Свобода. Самая главная его ценность. Первый раз в жизни я встречаю человека, который меняет голос, манеру выражать мысли и даже возраст в зависимости от положения собственного тела.

Черт. В первую секунду я, дурак, даже подумал, что это она обо мне так написала. Еще бы. «Самая главная ценность — свобода». Именно с этих слов начиналась та моя анкета на Мамбе, с которой когда-то (четыре года, два месяца и девять дней назад) началось наше с ней знакомство. Самое важное знакомство в моей жизни, надо признать даже и сейчас, когда все уже позади.

И изменение голоса в зависимости от положения тела... Врет ведь! Не в первый раз она такое встречает. Как минимум — во второй. Я одно время даже привык слышать по телефону ее деланно-строгий голос: «Значит, так. Если хочешь продолжать со мной разговор — немедленно встань и прими вертикальное положение».

Впрочем, нет, не врет, конечно. Субъективно — не врет. Когда человек, которого встретила, заставляет тебя забыть если и не обо всем на свете, то о многом, очень обо многом — тогда кажется, что многие вещи с ним впервые. Точно так же, как у меня это было с ней. Влюбиться без памяти, до «полной и безоговорочной капитуляции», как писал Генри Миллер, до самозабвения, до метания по квартире и швыряния стульев, когда она не звонила и не отвечала на звонки целых полдня, до слез счастья при одном воспоминании о ее босых ступнях на дощатом дачном полу... Это даже не казалось, а точно было со мной впервые — на сорок втором году жизни. Meglio tardi che mai. Better late then never.

В одну из первых наших ночей — тех ночей сентября 2004-го — лежа на моем плече и прижимаясь ко мне, она вдруг подняла ко мне лицо и задумчиво сказала: «А ведь я, наверное, изуродую тебя, если брошу...»

Тогда меня прошибло холодным потом при одной мысли об этом. Потом — потом ничего. Я научился жить с этой мыслью.

Научился бывать один, без нее, в тех местах, где мы бывали вдвоем. Было трудно ездить по Москве на машине, потому что практически каждая улица, особенно в центре и на Севере, в районе Ленинградки, каждый перекресток напоминали о том, как когда-то я стоял здесь, смотрел на красный сигнал светофора и держал в своей правой руке ее руку. Или наоборот — сидел справа и левой рукой ощущал ее мягкий шелковистый затылок, а она держала обе руки на руле посматривала то на меня — искоса, то на светофор.

Не сразу, но со временем научился даже снова заходить на Мамбу, где все напоминало о нашем знакомстве. Почти научился спать с другими женщинами, не представляя на их месте — её.

Нет, ничего. Не изуродовала. Всё в порядке. У меня есть я сам. У меня есть моя любимая работа (правда, пока исключительно в смысле work, а не job, но и это поправится, будет и job, куда я денусь). У меня есть несколько людей, к которым я отношусь тепло.

Я рад за нее. Я рад, что теперь — наконец-то! — у нее есть тот, с кем можно забыть чужую свободу и чужой голос. Правда, рад, честное слово. Она заслуживает этого — больше, чем кто-либо на свете.

Только мне все равно будет очень не хватать ее неравнодушных звонков.

В связи с тем, что несколько неожиданно и одновременно свернулись два проекта, в которых я сотрудничал в последнее время (перевод и редактирование новостей по Кубе и по Центральной Азии), я снова ищу работу. Остается, конечно, еще главноредакторствование на Kontury.info, но этот проект все еще находится, как говорят, "на инвестиционной стадии" - иными словами, жрет время, а денег пока не приносит, скорее наоборот - уносит :)

С благодарностью рассмотрю все предложения, связанные с журналистикой, но предпочтение буду отдавать работе, имеющей отношение к политике, иностранным языкам и культуре и не предполагающей ежедневного обязательного присутствия в офисе в течение полного рабочего дня.

У Насти в четверти - двойка по биологии.

- Как?! - потрясенно спрашиваю я ее маму. - Наша дочь до сих пор думает, что дети из капусты берутся???

- Да нет, что ты, - отвечает Оля. - В этом она как раз лучше нас с тобой разбирается, слава Богу. Когда они дойдут до этого, она будет отличницей. Но сейчас у них по программе, к сожалению, всего лишь пестики и тычинки...

Ужасно мне нравится эта фотография с Олесей:


(c) Разиля Асадуллина

Это, сказать по правде, один из моих самых любимых фильмов. А Жан Рено - кажется, я тут уже признавался - любимый актер. Ну, а Стинг - это отдельная песня, конечно.

Первый раз я посмотрел этот фильм в августе 2001 года, когда жил в Риме, дублированным на итальянский язык. В итальянском прокате он назывался Leon Killer. Поскольку кое-какие диалоги остались мной непонятым, то нашел специальный кинотеатр где-то в Трастевере, на другом берегу Тибра, где все фильмы шли на языке оригинала, и посмотрел его еще раз на английском, с итальянскими субтитрами. Ну, и потом еще раз увидел его уже в Москве, дублированным на русский.

Понял, что ужасно хочу его пересмотреть еще раз. Только что-то он мне нигде не попадается.

А как вам этот фильм?

Я проснулся в восемь – неслыханная рань для меня. Особенно учитывая, что лег в четыре утра. К сожалению, мне редко, очень редко снятся сны. Да-да, я, конечно, знаю, что на самом деле они мне снятся каждую ночь, просто я их не помню. Но мне-то какая разница, снились они мне или нет, если никаких подтверждений тому у меня не остается?

Еще реже мне снятся сны про тебя. Точнее, я не помню ни одного сна про тебя. Сегодня же все было совсем не как обычно. Я видел тебя во сне – совсем реальную, ничем не отличающуюся от тебя настоящей. Ненастоящими, небывалыми были только обстоятельства.

( читать дальше )

– Ты помнишь, что нам нужно купить гречку? – Несмотря на разговор, дорогой захвативший меня до такой степени, что я не замечаю лежачих полицейских, об которые уже много раз бил свою машину ровно на этом же самом месте, Т. прекрасно помнит о том, что дома ее собаке нечего есть.

Мы сворачиваем влево и останавливаемся у светящейся в ночи вывески «Квартала» – одного из всего двух, кажется, круглосуточных магазинов, которые есть в Лобне. Внутри залитого ярким светом супермаркета почти нет покупателей. Быстрым шагом Т. направляется к нужной полке и берет пакет гречки. По дороге к кассе останавливается в задумчивости у стенда с журналами. «Если хочешь узнать про него всё, спроси его про рыбок», написано на обложке одного из них.

– Во как! Про рыбок. А ты говоришь, секс, секс… – улыбается мне Т. и берет журнал.

Пакет гречки, самой дешевой, и «Космополитен». За кассой сидит девушка в фирменной «квартальской» жилетке. Вид у нее довольно измученный. На груди бэдж, а под ним – георгиевская ленточка. Нестерпимо воняет каким-то дешевым алкогольным пойлом. Я опускаю глаза и вижу под ногами лужу и осколки разбитой бутылки. Снова поднимаю глаза и вижу георгиевскую ленточку. Девушка не смотрит на нас. Она берет гречку, берет «Космополитен» и устало-автоматическим движением сканирует оба штрих-кода, один за другим.

– Какая у Вас… симпатичная ленточка, – произношу я неожиданно для самого себя.

( читать дальше )

На Одноклассниках все поздравлявшие меня недавно с днем рождения желали мне "успехов в политической деятельности". Между тем я вынужден был всем говорить, что пожелания мне приятны и я их охотно забираю себе, но к политической деятельности, тем не менее, никакого отношения сейчас не имею. Причем не имею уже довольно давно.

( читать дальше )

Эти фотографии ни на что не претендуют. Это просто взгляд, которым я увидел Киев. Мой Киев. Город, в который в начале марта я вернулся 15 лет спустя...


Крещатик.

( смотреть дальше )

Меня здесь долго не было. Ровно месяц. Теперь потихоньку начинаю возвращаться.

За это время было много всякого в моей жизни. С чего начинать рассказ о происшедшем - даже не знаю. Более того, даже не знаю, стоит ли вообще рассказывать.

Могу сказать, что ездил в Киев. Точнее - вернулся в Киев. Когда-то я жил там. Не очень долго, но и не очень мало: почти три года, с августа 1991 до марта 1994. И, оглядываясь назад, могу сказать теперь, что это были едва ли не самые счастливые годы в моей жизни.

Я люблю этот город. Люблю больше, чем Москву, в которой родился и прожил всю жизнь до сих пор. Может быть, даже больше Рима - первого европейского города в моей жизни, куда я попал одним прекрасным вечером 1 января: в теплый, сухой, сверкающий, дразнящий запахами, пахнущий травой, свежим дождем и чем-то вкусным январский Рим - из холодной, грязной, серой и омерзительно-советской Москвы 1990 года. Рим навсегда остался волшебной сказкой. Даже после того, как я прожил в нем несколько месяцев, почти полгода в общей сложности, в 2001-2002 годах. А Киев - Киев это совсем не сказка. Это - жизнь. Полнокровная, интересная, захватывающая жизнь в красивом, живом городе - одновременно родном и заграничном. Жизнь, полная любви, интересной работы и, самое главное, ожидания будущего, которое всё простиралось передо мной.

Возвращаться в этот город, в мой Киев, через 15 лет было странно, очень волнующе и немного страшно. Я ездил не по делам, не в командировку. Нет. Это была, если можно так выразиться, сугубо личная поездка. Я ехал увидеться и вернуться. Я ехал к женщине, которую не видел 15 лет. Когда-то мы два года работали вместе с ней, тогда 20-летней студенткой-филологом, в киевской штаб-квартире Радикальной партии. Потом, уже после ее ухода из партии, у нас была очень короткая и волнующая история. После этого мы не виделись эти самые 15 лет.

Она позвонила мне сама в феврале - совершенно неожиданно для меня. Я сразу узнал ее голос в трубке. Не знаю, чего было во мне больше в тот момент - удивления или радости. Вскорости она приехала в Москву по каким-то своим делам. Она приезжала несколько раз и раньше за эти годы, но никогда не звонила мне. Сейчас позвонила. Зачем она это сделала - я так до сих пор и не понял, но очень ей за это благодарен. И вот теперь я поехал к ней. К ней и к ее городу, который когда-то был - да, впрочем, и навсегда остался - и моим городом тоже.

Не знаю, что еще я сейчас могу сказать об этом. И что имею право сказать. Но на что точно имею право, что могу и хочу - это показать вам фотографии моего Киева, сделанные во время моей встречи с ним. Когда я вернулся. Сейчас они закачиваются на Фликр. Подождите еще чуть-чуть, пожалуйста :)