II. ОБ УДОВОЛЬСТВИИ ИЛИ НАСЛАЖДЕНИИ

Разговор О Красоте я завершил словами:

Для нас же благо это красота. И истина, и соразмерность…

Многоточие поставлено не зря. У Платона не три, а пять основных онтологических категорий, стало быть, и составляющих блага не три, а пять. В дополнение к указанным трем это еще ум и удовольствие. Они «живут рядом», и жизнь их происходит в смешении, в силу чего возникает результирующая, благостная смесь идей:

65 Сократ. Итак, если мы не в состоянии уловить благо одной идеей, то поймаем его тремя – красотой, соразмерностью и истиной; сложив их как бы воедино, мы скажем, что это и есть действительная причина того, что содержится в смеси, и благодаря ее благости самая смесь становится благом.

Вот с удовольствием и постараемся сейчас разобраться, с его ролью в постижении блага и значением для указанного смешения идей. Ведь благо улавливает ум и только ум (ибо идеями). При чем тут удовольствие? Сразу открою карту - удовольствию соответствует онтологическое тождество. Почему? Честно признаюсь, пришел к этому методом исключения. Поскольку спору нет, что уму соотносится различение. А вот найти хоть что-то общее между удовольствием и тождеством будет куда сложнее. Вроде это выглядит как-то уж слишком стрёмно. Однако это только на первый взгляд, но именно такое соответствие и будет доказано. 

Заметим, что и Лосев в примечании к Филебу  признается в своем недоумении. Поэтому внимательно прочтем, что он по поводу удовольствия пишет:

Во-первых, несколько удивляет то, что благо выступает в виде трех идей – красоты, истины и соразмерности (65а). Здесь неизвестно, чтó Платон понимает под красотой, чтó под истиной, чтó под соразмерностью и каким путем эти три идеи сливаются в единую идею блага. Во-вторых, при пояснении этих трех идей как источника смешения ума и удовольствия (65а-e) все время имеется в виду ум и ничего не говорится об удовольствии в положительном смысле слова, так что даже возникает вопрос: действительно ли Платон заинтересован в смешении? Здесь все время имеются в виду дурные, или максимальные, удовольствия, которые Платон, конечно, отвергает, но ни слова не говорится о таком удовольствии, которое соответствовало бы чистому уму, было бы истинным, или чистым, и действительно находилось бы в диалектическом смешении с чистым умом. Наоборот, здесь прямо говорится, что ум прекраснее удовольствия (65е) и что "удовольствие не есть ни первое достояние, ни даже второе" (66а). Недаром Платон дважды заговаривает в диалоге (33а-с, 43d – 44с) о таком состоянии, когда нет налицо ни удовольствия, ни страданий (в первом случае он приписывает даже это состояние богам). Правда, никаких выводов из этого он не делает ни в первом, ни во втором случае; следовательно, неизвестно, зачем он об этом заговорил.

Ответа на вопрос, где же тут смешение ума и удовольствия и как подвести удовольствие под категорию высшего блага с его тремя идеями, мы не получаем.

Но без удовольствия блага не бывает. И это каждый скажет. Притом с Платоном согласится, что чистому уму, как и богам, оно излишне. А соль вся - в этом НЕ БЫВАЕТ. ЗДЕСЬ не бывает. Это же МЫ знаем. Однако здесь и не бывает абсолютно чистого ума, да и богов не часто встретишь. Поэтому легко представить благостное бытование чистого ума, как и богов без удовольствия. Но это лишь доказывает необходимость удовольствия не просто для блага, а для блага именно нашего бытия. Стало быть, благобытие как таковое возможно без удовольствия, а вот нам - хренушки. У нас совсем чтобы без удовольствия вообще редко чего бывает, какое ж тут без него благо. На худой конец приходит страдание.

Вот зачем Платон не единожды упоминает безмятежное состояние, свойственное лишь богам. Чтобы разницу увидели. Человек, ни в какой степени не причастный ни удовольствию, ни печали – бог. Или то, или это, а чаще всего во всех этих бесчисленных случаях различных состояний души и тела образуется одна общая смесь страдания и удовольствия. И эта гремучая смесь преследует нас как необходимость бытия. Жизнь, лишенная печалей и радостей непредставима. Чистое страдание, конечно, безблагостно, ибо оно разрушительно тупо. Следовательно, необходимость удовольствия для достижения блага становится очевидной. А также – для нашего бытия, поскольку оно не может состоять из одного разрушения. Таким образом, найдено нечто общее у удовольствия с тождеством, ведь последнее тоже необходимо для бытия.

Но удовольствие это не есть само благо. В диалоге об этом говорится неоднократно и ясно. Например, устами Протарха - Да, Сократ, получается, видно, большая нелепость, если кто-нибудь изображает нам удовольствие в виде блага! Итак, удовольствие не относится Платоном к области блага, но удовольствие необходимо, чтобы здесь было благо. Более того, удовольствие не есть даже бытие, что тоже подчеркивает Платон - никакого бытия у удовольствия нет. И это второе общее, так как тождество тоже не есть бытие, а в бытии нет ничего тождественного - здесь никогда не было, не будет и в настоящем нет ничего тождественного. Да, тождество небытийно, хотя онтологически необходимо. 

Удовольствие не бытие, поскольку оно становление, так разъясняет Платон, предлагая читателю поблуждать умом. Быстрый читатель так понимает, что это становится сущее в сущее. И все, и убегает мыслью не туда в усладу Платону. А здесь секретик! Ведь становиться бытие может и в небытие, даже в ничто, сущее может стать ничем, просто пропасть, изничтожиться. Нас не должны смущать слова Сократа - следовательно, удовольствие, если только оно – становление, необходимо должно становиться ради какого-либо бытия. Если что ничтожится, то тоже, не исключено, ради какого-либо бытия. Наконец, Сократ сразу за этим, а потом еще раз намекает, что становление сущего сопряжено с его разрушением. Вот что главное для Платона.

Право, без (у)ничтожения нет становления истинно нового, еще не бывалого, отчего только мы и получаем наивысшее наслаждение. Такое становление всегда ничтожение, ибо старое надо куда-то девать. Но это и не рутинное разрушение, ведущее к страданию. Вот почему удовольствие Платон связывает со становлением. И вот почему в обсуждении синтеза идей у Платона все время имеется в виду ум и ничего не говорится об удовольствии в положительном смысле слова. Ибо ум совершает положительную работу, а удовольствие отрицательную, всего лишь убирая его же старье. Стало быть, можно принять, что удовольствие это то, что способно уводить бытие в ничто. Как и тождество. Уже насчитали три совпадения.

Для тех, кто еще сомневается, попробую подойти иначе. Разве удовольствие все сущее не тождествит, в экстазе наслаждения сливая в ничто? Задумавшись хорошенько, следует признать истинность этого утверждения. А в мягком варианте удовольствие убирает вокруг человека все, оставляя ему лишь один объект наслаждения, что тоже неоспоримо. Вот у меня при чтении Филеба все провалилось в тар-та-ра-ры, пока я платоновские секретки в его потаенных ходах своим ключиком отмыкал. Факт. Зато испытал наслаждение. С другой стороны, а без этого стал бы я так дотошно разбираться в занудном тексте?

И тут напрашивается еще одно совпадение. Ведь хотел же спокойненько, в кроватке, с расстановкой перечитать забытую вещь. Ага, известно, чем бы это закончилось. Уснул бы через двадцать минут на этой скучнейшей белиберде. Но что-то зацепило, и в предвкушении удовольствия зашевелилось в голове. Итак, удовольствие умеет завлекать ум. Но также и тождество! Видимость тождественности обязательно привлекает наше внимание и приводит ум в напряжение в попытке увидеть различие. Поэтому соотнесение удовольствия с тождеством кажется все более обоснованным.

Осталось про удовольствие выяснить главное, а именно, в чем его благотворность и каков механизм. Или - почему без него безблагостно наше бытие? Ну, с удовольствием бытовать хорошо, это понятно. И это положительный фактор. Но понятно и наоборот, ведь оно бытование наше ничтожит. Явно фактор негации. Не секрет, что хорошо без плохо не бывает. Но это конкретно как?

Вернемся к уму. Суть в том, что удовольствие не дает ему дремать, не позволяет заснуть. Точнее, позволять то позволяет, и даже частенько на том настаивает, но ум из-за этого настороже, ибо потому и ум, что понимает возможные следствия. Признаемся, это не всегда помогает. И я понимал, однако, воодушевленный Филебом, от коньяка пострадал. Благо, все же сработал ум. Так или иначе, удовольствие тормошит ум, заставляя его придумывать всякие хитрости, дабы избежать великого соблазна удовольствия и не вывалиться из бытия, но, как ему и подобает, наращивать его и наращивать. И мы знаем, какие изощренные штучки ум изобретает, чтобы пройти по грани, не избегая удовольствия и одновременно сохраняя себя. Так что постоянно идет коварная борьба ума и удовольствия, и, раз мы живы, выигрывает ум. Но это также можно сказать про различение и про тождество, ведь они тоже находятся в оппозиции! Сим с основным вопросом заканчиваем.

А в заключение размышлений о благостном механизме представим на минутку, что благо возможно без удовольствия. Что бы было тогда без удовольствия? А ничего бы не было. Лишившись такого беспощадного противника, ум бы поначалу еще думал, следуя инерции, но рано или поздно пришел бы к заключению, что от этого толку нет. Ведь бытие бесконечно, подумаешь, плюс минус чего-то одно… Когда же ум остановится, то исчезнет источник смешения идей, на чем зиждется благо. Его будет все меньше и меньше. Рассыплется потихоньку все мироздание. Ведь никому не будет нужно такое дурное пристанище -  вселенная, в  которой нет блага... Конец.

И как подвести удовольствие под категорию высшего блага, надеюсь, теперь понятно.