Думаю, вряд ли имеет смысл повторять всю фактическую сторону событий, происходивших в воскресенье 27 мая в рамках запрещенного московской мэрией т.н. «гей-парада», а точнее – шествия за гражданские права сексуальных меньшинств в России. Всё это за прошедшие 48 часов уже многократно описано и задокументировано самыми разными СМИ. Поэтому наверное ограничусь некоторым неформальным описанием того, что видел лично я и в чем лично я непосредственно участвовал.


После оглашения на субботней пресс-конференции организаторов гей-прайда намерения пяти депутатов – Алексея Митрофанова (Госдума, ЛДПР), Марко Каппато (Европарламент от Италии, Альянс Либералов и Демократов Европы – ALDE, Транснациональная Радикальная Партия), Софи Ин’т Вельд (Европарламент от Нидерландов, ALDE, голландская партия D66), Фолькер Бек (германский Бундестаг, Зеленые), Владимира Луксурия (итальянский парламент, партия Rifondazione Comunista) – отправиться в полдень в воскресенье в Правительство Москвы, чтобы вручить адресованное мэру Лужкову и подписанное полусотней депутатов Европарламента письмо протеста против запрета «гей-парада», а также приглашения присоединиться к этому походу в мэрию всем желающим, мы – депутаты и несколько человек из организаторов договорились встретиться утром в воскресенье в холле «Свиссотеля», чтобы оттуда направиться в мэрию.

Я подъехал к «Свиссотелю» с некоторым опозданием, в начале двенадцатого. У дверей гостиницы я увидел джип Митрофанова и минивэн немецкого посольства, в которых сидели участники похода в мэрию, а возле открытых дверей машин толпились милиционеры в погонах со звездами и проверяли документы пассажиров. Как позже выяснилось, уже с самого утра весь холл гостиницы был заполнен агентами то ли милиции, то ли УБОПа, то ли ФСБ в штатском. У гостиницы, однако, никого не задержали, ограничившись проверкой документов, и вскоре процессия из трех машин (джип, Мерседес-минивэн и мой Ниссан, в котором со мной сидели наши итальянские радикалы из Брюсселя Оттавио Мардзокки и Давид Карретта) направилась к мэрии на Тверской. Нас сопровождала синяя «десятка» с агентами в штатском и целый автобус с милицией и ОМОНом.

В Леонтьевском, кажется, переулке, перед выездом на Тверскую площадь мы остановились. Здесь нас ожидали три черные «Волги» из думского гаража, отмобилизованные Митрофановым для придания «государственного веса» нашей делегации, а также с полдюжины его помощников и охранников, которые доложили, что вся Тверская перекрыта милицией и ОМОНом, и что милиция также стоит на подходе к зданию мэрии. Пассажиры джипа и «Мерседеса» пересели в «Волги» и наша кавалькада – уже из четырех черных машин – двинулась дальше, вывернув на Тверскую и через сотню-другую метров остановившись чуть-чуть не доезжая до угла здания мэрии.

Здесь все вышли из машин и, предводительствуемые Алексеем Митрофановым, двинулись по тротуару в сторону мэрии, без всяких флагов и транспарантов. По бокам и сзади шли милиционеры. На углу мэрии, у калитки в железных воротах, нас ожидала выстроившаяся цепь из милиционеров в полковничьих погонах. Я видел, что на другой стороне Тверской, у памятника Юрию Долгорукому стоит толпа, в которой даже издали были различимы десятки съемочных групп телевидения.

Самый толстый из милицейских полковников (впоследствии выяснилось, что это начальник ОВД «Тверское» г-н Пауков) торжественно провозгласил: «Вам – сюда!», сопроводив свои слова гостеприимным жестом в сторону милицейского автобуса, стоявшего у тротуара с открытыми дверями. Лёша Митрофанов вступил с ним в дискуссию, пытаясь выиграть хотя бы несколько минут для толпы фотографов и телевизионщиков, уже устремившихся к нам через дорогу с противоположной стороны Тверской, чтобы присоединиться к единственному пока что журналисту, находившемуся непосредственно с нами – Саше Подрабинеку из ПРИМА-news. Увидев, что драгоценное время уходит и что мы уже окружены плотным кольцом журналистов, Пауков возопил: «Хули вы ждёте?! Хватайте их!» и сам подал пример, вцепившись стоявшего прямо перед ним Николая Алексеева. Его коллеги и подчиненные с некоторым, как мне показалось, даже смущением, последовали его примеру и с уже порядком подзабытой в полковничьих чинах сноровкой выхватили из толпы меня и Сержа Константинова и затолкали в автобус, «обезвредив» таким образом всех в нашей группе, кто не был депутатом, иностранцем или лёшиным охранником. Автобус немедленно отчалил и, развернувшись поперек Тверской, двинулся в сторону ОВД «Тверское» на Большой Дмитровке. Ни водитель, ни нижние чины, сидевшие в автобусе, дороги не знали, так что нам с Алексеевым пришлось еще и взять на себя роль штурманов, чтобы не кататься лишнего по тридцатипятиградусной жаре без кондиционера.

В ОВД «Тверское» нас доставили первыми. Купив в автомате холодной кока-колы и кофе, мы с облегчением уселись в дежурной части и принялись отвечать на телефонные звонки, следовавшие один за другим. К сожалению, мой телефон, который я забыл накануне как следует зарядить, сдох уже через полчаса, но телефон Алексеева работал без перерыва до позднего вечера, поставляя журналистам новости и комментарии «из первых рук».

В дежурной части к нашему приезду уже томились две довольно странные личности из числа «борцов с содомитами»: бородач с физиономией благостного прохиндея, представившийся при составлении протокола алтарником какой-то церкви, 1963 года рождения, и некий одетый во все черное массивный недоросль 17 лет от роду, несколько часов подряд глядевший прямо перед собой и сжимавший в побелевших от напряжения кулаках массивный крест. Вид у него при этом был настолько зазомбированный, что мне его стало даже жалко. Как я понял, оба были из той самой секты «Союза православных хоругвеносцев» и обоих их обвиняли по статье КоАП за «мелкое хулиганство», выражавшееся, в частности, в нецензурной брани. «С каких это пор слово пидорас – нецензурное?» – искренне удивлялся алтарник.

Через некоторое время в ОВД доставили еще целую группу задержанных на Тверской площади, в том числе нашего депутата Марко Каппато и Оттавио Мардзокки. Все они, правда, размещались в холле отделения, а не в дежурной части, так что мы их не видели, за исключением одного-единственного раза, когда мы с Каппато смогли издали помахать друг другу руками через приоткрытую дверь в дежурную часть.

К нам же в дежурную часть через некоторое время привели еще четверых героев «Великой битвы с Содомитами», на сей раз со стороны ДПНИ и помощников выгнанного из ЛДПР депутата Курьяновича: одного из братьев Валяевых (я их, грешным делом, постоянно путаю, поэтому не могу сказать, кто это был – Женя или Миша), молоденького Сергея Лапшина (с которым мы, приветливо поздоровавшись, так сказать, «развиртуализировались»), какого-то неизвестного мне толстяка и молодого гопника в шортах, с которого тут же сняли шнурки, ремень, крестик и затарили в камеру. Как выяснилось, он обвинялся по уголовной статье в нанесении легких телесных повреждений Питеру Тэтчелу.

Следует отдельно сказать о милиционерах в Тверском ОВД. Без всякого преувеличения: за двадцать три года моего общения с ними в качестве «политического» (как они сами между собой называют нас, задержанных на всяких демонстрациях) я еще ни разу не сталкивался с таким отношением, как в это воскресенье. Оно было не просто безупречно корректным, но откровенно доброжелательным и теплым. Нам не только не запрещали пользоваться телефонами, но, можно сказать, всячески «подстрекали» нас к этому, выражая пожелание, чтобы скандал получился как можно громче и «тогда, может, наконец, с вашей помощью уберут каких-нибудь дураков наверху». Нам выделили какую-то их служебную комнатушку, в которой мы могли курить, звонить и делать всё что хотим.

На каком-то этапе в дежурной части появились несколько сотрудников в штатском (из тех, которые были еще утром в «Свиссотеле») и вступили в конфликт с Сержем Константиновым, пытаясь зачем-то отобрать у него торчавший из кармана флаг Радикальной партии с Ганди. Серж флаг не отдавал, началась какая-то возня, толкотня, и если бы не вскочивший со своего места и не вмешавшийся на стороне Сержа дежурный, дело, возможно, кончилось бы дракой. «Слушай, – сказал дежурный Сержу, выпроводив за дверь штатских. – Никуда ни с кем не отходи, ни с кем из них не разговаривай без меня. Всех посылай. Здесь я хозяин, а не они».

Примерно через четыре с половиной часа, когда уже отпустили почти всех задержанных, наконец, стало ясно, что будет с нами. Дежурный отвел нас в сторонку и сказал:

– Ребята, извините, но у меня для вас неприятные новости. Мы должны будем вас держать до утра, а утром везти в суд. Велели оформлять вам неповиновение. Как вы понимаете, это приказ с самого верха. Даже не от нашего начальства в ГУВД, а вообще… – он красноречиво поднял глаза к потолку. – Мне очень даль, но мы правда ничего не можем сделать. Давайте решать: где вы предпочитаете ночевать? Можете прямо в дежурной части, с нами, на стульях. А если хотите, можем вам дать камеру, там хоть нары есть, можно вытянуться. Позвоните кому-нибудь, попросите привезти еды, одеял там каких-нибудь…

Я позвонил Саше Подрабинеку, всё ему рассказал. Саша, следуя старой зэковской традиции, тут же примчался на помощь: привез в отделение одеяла, туалетные принадлежности, воду, еду из Макдональдса, а также забрал ключи и документы от моей оставленной у мэрии машины, чтобы успеть увезти ее оттуда до того, как начнется ежевечерняя эвакуация с Тверской. Огромное ему спасибо! Милиционеры пропустили его к нам, и мы спокойно общались, сколько хотели.

Мы разложили привезенную Подрабинеком снедь на столе в комнатке, которую уже привыкли считать своей, и принялись за ужин. Едва расправившись с бигмаками, нагеттсами и картошкой, блаженно откинувшись о стола и закурив, размышляя, кому идти к автомату и стоить ли пить на ночь кофе или ограничиться чаем, мы увидели в дверях следующего гостя: Катю Константинову, жену Сержа, которая тоже принесла еду и напитки.

Едва мы попрощались с Катей, как в дверях появился торжественно сопровождаемый дежурным адвокат Александр Островский, присланный Лёшей Митрофановым.

Здесь я хотел бы особо остановиться на роли Митрофанова. Все мы были приятно удивлены тем, какое участие в них принял этот человек. Речь идет не только о его политической роли, которая первоначально планировалась лишь как политическая поддержка с думской трибуны, и которая позднее трансформировалась в участие в пресс-конференции, и непосредственно в самой воскресной манифестации. Нет, я хочу сказать еще и о другом. Он не бросил задержанных на демонстрации людей, помахав рукой и укатив на «Эхо Москвы», как это случалось сплошь и рядом с так называемыми «депутатами-демократами» на всяких «демократических и правозащитных» демонстрациях и маршах последнего времени. До самой полуночи он пытался сделать все от него зависящее, чтобы добиться освобождения меня, Коли Алексеева и Сержа Константинова. Проведя несколько часов у начальника Тверского ОВД, он отправился в ГУВД Москвы, а оттуда – на Житную, вломившись в МВД и подняв на ноги дежурного замминистра. К сожалению, даже в МВД ему не удалось добиться нашего освобождения на ночь до суда под его депутатское поручительство. Забегая вперед, скажу, что он не только прислал нам на подмогу своего адвоката, но и выступал наутро в суде в качестве переводчика и свидетеля. Спасибо Вам, Лёша! То, что Вы делали – дорогого стоит. И не забывается.

Оставшись, наконец, одни, мы сели писать кипу различных ходатайств для завтрашнего суда. Часа через полтора мы разделались с ними и стали укладываться спать.

Для меня это была поистине ностальгическая ночь. Если не считать моего тюремного заключения в Лаосе в 2001 году, я не ночевал в камере уже 21 год: с тех самых пор, когда, будучи активистом группы «Доверие», шесть раз в период с 1984 по 1986 год подвергался административным арестам на 15 суток. Камера была самая обычная: комнатушка размером примерно два с половиной на три с половиной метра, две трети площади которой занимали голые деревянные нары. На стенах – цементная шуба, окна нет, под потолком – подслеповатая лампочка. Правда, нас никто не запирал, дверь оставалась открытой, нас не обыскивали и ничего не отбирали – ни шнурков, ни галстуков, ни ремней, ни телефонов. Дежурный предложил нам выбрать себе камеру по вкусу. Вид у него был при этом очень грустный и какой-то виноватый: «Извините, сами видите, условия скотские, но честное слово, мы здесь не при чём». Я его успокоил, сказав, чтобы он не парился, что нам не впервой и что мы вполне довольны и этими нарами, и теплым отношением к нам. Расстелив одеяла, мы улеглись спать. Несмотря на дикую жару на улице, в камере было очень хорошо: не жарко и не холодно – как раз то, что нужно.

Утром мы проснулись, умылись и еще даже не успели выпить кофе из автомата и позавтракать, как к нам пришла Оля Гнездилова, которую Legal Team также отрядил представлять наши интересы на суде.

Часов в одиннадцать нас позвали в машину, мы взяли все свои баулы с одеялами, водой и оставшейся едой и, как задержанные на вокзале цыгане, отправились на милицейской «Газели» в суд.

То, что было в суде, я здесь описывать не буду, потому что там было достаточно людей, которые уже сделали это гораздо раньше меня и гораздо профессиональнее.