Очередной экзерсис на тему.

Гуссерль, учитывая стародавнюю традицию, реальным или реальным бытием признает то, что "вне" сознания. Меж тем, он считает реальным и то, что "внутри" сознания, то есть, принимает реальность феноменов сознания.

Эти реальности им "объединяются" (в сознании) временем. Правда, если временное бытие ("внутри") сознания людьми воспринимается легко, то временное бытие трансцендентности нередко вызывает логический шок. Однако ж только так трансцендентность и может _для нас_ бытовать. Платон.

Трансцендентность развертывается в сознании временем.

А не развернутое не имеет объема (понятия), как справедливо замечает Гуссерль - "Реальное бытие и временное бытие хотя и не тождественные, но по объему равные понятия".

В разбираемом по ссылке отрывке Гуссерль как бы вписывает собственное вИдение в традицию. Вот люди "так" говорили, и я могу так говорить, но трансцендентность для меня лишняя обуза, не на это направлена моя мысль. 

у Канта: На английский язык кантовское "Verstand" переводится как "understanding" (понимание). Очевидно, это понятие гораздо ближе к тому, что выражал своим термином Кант, чем "рассудок". Но и "понимание" мне кажется не достаточно точно. Под "Verstand" скорее следует понимать "ФОРМУ понимания", так как эта форма распространяется и на "объяснение". Может быть даже "логическое следование", "порядок" - нечто первое и наиболее простое, элементарное. "Рассудок" же - уже нечто более сложное, производное и ЧАСТНОЕ от "Verstand".
 
А мне русский "рассудок" в применении к Канту нравится. Ведь рассудок от рассудительности, рассуждений, что строго сопряжено с умением оперировать понятиями. Но и резон в рассуждениях автора есть, поскольку "рассудок" русского читателя, действительно, легко может запутать. Я вот сам долго не мог в этом разобраться. Короче, термин хорош, но не очень понятен, пока не раскусишь, что рассудок это специфическая форма понимания - через понятия, через знак. И тогда не частное это, не производное, а самое оно - Verstand.

А специфическая форма это потому, что про первичные чувственные созерцания, возникающие чувственные представления или символику чувств нельзя же сказать, что мы их совсем не понимаем. Мы их мыслим, и они воздействуют на нас. Выходит, понимаем. Тут Кант был не прав, оппозиция чувственности и мышления не выдержала испытания временем. Но это нам не очень важно постольку, поскольку не умаляет прочие кантовские рассуждения.

Разумеется, кантовские чувственность и рассудок не обособлены, хотя это принципиально разные способности, они нераздельные и неслиянные, и в той же степени, что символьное и знаковое мышление. Последнее и зовется рассудочным, нередко холодно-рассудочным. Кантовский рассудок тоже безжалостно расправляется с чувственностью, точнее, с ее символизмом, придавая значение поставляемым чувственностью символам, раскладывая их на знаки, переводя в понятия. Но этим его способности, конечно, не ограничиваются. Кант много писал о способности рассудка из многообразия восстанавливать целостность, например,  когда целостное представление об объекте создается, воображается из ранее различенных свойств этого же чувственного объекта (посредством схемы). Другими словами, благодаря спсобности воображения рассудок из множества полученных знаков (понятий) синтезирует для себя, пусть и схематически, новые символы (впрочем, Кант их тоже называл понятиями). Тем не менее, в основе  работы рассудка лежит знак, самое примитивное и узкое понятие. Поэтому с рассудком прочно ассоциирован логицизм - способность непосредственного оперирования знаками, которую принято называть формально-логическим мышлением, и которая, пожалуй, является самой известной способностью рассудка. 

Стало быть, про рассудочность младенца мы потому и не говорим, что он маму под понятие, слава богам, не подводит. Мама еще только-только для него становится символом. И это он понимает. Узнает ее, а не знает, и узнает целиком (а если какую-то часть, то все равно как целое - это мама).  


По этому поводу процитирую себя из старого подзамка( Read more... )

Теперь можно и покуролесить по-настоящему. А что было, то прошло:


1. Смешной разговор с карианином о сознании, предновогодний, под коньячок.
______________________________________________________
Ссылки по теме:
Карианство — мировоззренческое течение, основанное на синтезе неопозитивизма и постмодернизма.
Канада - слово, давшее название стране, пришло из языка индейцев гуронов и ирокезов, "kanata" означает "деревня".


2. Гегельянцу о супервентности, о свойствах, объектах и системном подходе, и почему не надо касаться того, в чем не разбираешься. 


3. О системном подходе возникли мысли и по ходу размышлений математика, в частности, сформулировал, чем он плох при моделировании сознания.  А рядом забавный разговор про эксперименты с ИИ при откате Вселенной.  
__________________________________________________________
Полезная ссылка:
Усиленная теорема о свободе воли. Дж. Конвэй и С. Кохен

или трудности критики «физикализма».

Есть два представления сознания, которые главные:

1. О себе любимом - о свободном сознании
2. О мире "вне" сознания, подчиняющимся законам природы

Наше сознание пытается их увязать, объединить и так далее...

А. Один из подходов заключается в том, что первое представление, как фундаментальное, категорически отвергается, поэтому второе представление стараются распространить на область, считающуюся первым представлением (или самим сознанием!) временно "оккупированной". Это полное умаление сознания как такового. Это строгий физикализм или по-старому - детерминизм. Пытаться его опровергать, придираясь к ограниченности известных законов природы, к их неспособности чего-то там описать или объяснить какие-то свойства и феномены сознания, совершенно бесперспективно. Ибо адепты такого подхода ответят - на то и законы природы, чтобы нам до скончания века было что о них узнавать, узнавать, узнавать, но мы… верим. 

Итак, под физикализмом, в общем, понимается не то, что какие-то микрофизические состояния, описываемые известными физическими теориями, являются тем, что мы воспринимаем как феномены сознания. Физикализм подразумевает  всеобщность "физической картины мира", которая сложней какой-либо текущей физической модели, например, квантово-механической, но по умолчанию предполагает возможность сведения всех моделей, в том числе, и моделей живых систем, к одной самой общей физической модели. Грубо говоря, это мир законов природы. И вопрос ставится так, что этот мир должен охватывать и сознание. А если пока с этим сложности, то это трудности времени.  Критиковать логически такую позицию практически невозможно (упомяну теорию тождества, элиминативный материализм). Остается приверженцев подобных воззрений лишь взывать к прагматизму (видимо, отсюда и проистекает «слабый дуализм»).

Б. В другом подходе, напротив, фундаментальным признается только сознание. Все остальное "в нем". Но сейчас этого не рассматриваем. 

В. Наиболее распространенный подход, пожалуй, состоит в том, что равнозначными и никак не выводимыми друг из друга признаются оба вышеуказанных представления сознания. Сознание вроде как делает миру уступку, уравнивает себя и «внешний мир». В этом подходе существуют вариации.

Например, когда считается, что физический мир хотя и определяет сознание, но лишь тем, что феномены последнего являются его нейтральными функциональными состояниями и как таковые к нему несводимы (функционализм). Здесь для физикализма просто нет почвы, точнее, как понятие он обессмысливается, поскольку реализация функций предполагается возможной на разных носителях. Правда, многие называют этот вариант очевидной уловкой.

Или, говорят, что физический мир так или эдак влияет на сознание, но если и определяет его, то настолько хитро, что невозможно предсказание, следовательно, закон, а следовательно, и редукция сознания к физическому. Здесь сознание признается аномалией (физического мира) или аномальным. В общем, такая позиция («аномальный монизм») тоже может считаться своеобразным изводом физикализма. И тоже, как легко видеть, она логически не критикуема. Чего возьмешь с аномалии? Нравится, и пожалуйста.

А полный детерминизм в этом подходе, разумеется, не годится - согласно условиям, ибо возвращает нас к случаю А. Тут даже трудно отстаивать «слабый детерминизм», когда для сознания при отрицании возможности его полноценной редукции предполагается хоть какая-то детерминистская корреляция между ним и физическим. Поскольку тогда по примеру Чалмерса придется стать экстравагантным эпифеноменалистом и начать отрицать, что сознание хоть сколько-нибудь воздействует на внешний мир. А это, согласитесь, весьма странно выглядит с точки зрения нашей естественной интуиции. Руками - ногами же двигаем, сами, сознательно.

Действительно, ведь противном случае сознание, пусть и не в полной мере, но все же будет пребывать «в законе», следовательно, через сознание должна будет тянуться «законоподобная» связь «наружу». А это и означает всеобщность закона. То есть, опять уже рассмотренный подход А. Поэтому связь между сознанием и физическим волевым решением обрывают. Нет ее, и все. Кстати, только это и позволяет нам относить эпифеноменализм к подходу В. Итак, эпифеноменализм в рассматриваемом подходе представляет его самую строгую физикалистскую вариацию из возможных – физическое (каким-то образом и в какой-то мере, вплоть до строгой детерминации) определяет сознание как эпифеномен физического, но сознание обратно никоим образом не воздействует на физическое  (соответственно, к нему никак не сводится).

Критиковать эпифеноменализм тоже очень сложно (хотя и можно, но совсем с других позиций, и сейчас не наша цель). А сложность в самих условиях рассмотрения. Ведь эпифеноменализм сохраняет «каузальную замкнутость» физического мира, чем ценится, и, в то же время, признает фундаментальность разделения на сознание и мир вне него. Поэтому в этой критике тоже должно проводиться четкое разграничение – сознания самого по себе и внешнего мира. Иначе не честно. ( Read more... )

Послушал лекцию-семинар московской школы блоггеров (философов). О сознании. Как лекция мне очень даже понравилась. А вот семинар… Короче, искали недостатки и ошибки в рассуждениях Декарта. Представьте себе, нашли. Хотя и не без помощи аналитической философии.

А там ребята прямодушные. Ну, сами посудите, ведь из того, что мы в чем-то можем сомневаться или не сомневаться, не следует существование этого чего-то. Верно? Следовательно, сомневающийся Декарт не прав, утверждая, что существует. Вершина мысли, епть. (По таймеру 1.26)

В целом же, обсуждался вопрос об убедительности декартовского аргумента о том, что сознание не тождественно телам. Аргумент его прост – в сознании я не могу сомневаться, а во всем остальном могу. Этим сознание отличается от тел.

Но тут есть нюанс. На самом деле, несомненность сознания  для Декарта не главное умозаключение, которое может быть исходным для последующих, а само по себе уже некое следствие. Ведь благодаря всем своим рассуждениям Декарт непосредственно убедился только в одном – в собственном «Я».

Я мыслю, следовательно, я существую.

Убедительно. Если, как это и есть у Декарта, акцент делать на «Я», а не на «мыслю». Но декартовское «Я» именно сомневающееся «Я», то есть, «Я» мыслящее, сознающее, осознающее. Таким образом, у него несомненны субъект и предикат, причем взятые вместе, они закольцованы друг на дружку – «Я мыслю Я мыслю Я…». Ясен пень, что нельзя их размыкать, направляя к другому объекту, как критики сделали выше. «Я мыслю нечто» - это совсем про другое даже формально, не про мое неуловимое «Я», а про нечто, что мыслью взято конкретно. И совсем глупо выделять предикат и относить его к другому субъекту, чтобы подвергнуть сомнению уже его существование.

Поэтому конструкция «Бог мыслит, следовательно, существует», в принципе, не декартовская. И как этого не увидеть, сложно понять. Мне на ум приходит лишь одно объяснение этому – ранее произошедшее запечатлевание или установка философского образования. Тогда мы имеем яркий пример вреда от такого учения. Впрочем, роль аналитической философии тоже нельзя исключать, ибо как она воздействует на русские умы до конца еще не изучено. Уже почувствовал что-то странное в понимании философами убедительности, да и логики.

Вернемся к Декарту. Итак, в существовании сознания невозможно усомниться постольку, поскольку «Я» непредставимо не сознающим или вне сознания. Но в сознании находится не только «Я», но и тела. Да, тела по умолчанию - в сознании. Однако они сомнительны, чем и отличаются от «Я» (сознающего). Еще раз - в моем сознании могут быть разные тела, в том числе, тела сознающие, но все они отличаются от моего собственного сознающего «Я» вследствие его несомненности. 

Стало быть, окончательный вывод можно сформулировать так - если мы и знаем что-либо доподлинно, то это знание непосредственным образом сопряжено с тем, что мы называем сознанием («Я»). В сознании мы выделяем тела. Они являются тем в сознании, что не есть само сознание. Субъект-предикат – объект, если схематически. В этом декартовский  дуализм. Конечно, эти тела мы можем называть не материальными телами, а феноменами самого сознания. Все зависит от дальнейшего онтологического построения, от того, хочется ли и удается ли сохранить субстанциональное единство или нет. Да и во многом это вопрос терминологический, у Канта вот тоже материальные тела. Так что  удивляться материальным телам в сознании не стоит. У Платона все в сознании, однако ж и материальное бытие обязательно, и настолько, что без него не то что сознания, а вообще ничего нет.

Надо сказать, что в философии декартовский подход был не нов. Еще древние мистики понимали, что сознающее «Я», редуцируется, если так можно выразиться, до чего-то в пределе единого, где сливаются  субъект и предикат. Поэтому аподиктически достоверным считалось именно это – прекрасное Единое (на фоне чего можно усомниться даже в собственном «Я»).  А вот все мироздание разворачивалось далее уже чисто логически. Ну да, Платон. С другой стороны от Декарта я бы поставил Канта, который априорность сознания разложил на отдельные априори (сознания). И если по отношению к Декарту эту позицию именовать аналитической, тогда платоновскую позицию можно считать синтетической.

Любопытно, что вся эта философская линия, исходящая вроде из самого-самого-самого субъективного, в конце концов, приводила всегда к  необходимости самого-самого-самого объективного, к тому, что называется бог.