Отчасти навеяно диспутом между Р.Докинзом и Ф.Коллинзом. Ну, Докинз не устает транслировать свои примитивизмы в массы. И делает он это с такой энергией и так давно, что, похоже,  не столько уже себя выражает, сколько  распространенные мнения. Например, такое: Для меня не имеет значения даже вопрос, который вы задаете. Добро и зло - я не верю в существование того, что некоторые называют добром или злом. Я думаю, что, бывает, хорошие вещи, случаются, а, бывает, и плохие вещи случаются. Хоть стой, хоть падай. Видимо, он хорошо понимает, что такое хорошо, а что такое плохо, ибо наверняка представляет, что вокруг него случается. А в общем, этим занимается этика, оперирующая понятиями как раз о добре и зле. Коллинз там тоже хорош. Из его слов создается впечатление, что отличительным признаком религии является… «моральный закон». Мне это все категорически не нравится, поэтому-посему я и решил штришками обозначить по этому поводу свою позицию, представляя, впрочем, как оно может выглядеть со стороны... 

Поскольку люди сотворены свободными, то они ошибаются - люди творят не только добро, но и зло. Наша свобода – зло? Нет, поскольку только она позволяет нам обходить стороной то, что называется «злом природы». В точном значении это никакое не зло, конечно, это обычные эксцессы развития неживой материи, ибо разрушение сопровождает всякое созидание, а неживая природа созидательна тоже. Но для человека природные катаклизмы  могут обернуться последствиями неприятными и даже непоправимыми. Поэтому бог создал людей свободными, дабы они смогли научиться избегать это неизбежное «зло» и чтобы не пропали среди «дикой природы». И ведь научаемся постепенно. А все настоящее зло мира происходит от нашего недостаточного умения пользоваться свободой. Что ж, как гласит христианская традиция, с самого начала человек совершил роковую ошибку, ну и повредился слегка. Утрачена былая гармония его бытия. А сам человек оказался в одиночестве между природой и богом - ни то, ни се. Поэтому мы плохо, очень плохо пока понимаем не то что бога - природу, наши смыслы замутнены грехом, отсюда и наши страдания, а не потому что кто-то норовит причинить людям зло. Как изящно сформулировал Августин: “Когда безгрешные счастливы, вселенная совершенна; но и когда грешники несчастны, вселенная совершенна ничуть не меньше”.

И вот что теперь я хочу сказать, как бы ни противоречиво это не прозвучало. Не стоит буквально понимать, что бог – это благо, проводить тождество бог=благо. Хотя об этом  нередко приходится слышать, следует понимать, что представления о благе и о боге это наши самые общие представления, к которым мы приходим (или можем придти) в результате совершенно независимых умозаключений.

Бог – человек – Благо.

( Read more... )

Чтобы понимать Платона, надо крепко себе уяснить, что он очень редко говорит прямиком. Иначе, не следует забывать, что существуют чтойность и очемность, и одно за другим может прятаться, вместо себя показывая лишь свою тень.

Допустим, читая Канта или Декарта, мы по умолчанию принимаем, что философ вываливает на нас все, пытается изо  всех сил донести до нас все то, что ему самому открылось, в меру отпущенного таланта воплощая в тексте свои сокровенные мысли. И поэтому при погружении в текст у нас возникает впечатление, что мы следим за живой философской работой. А когда нам встречается непонятное место, то мы считаем это или недоработкой философа или свидетельством недостаточности собственных знаний вокруг и около конкретного предмета его размышлений. Но было бы большой ошибкой таким же образом  относиться к текстам Платона. Никакая Академия не поможет с ними разобраться, если все принимать за чистую монету. А на прямой бесхитростный взгляд «недоработок» там столько, что лучше сразу в мусор отправлять.

Однако ж если принять, что Платон говорит о тайнах бытия меньше, чем знает и чем умеет сказать, то многое проясняется. А если еще учесть, что он слегка играет, то все становится на свои места. ( Read more... )

II. ОБ УДОВОЛЬСТВИИ ИЛИ НАСЛАЖДЕНИИ

Разговор О Красоте я завершил словами:

Для нас же благо это красота. И истина, и соразмерность…

Многоточие поставлено не зря. У Платона не три, а пять основных онтологических категорий, стало быть, и составляющих блага не три, а пять. В дополнение к указанным трем это еще ум и удовольствие. Они «живут рядом», и жизнь их происходит в смешении, в силу чего возникает результирующая, благостная смесь идей:

65 Сократ. Итак, если мы не в состоянии уловить благо одной идеей, то поймаем его тремя – красотой, соразмерностью и истиной; сложив их как бы воедино, мы скажем, что это и есть действительная причина того, что содержится в смеси, и благодаря ее благости самая смесь становится благом.

Вот с удовольствием и постараемся сейчас разобраться, с его ролью в постижении блага и значением для указанного смешения идей. Ведь благо улавливает ум и только ум (ибо идеями). При чем тут удовольствие? Сразу открою карту - удовольствию соответствует онтологическое тождество. Почему? Честно признаюсь, пришел к этому методом исключения. Поскольку спору нет, что уму соотносится различение. А вот найти хоть что-то общее между удовольствием и тождеством будет куда сложнее. Вроде это выглядит как-то уж слишком стрёмно. Однако это только на первый взгляд, но именно такое соответствие и будет доказано. 

Заметим, что и Лосев в примечании к Филебу  признается в своем недоумении. Поэтому внимательно прочтем, что он по поводу удовольствия пишет: ( Read more... )

В продолжение Why Plato рекомендую одну давнюю, но очень хорошую статью -  "ПЛАТОН, АФИНЯНИН, СЫН АРИСТОНА..." Тем более, там этот вопрос задан по-русски. Она примечательна еще тем, что написана в пресловутом 1993 году, на самом-самом переломе. Неудивительно, что авторов не услышали. А они проводили параллель, да... что и тянется до наших дней.   

Молодость Платона совпала с расцветом "первой софистики", движения широкого и неоднородного, но единого в интересе к риторической изощренности. Словесный субъективизм софистов, ученики которых принадлежали к самым различным кругам эллинского общества, в том числе и к правящим, стал одной из причин кризиса полиса как гражданской общины. Проявляющийся и в политической сфере (вспомним, сколь важно было для внешнеполитического самоопределения афинян ораторское искусство выступавших на народном собрании), и в судебной практике, он разъедал традиционный нрав - вне зависимости от того, желали ли этого сами софисты. В ответ на софистическую деятельность возникает ответное движение, известное нам, например, благодаря двум совершенно разным, даже враждебным друг другу фигурам, как Сократ и Аристофан. И тот, и другой отвергали философскую традицию, от рассуждений о природе незаметно пришедшую к гражданскому релятивизму...

В общем, советую добраться до конца, о Платоне там много верного... Имеет место, правда,  и  некоторая замутненность  изложения, но это дело обычное и объективное - онтология Платона еще в значительной степени не прояснена для современных исследователей. Еще есть там много чего... Поэтому один важный для понимания момент я слегка переиначу, в надежде сделать более понятным (вставки мои выделив болдом). Все равно будет не понять, но хоть я спокоен.  

…философию основателя Академии следует определить не как "учение об идеях", а как учение о благобытии, сказывающемся в идеях и данном либо в эйдетическом знании (идеально), либо в мнении о бытии (феноменально). Но то и другое – в душе. Этическое, т. е. справедливое, в таком случае становится тем предметом, в котором "идеальное" и "феноменальное" показывают отсутствие между ними космоонтологической дистанции, - мы имеем в виду политические сочинения Платона, и прежде всего "Государство".

Моими словами и с другой стороны. Если мы будем понимать этос как нрав, характер души, просто как душу. Как целостный образ жизни, как целостность образа жизни. А бытие как множественность жизни в ее материальном измерении. То ни бытие не определяет этос и его идеалы, ни этос бытие и его феномены. Онтологически они уравнены. Причина у них одна – Благо. Оно их предваряет, оно же и завершает стремлением к себе. Таким образом, и то, и то, можно рассматривать как необходимые условия на пути к высшему благу, который лежит через их единение. В этом суть онтологического обоснования нравственности, проведенного Платоном. Кстати, и это очень правильно указано в статье, лишь в этом смысле Платона можно называть идеалистом. А в смысле "основного вопроса философии" он материалист в не меньшей степени, чем идеалист, ибо знал третье. Но Платон первым обосновал этический идеал, который позже Кант вознес на пьедестал.    

Спрашивают, почему всего много, а цивилизация одна? Проще всего сослаться на замысел Творца. В чем он? В познании Блага, так можно ответить в самом общем виде. Поэтому достаточно единственной цивилизации. С Его точки зрения, видимо, так.

И с точки зрения развития мироздания еще одна цивилизация ничего не добавляет. А вот риски, связанные со становлением ума, резко возрастают. Цивилизация это же просто-напросто выход Материи в Иное. Есть, и хорошо. Дальше само пойдет. Но хорошо бы без повреждения уже наработанной материи неосторожным с нею обращением, что вероятно при множественном возникновении ума.

На самом деле, нас много, и у каждого свой выход. То есть, множественность все же имеет место, но связанная неким единством - цивилизацией. Поэтому и говорим об одном выходе. А внутри цивилизации очень важно разнообразие, это повышает ее шансы выжить и развиваться в правильном направлении.

Конечно, вторая независимая цивилизация не помешала бы для подстраховки, но риски, риски… В принципе, нужно считать.* Так или иначе, в конце всех концов нам не нужна конкуренция. Ведь Иное «объемлет» Материю, и оттуда ею можно управлять. А зачем тут много управленцев? Один справится. Думаю, с этим согласится и самый упертый либерал.

Вывод. Встретишь зеленого человечка, гаси его, не задумываясь.

( * )

Я было зарекся говорить о свободе, но… допекают со всех сторон. Мне уже доводилось делиться своим впечатлением о том, что наши националисты и националистки, что особенно обидно, побаиваются свободы, сторонятся ее, избегают. Какое–то специфическое у них наваждение. И вот очередная демонстрация дремучего взгляда на свободу из лагеря националистов философствующих.  Основной вывод, слегка утрируя, заключается в том, что люди прекрасно жили «без свободы», а тот политический «мир свободы», в котором мы живем, во многом случаен, по крайней мере, не имеет рационального обоснования, основан на вере, и рано или поздно закончится  каким-нибудь «проектом всеобщего счастья» без болезней и страданий», но и без свободы. У меня нет возможности разбирать эту работу детально, поэтому ограничусь очевидными замечаниями по существу.

Во-первых, Благо может быть без свободы, запросто. Например, Ничто благостно. Кто не верит, пусть попытается доказать обратное. Более того,  благостно ЛЮБОЕ отрицание, ограничение себя. Легко видеть, что свобода не распространяется на то, что отринуто, изгнано из собственного бытия. Так что Благо без свободы штука обычная. Но вот восприятие Блага определяется исключительно свободой! То есть, достижение человеком Блага без его, человека, свободы невозможно. Поэтому отсылы ко временам античных полисов, где Благо, якобы, было превыше свободы, это от непонимания сути вопроса. Благо превыше всего, и славно, что это понимали уже древние греки, плохо, что философы много веков спустя не понимают отношение свободы и Блага.  Или не могут объяснить народу.

Во-вторых, Свобода это не то, что дает человеку независимость ОТ власти, а то, что  обеспечивает ему чувство власти. Установка же на независимость от власти и собственную политическую автономию это уже чрезвычайно рациональные следствия свободы человека в определенных условиях. Они логически обусловлены тем, что независимость от власти не отменяет причастности власти, но дает более широкий «обзор» власти. Практически это частенько выливается в преимущества личной жизненной стратегии, в том числе, и в преимущества стратегии приближения к власти. «Греховность власти» тут абсолютно не при чем. Поклеп очевидно намеренный.  Власть не более греховна, чем наше бытие, а бытие – чем власть. Смешивать же власть с носителями оной, мягко говоря, нехорошо, а приперчивать это еще и какими-то абсолютными ценностями на фоне разговоров о ценностном плюрализме и вовсе несъедобно.

В-третьих, никакой научный фундаментализм в самом страшном сне не сможет поколебать приверженность человека свободе. Чтобы мы в себя ни вживляли, и как бы ни изменяли собственный геном, мы будем это делать по собственной воле и в соответствии со своими представлениями о свободе и полноте бытия. Ширануться нам и сейчас никто не мешает, желающих чего-то не так много. Привлекать этот аргумент для обоснования конца  «мира свободы» как-то уж совсем не серьезно. Все умрем, ага.

Наконец, идеология свободы это не национализм, а патриотизм. Так уж оно исторически сложилось. Последний, конечно,  может брать на вооружение и национальные мотивы, но это уже частности. В России живут не «шииты, сунниты и курды», и живущие здесь племена и народы уже столько раз «объединялись против оккупантов», что давно  уже, казалось бы, должны были образовать «политическую нацию». Ан, нет ее. Значит, не судьба нам, русским, быть националистами. И зачем  всем понятный и большинством русских людей принимаемый патриотизм загаживать рыхлым национализмом я могу понять только в одном случае – если нужно окончательно изговнять патриотизм.  Уже уравнивают… Других рациональных аргументов просто нет и быть не может. Впрочем, я готов непредвзято принять любые аргументы в пользу политического национализма перед патриотизмом, и даже готов признать свою неправоту и покаяться перед, гм,  нацией за свои шибки, были б эти аргументы хоть сколько-нибудь обоснованы пользой стране и русскому народу. Всякий националист, меня убедивший, в этом случае получит мое искреннее приглашение провести со мной и за мой счет вечер в лучшем кабаке Питера на выбор, разумеется, с черепашками и прочими, может быть, мне еще не известными атрибутами националистического дискурса…

Слишком много вульгарных трактовок – сказал Ворчун. Ему бы только поворчать, но тут я соглашусь,  уж слишком много философы наговорили безответственного. Да и сам Ворчун хорош бывает со своей изобретательностью. Вот, как настоящий физик, предложил метафору:  

небытие это всё метафизическое пространство, траектория в пространстве - бытие, вдоль неё течет время, внутри траектории весь физический мир, а отрезок траектории - сущее.

Вообще-то, любые метафоры  интересны возможностью взглянуть «из-за угла». Тут же я ничего не вижу, не извернуться мне. Пространство здесь явно лишнее и застилает взгляд. Уберем пространство как чисто бытийное понятие, но и все равно останется всё, ибо небытия как бы и нет. Вопрос, можем ли мы все сводить ко всему? И вот, если задуматься над этим крепко, то сомнения некие появляются. Скажем, Благо. Неужели оно сводится ко всему? Вот так вот просто Благо это есть все? А одно разве не благостно? Или Благо во всем? Мне это не по вкусу, уж слишком утилитарно выглядит, будто если покопаться хорошенько, то можно Благо отрыть, причем все. Пушкин это наше все, разумеется. Но разве Пушкин это только все?  Или неужели он просто один из всех? А уж если мы на бытие посмотрим, то совсем ясно станет, что все это отнюдь не бытие, и во всем ничего от бытия быть не может, даже траектории. Все это все без всяких различений, а бытие нам нравится исключительно из-за последних. Если же мы начнем собирать все по кусочкам, то никогда все не соберем, так как кусочков в бытии бесконечное число и еще обязательно гулечка сверху.

Вот само Благо, очевидно, включает и бытие, и небытие, и все, и одно, и даже ничто. В зависимости от ситуации. Поэтому логично его и брать за основу, да и традиция  хорошая, платоновская.  Когда Благу приходит время властвовать, это и будет бытие, власть Блага. Безвременье безвластья благостно тоже. Но мы живем во времени, и все что вместе с нами это есть сущее. Да, у нас своя благая траектория, прочерченная  нашим временем… Время Блага. Царство свободы.