был не дурак, да...

= проблема ноумена, сокрытого в вещи

В кантовской вещи ничего не скрывается, ничего не сокрыто там, и это принципиально. Впрочем, возможно сказать, что Ноумен скрывается ЗА вещью.

Напомню, что широко распространенная и довольно размытая философская позиция под условным названием корреляционизм заключается в признании бытия и мышления двумя основными философскими категориями при обязательной корреляции между ними. Здесь находится исток и спекулятивного реализма К. Мейясу. Но прежде чем перейти к этому новейшему течению мысли, поясню, что мои впечатления пока сугубо вторичны. Поэтому дальнейшее следует воспринимать с учетом этого обстоятельства - как размышления о том, о чем мне самому интересно, и о чем я лишь нашел предлог поговорить благодаря ранее упомянутой рецензии на книжку этого автора (К. Мейясу  После конечности. Эссе о необходимости контингентности). Из рецензии исключительно и буду цитировать, а если что, и если я чего не правильно понял, конечно, Фармакос виноват. Итак:

Мейясу проводит различие между метафизическим рассуждением и спекулятивным (p.47) – если второе стремится получить доступ к абсолютному как таковому (то есть просто не зависимому от мышления), то метафизическое претендует на доступ к абсолютному сущему, следовательно, любое метафизическое рассуждение является спекулятивным, но не наоборот.

Про «независимость от мышления» абсолютного отнюдь не просто, на мой взгляд (об адекватности современного понимания абсолютного я как-нибудь еще напишу). Но пропустим это, гораздо интереснее самим разобраться, что же здесь это такое абсолютное как таковое. По тексту, очевидно, что не сущее. И отвлекаясь от сущего в широком понимании, находим, что это принцип мышления (выбирали из категорий мышления и бытия, а больше не из чего). Читаем далее, и, действительно, его обнаруживаем - как присущий спекулятивному реализму принцип «мышления абсолютной возможности-быть-иным». То есть, возможность бытия иным полагается абсолютной, причем это полагается как принцип мышления. Что понятно, ведь сама "возможность" это опция мышления, и мы не можем ее ни отрывать от мышления, абсолютизируя саму по себе, ни приписывать тому сущему, которое мышлением положено как мыслимое, но не мыслительное, ибо ясно указано, что абсолютное как таковое не таковое абсолютное сущее. 
 
Теперь попытаемся понять, как этот принцип Мейясу "выводится". А дело в том, что в корреляционизме (и в трансцендентализме) для фактов мира нет никакого основания в самом мире. Прямиком отсюда и вытекает указанный принцип, по крайней мере, как принцип регулятивный для мышления. То есть, просто-напросто мышление такого мира обязано быть готово к любой новизне, в том числе, и самой "немыслимой". Далее заметим, что логично полагать, вослед трансцендентальной философиии, что и для форм данности фактов мира нет никакого основания в мире, и поэтому нет никакого основания мыслить невозможность самим этим формам быть иными. Следовательно, этот принцип  для мышления является не регулятивным, а конститутивным. Принцип мышления конституирующий само мышление! Признаем, что это, действительно, независимый от мышления его абсолютный принцип - в том смысле независимый, что каково бы ни было мышление (те самые формы данности), а он мышлением обязан выполняться (откуда, кстати, вытекает подчиненность бытия мышлению, ибо бытие теперь под строгим надзором принципа не чего-либо, а именно принципа мышления, который и возводится в абсолют).

Стало быть, абсолют как таковой есть «именно возможность этого бытия-иным». А раз это абсолют, тогда возможность бытия иным (или небытия) сопрягается со строжайшей необходимостью. Причем, возможность бытия иным в этом мире необходима как абсолютный принцип, и это принцип не собственно бытия, а принцип мышления.

Но позвольте, принцип мышления абсолютного - «быть-иным» - ничего не напоминает? Конечно, на непреложную неизбежность для абсолюта «быть иным» давным-давно была указано Платоном. С тех пор это есть главнейший принцип мышления об истинном бытии как таковом, вплоть до самого чистого бытия, воспетого Парменидом и прославленного самим Платоном – о Едином, всем абсолютам абсолюте. Более того, поскольку «бытие иным» или "иное" неотвратимо причастно как самому абсолюту, так и нашему бытию, постольку Платоном в философии легитимируется абсолют как абсолютное сущее. Абсолют,  причастный бытию, сущ. (Платон, 400 лет до нашей эры).

В целом же получается так: если есть сущий абсолют, тогда есть и принцип мышления «бытия иным», дабы абсолюту быть, а быть у него получается только иным; а если само мышление на себя возлагает принцип «бытия иным», то тут же обязательно появляется и абсолют как иное бытию с мышлением. То есть, за этим принципом мышления обязательно следует сущий абсолют и наоборот. Поэтому проводить различие между рассуждением о сущем абсолюте и спекуляцией об абсолютной возможности бытия иным с точки зрения платонизма есть какая-то несусветность, и это имеет хоть какой-то смысл в единственном случае – когда сущий абсолют искусственно выводится из сферы рассмотрения. Этот тезис может быть неверен лишь в отношении тех, кто занимается крайне спекулятивным философствованием, например, выстраивая метаонтологии и рассуждая о богах наших богов. Но даже в этом случае его еще надо доказать, что совсем нелегко, как нелегко порвать ниточку рассуждений, тянущуюся от нашего бытия.

У проницательного читателя может возникнуть резонный вопрос, не совершаю ли я подмену. А как же! Мейясу имеет в виду абсолютную возможность иного как возможность того, что вот было такое бытие, а стало иное, вдруг, стало все совсем иначе - были елки зеленые, а обернулись, и они красные. У Платона же иное (или иное бытие) означает лишь то, что оно иное как абсолюту, так и бытию – да, все там тоже иначе, но оно обязательно абсолюту и бытию причастное, то есть, существует не просто в корреляции с ними, но в конкретной временной увязке. И эта возможность реализуется благодаря существующему абсолюту. Поэтому, если не разрывать указанную временную причастность иного, убрав абсолют, то у меня выходит подмена. А чтобы подмены не было, ее стоит разорвать, иными словами, убрать сущий абсолют. (Что и делает Мейясу). И тогда в Платоне мы увидим… Мейясу. Но вдалеке, очень маленьким, а в непосредственной близи перед нами возникнет огромная фигура Канта. ( Read more... )

Как известно, Кант обнажил древнюю максиму, что существование чего-либо немыслимо вне соотнесения с самим фактом мышления. Нынче это называют корреляционизмом. См. ссылку в конце. Оттуда же цитата:

...наиболее общее решение, господствующее в философии после Канта, Мейясу называет «корреляционизмом»: «Под “корреляцией” мы подразумеваем идею, утверждающую, что мы всегда имеем доступ только к корреляции мышления и бытия, и никогда – к ним, взятым по отдельности. Следовательно, мы будем называть корреляционизмом любое течение мысли, которое будет настаивать на непреложном характере так понимаемой корреляции»

Конечно, если у вас есть всего лишь две основные категории - бытие и мышление, то разумно их и соотносить, и хоть как-то разносить, чтобы не скатиться в примитивизм того или иного монизма. Метафизические тиски должны раздвигаться, иначе не понятно, зачем они вообще нужны. Вот философы, как правило, в таких тисках и находятся. И ничего бы страшного, но беда в том, что слишком часто в тисках отсутствует резьба, поломан механизм соотнесения, и при неосторожных движениях приходится постоянно уклоняться от ударов незакрепленных половинок. Что все это значит?

В дискурсе двух и только двух фундаментальных категорий (а именно, категорий бытия и мышления) это соответствует сокрытию дуальности рисуемой картины мира, жертвой чего оказываются сами философы. Не то, что ими  полностью утрачивается дистинкция категорий, просто она ими не эксплицируется, другими словами, вопрос о различии бытия и мышления старательно ими обходится (со времен Аристотеля и вплоть до наших дней). Об этом вспоминают, когда это кажется в дискурсе выгодным или совсем припирает, и лишь тогда говорят - вот бытие, а это мышление. В остальном категории гуляют свободно постольку, поскольку философы не в силах ни с ними совладать, ни за ними уследить, о чем свидетельствует опыт тысячелетий. А разобраться в конструкции самих тисков им лень, поэтому до сих пор они так и барахтаются между бытием и мышлением как двумя половинками метафизических тисков. Реже или чаще кого-то больно бьет. А некоторых сплющивает. 

Кант сказал - хватит (дурью маяться). Он намертво закрепил тиски, вставив в них вдобавок распорку. Хитро получилось. Две половинки остались - и бытие-природа, пожалуйста, и вот вам мышление. Все вроде и разное, но и связано до неотличимости, подумаешь, с одной плоскости на другую переползти, ведь вся природа в мышлении (а мышление это разве не бытие?). Поэтому хотите, считайте все мышлением, хотите, своим бытием. Но двигать ни-ни! Запрет безусловный Кантом положен также на движения мысли вокруг тисков. Не ваше дело, как тиски устроены. Все ваше внутри. А распорка - знак Ноумена, того третьего, что вовне. Если там что и есть, то не ваше, чужое.

Стало быть, Кант философам обеспечил стабильность - прочно закрепил в дискурсе две категории и наладил между ними всем явную категориальную связь. Поэтому различие категорий стало исключительно ситуативным, а по сути, совсем иллюзорным. Зато сцепке мышления-бытия в оппозицию появилась категория третья, абсолютно отличная. И «неподвижная» настолько, что с ней даже работать нельзя, от нее можно только отталкиваться. Вот такой совершил Кант финт, заметьте, абсолютно честный. Дуальная конструкция неустойчива, а с третьим вполне. Даже в варианте Канта. 

А наши философы-методологи умней других. Они решили, что раз распорку можно вставить, то можно и убрать, следовательно, можно туда-сюда вставлять и убирать. В момент, когда за ними наблюдает Кант, они кантианцы и говорят про реальность как наше сознание и ноуменальные объекты за трансцендентным барьером. Но оттуда же они их и тырят, стоит Канту отвернуться. При этом еще распорку убирают, про ноуменальность сразу забывают и начинают распинать реальность, вкрючивая в нее свои "объекты". Мо-лод-цы! Устроили себе внутри тисков полнейшую метафизическую благодать - и совпадает бытие с сознанием, и различено бытие-реальность с действительным мышлением, которым они кромсают тушку реальности так и сяк.

Как видим, не очень-то Канта методологи слушаются. Казалось бы, солидные господа с твердой трансцендентальной позицией. А так и норовят забраться в ноуменальное вместо того чтобы в безопасности размышлять, как им переформатировать свою чувственность и способность мышления усилием свободной воли и с помощью бога или даже каким-то рациональным путем. В принципе, Кант этого строго не запрещает, как и прочее совершенствование личности (если не быть буквоедом, конечно). Однако тупо биться собственной головой о трансцендентный барьер это у философов давно уже что-то вроде спорта - кто сильней. Надо сказать, в подобных играх методологи далеко не одиноки, и уж никак не чемпионы. А чтобы представить, до чего доходят люди, рекомендую ознакомиться с рецензией на новейший прием удара головой о тот самый барьер:

Спекулятивный абсолют и порочный круг философии.

Наш френд Фармакос проделал полезный труд, рассказав нам об этом ударе «с поворотом» Квентина Мейясу. Мне кажется, хоть это все и баловство, там есть интересные моменты для понимания того, как и обо что бьется европейская философская мысль. В метафоре тисков Мейясу и его последователи это такие философы, что решили абсолютизировать получаемые им удары, мол, так и надо, ибо таково мироздание. Для этого они забрались в предуготовленные Кантом тиски, однако всю кантовскую блокировку раскурочили, распорку выкинули, а потом заголосили как ни в чем ни бывало и как-будто распорка стоит – давай, стискивай, дави сильней, мы ко всему готовы! Дело в том, что возможность «быть иным» ими возводится в абсолют. А тогда они поступают правильно, ведь если философа в тисках хорошенько умять - с одной стороны охватывая бытием, с другой приближая неотвратимость мышления - то он обязательно станет иным. И все для него тоже будет иным, ибо им будет утрачено восприятие зазора между бытием и мышлением. Любопытная ситуация. Но об этом в следующий раз.
_____________________________________________

В тисках бытия и мышления - 1

По мотивам того, как мы с Кактусом Фармакоса умучили (1, 2), решил написать резюме. Беседа в основном касалась  вопроса о том, адекватен ли трансцендентализм современной науке или нет, кроме того, обсуждались сугубо философические проблемы, к которым я обязательно еще вернусь. А пока о науке.

«Абсолютистский остаток» трансцендентального познания

У Канта абсолют выведен из рассмотрения. Это Ноумен, его нет. Ноумен мышлением исключен из сферы мышления. Если хотите, мышление Ноумен-абсолют отторгает, а не полагает. Принцип - в мышлении. А Ноумен это то, что сокрыто за принципом и вне мышления. Хороший аналог на понимание - Ничто. Тоже принцип. Но за этой категорией скрывается то, чего нет, что немыслимо. Ничто лишь условный значок.

Тем не менее, Кант обеспечивает в познании нечто абсолютное, а именно, «абсолютистский остаток» (термин Фармакоса). Ведь что делает Кант? Говоря современным языком, он просто честно строит модель сознания. Естественно, такое сознание не может быть не предзаданным. Но начальные условия не падают с воздуха, а определяются Ноуменом, которого в самой модели нет.

Модель оказалась настолько удачной, что на ее основе построили Матрицу. А чтобы у обитателей Матрицы не свернулись мозги раньше назначенного, попросили Канта написать техническое руководство для внутриматричного пользования. С тех пор в университетах Матрицы и преподают КЧР, как рассказал Фармакос, уже на втором курсе философских факультетов. 

Итак, персонажи Матрицы осведомлены, что есть какая-то вещь в себе, и она недоступна познанию, а вокруг них настоящее бытие или природа, в постижении законов которой и заключается достойная человека цель. Им известно также, что в них самих заложены самые-самые общие законы природы, но не в развернутом виде, а в виде априорных принципов мышления. Этого, разумеется, мало, чтобы разобраться в природных хитросплетениях, к тому же этим еще надо научиться пользоваться.

Поэтому человеку дана способность суждения и возможность опыта. Последний обеспечивает проверку предположениям и гипотезам, а первая позволяет разрозненные наблюдения и опытные данные сводить воедино, обнаруживать закономерности и выдвигать гипотезы. То есть, ученые тоже занимаются моделированием. 

Но модель чего строят ученые Матрицы? Этот вопрос многих запутывает, когда они забывают, где находятся, и начинают абсолютизировать свои модели, или, напротив, впадают в грех релятивизма. Разумеется, создаются модели природы. Не модели загадочной вещи в себе и не модели незнамо чего, лишь бы как-то с опытом совпадало и что можно было бы выдать за реальность. Это модели именно природы, поскольку в ученых изначально прошито "ядро" природы и ничего иного. А природа это и есть их реальное бытие. А "прошивка" бытия-природы в мышлении, которое тоже небытием не назовешь - бытие. Но и природа дана им только в мышлении. Вот такие получаются тиски бытия и мышления. ( Read more... )