| В роли недоделанных патрициев, как всегда, выступали мы с Сашей, в роли гетер – Алена и ее институтская подруга Ира, а в роли терм – свежесрубленная баня на ириной даче в 44 км от Третьего Рима по Дмитриевой дороге, куда мы прибыли поздно вечером в пятницу на моей машине, покрытой таким толстым слоем грязи, что она становилась неотличимой по цвету и консистенции от дороги.
Оказавшись впервые в жизни в дачной бане («Це ж вырванные годы», как говаривал мой киевский приятель Володя Иванов), я, прежде чем раздеться, придирчиво щурился сквозь мгновенно запотевшие очки на дощатые полы и полки, и донимал хозяйку дурацкими вопросами, которые звучали примерно как «No eto russki banja ili eto est finski sauna?»
Баня оказалась и не «русски», и не «фински», но что-то среднее между ними и, во всяком случае, очень приятственное место.
Запасливая и временами умеющая быть гламурной Алена прихватила в «Ашане», где мы затаривались пивом и «френч-фрайз», овсяные хлопья и сметану. На мои недоуменные вопросы она коротко отвечала загадочным словом: «Маска!».
Содержание алениного замысла открылось мне в бане. Прихватив из дома кастрюльку, она бухнула в нее все три корытца сметаны, замесила в ней эти самые хлопья и, решительно пресекши мои попытки с хрюканьем залезть в кастрюлю на предмет дегустации получившегося продукта, принялась тщательно и деловито с головы до пят обмазывать этой белой густой массой сначала замершую то ли от удовольствия, то ли от торжественности момента Иру, потом привычного ко всему Сашу, а потом и меня, не упустившего возможности попробовать что-то новое в этой жизни. Остаток каши Алена равномерно распределила по своей собственной поверхности.
Далее произошло именно то, что, по моему разумению, не могло не произойти: закончилась припасенная в бочке вода. Патриции с гетерами, перемазанные, как свиньи, мгновенно прокисшей в банной жаре сметаной с хлопьями, кое-как смыли с себя этот гастрономический шик остатками холодной воды. «Ничего, зато для кожи полезно. А ванну в Москве примем», – резюмировала довольная Алена, которую Саша к тому времени даже успел что есть мочи отхуячить дубовым веником.
По всей бане валялись ошметки погибшего геройской смертью веника. Вонь прокисшей сметаны пополам со стойким запахом овсяной каши царила повсюду. Она прошла за нами из бани через двор в дом. Она легла с нами спать и бодро, ничуть не потеряв своей силы, поднялась утром. Прокисшей сметаной пахло в машине всю дорогу до Москвы. Москва тоже пропиталась этим запахом. Он был повсюду: на Дмитровском шоссе, на МКАДе, на Ленинградке. В Шереметьево, куда я поехал днем встречать своего прилетающего из Парижа друга Лешу Некрасова, кислой сметанной вонью разило уже при въезде на парковку. Севший в машину Некрасов всю дорогу принюхивался, но, кажется, так и не определил причины странного запаха, охватившего буквально весь город в этот его приезд.
В следующий раз я непременно прихвачу с собой в баню что-нибудь более утонченное: если не пузырек эвкалиптового масла, то хотя бы вытяжку из секрета американского скунса. |