Идеологический мусорщик

Евгений Ихлов
19.01.2014

Уже несколько дней ученые мужи и дамы ломают голову, что имел в виду Путин, высказавшись за удаление из курса отечественной истории «идеологического мусора». Им хочется большей четкости. Но серьезной загадки я лично не вижу.

Прежде всего, хитроумный Путин просто дал отмашку чиновникам убирать все им не нравящееся под предлогом, что это – оный мусор и есть. Еще лет тридцать назад выразились бы сложнее – «влияние буржуазного объективизма», а еще раньше – «проявления мелкобуржуазного идеализма», «тлетворное влияние Запада», «низкопоклонство и космополитизм»…

С другой стороны, любой отечественный глава государства (кроме Ельцина), включая генеральных секретарей и батюшек-царей, которые, впрочем, мутное слово «идеология» не ведали, а высказались бы насчет разных «сомнительных, идеек, чуждых истинно русскому духу», высказавшись подобным образом, имели бы в виду всегда одно и то же – либерально-западнические концепции, критически оценивающие внутреннюю и. внешнюю политику. Только совершенно стихийный антикоммунист Ельцин под идеологическим замусориванием науки однозначно понимал бы исключительно элементы советских идеологических концепций, преимущественно сталинистского толка. Посему не надо, господа либералы и либеральши притворяться наивными – именно с вашим влиянием на историю и ее преподавание Путин и велел бороться. И вовсе не зря основным полем битвы избрана оценка советской (сталинской) политики накануне и во время Второй мировой войны. Ибо трактовка этой политики есть отношение к самым сущностным моментам неочекистской государственной идеологии.

Но предварим анализ такой «немусорной» идеологии кратким разговором о смысле изучения истории вообще. Отметим несколько моментов. Во-первых, история это не наука, а область знания, в ней нет и не может быть ни четких законов, ни экспериментальной проверки теорий. Любой утверждающий обратное – по определению не историк, но носитель историософской научной идеологии. Во-вторых, история (если это не специализированное направление истории – культуры, технологии, военного дела…) – это социология, опрокинутая в прошлое. С того момента, как история зародилась, она строится на двух взаимно противоположных подходах. История – это предостережение правителям, а затем и гражданам о том, каких ошибок следует избегать при проведении политики. Иной подход: история – это мифология, являющаяся фундаментом национальной идентичности, и посему должна быть сосредоточена на воспитании гордости и величия… а негативные моменты должны изучаться только особо посвященными специалистами-жрецами. Ибо, объясняют нам, народ, у которого нет красочной и прочной мифологии, теряет свою идентичность и становится легкой добычей вечно враждебных соседей. Согласитесь сами: версия о том, что святых князей Бориса и Глеба заказал варяжскому киллеру непосредственно святой князь Ярослав Мудрый (и ведь еще и кинул с оплатой, вынудив злодея горько сетовать в сочиненных им балладах), преподанная в средней школе, вносит совершенной излишний диссонанс в гармоничное восприятие учащимися русской православно-монархической истории. Так и до отрицания благотворности договора Сталина о дружбе с Гитлером подросток может додуматься… Или до отрицания справедливости завоевания Кавказа и Центральной Азии…

Так мы постепенно вернулись к главной теме. И к главной загадке идеологического успеха путинизма. Петербургский период российской истории был устремлен к европеизации империи, а советский и вовсе был «проектным». Это значит, что существовали четкие доктринальные ориентиры при выборе ценностного подхода в оценке исторических событий. Двадцать лет назад некоторое время тоже считалось, что стране задан вектор – демократизация. 14 лет назад все это прекратилось. Укрепление государственности в послереволюционную эпоху трудно сделать общенациональной задачей, а все предшествовавшие глобальные общественные задачи – строительство европейской империи, модернизация, «коммунистическое строительство» и демократизация – были отброшены. Путинизм оказался в ситуации, когда он лишен возможности (или избавлен от бремени) публично отстаивать набор непротиворечивых идеологических ценностей. Конституционными целями и задачами государство по инерции считает защиту прав и свобод, а также обеспечение демократии. Каждый знает, что это настолько же не соответствует действительности, как, например, сталинская кампания против «буржуазных космополитов» не соответствовала официальной доктрине «пролетарского интернационализма» (каковое несоответствие было признано советским руководством уже 4 апреля 1953 г.). В этом смысле Гитлеру было куда проще, он, совершенно не маскируясь, мог высказываться о «мировом еврействе» даже в канун Берлинской олимпиады.

Коммунисты могли противопоставлять Советскую власть «продажной буржуазной многопартийности». Российские монархисты уверенно развивали теории о превосходстве «пекущегося о стране и народе самодержавия» над «гнилым либерализмом». Но в современном мире даже своим подданным невозможно с серьезным видом рассказывать, что твердая путинская президентская вертикаль, дескать, эффективнее британского или немецкого парламентаризма. Это будет выглядеть столь же забавно, как анекдотично звучали на фоне пустых полок и общего магазинного убожества в послеолимпийском СССР заклинания советских пропагандистов и агитаторов о превосходстве социалистического планового хозяйства над анархией капиталистического производства…

Точно так же в западном мире вот уже полвека невозможна апология империи. Итак, путинизм лишен возможности открыто отстаивать свои основные несущие конструкции – полицейский авторитаризм, цензуру и имперскую национальную политику. С точки зрения истории, он оказался обречен защищать союз с Гитлером 1939-40 годов (с начала 1941 года обе стороны, уже почти не таясь, готовились друг с другом воевать) и советские интервенции в Европу. В утешение Кремлю остались лишь борьба с «нацистской угрозой» в Эстонии и «содомией» во Франции. Представлять всю мировую историю как один русофобский заговор и порицать однополые браки – вот и все, что осталось путинистской пропаганде.

Но в этой невозможности открыто заявлять свою истинную позицию таится и несметная выгода. Огромный экономический и культурный рывок России «Серебряного века» наглядно показал преимущество даже весьма усеченного «думского» парламентаризма по сравнению с предшествующими периодами абсолютного самодержавия. И православная монархия бесславно рухнула.

Когда Запад и даже полурыночный Китай Дэн Сяопина посрамили Госплан, коммунизму настал закономерный конец почти по всем миру (и даже в Северной Корее и на Кубе начались рыночные эксперименты).

Но путинизм не имеет стройной идеологической концепции. Каждый его сторонник волен сам выдумывать доводы в его защиту. И каждый его оппонент – приводить доказательства его несовершенства. В 2012 году путинизм окончательно потерял поддержку критически мыслящей части общества. Но режиму хватает и поддержки некритически настроенной массы. А мыслящих хватило сил запугать репрессиями или перспективой революционного хаоса. Или банально подкупить. Поэтому с путинизмом невозможно полемизировать. Путинисты и сами знают, что социальное расслоение в стране скандально, экономика убога, государство коррумпировано, культура и наука агонизируют, а политики нет вовсе. Но их это устраивает. Как и анекдотичная легитимация верховного правителя в качестве одинокого борца (ну, еще рядом верный Санчо Панса – Шойгу), осажденного «внутренними врагами» в виде собственных министров, губернаторов и генералов).

Путинизм в своей основе – это великодержавная компонента советской тоталитарной идеологии в чистом виде. Госбезопасность была «мечом партии». Партия распалась и отправилась на «пепелище истории», где ей и пожелал публично сгинуть Рейган, в своей темпераментной речи в связи с военным переворотом Ярузельского в Польше в декабре 1981 года. Остался одинокий и бесхозный «меч». Традицию построения справедливого общества и прочие мессианские заморочки компартия унесла с собой в историческое небытие. Но остались традиции защиты и расширения империи и сохранения власти любой ценой. Осиротевший «меч» покрутился десяток лет рэкетиром и наемным телохранителем, а потом стал «вертикалью».

Но чекистская вертикаль должна для самозащиты ограничивать любую критику как массовых внутренних репрессий, так и имперской политики. Для обоснования наиболее массовых форм сталинских репрессий – не против ныне официально почитаемых статусных интеллигентов, священников и аристократов, а против миллионов простых крестьян и рабочих, низшего и среднего слоя офицеров и инженеров была уже почти официально выдвинута теория телеологического оправдания победой 1945 года. Это, мол, – все жертвы, необходимые для создания мощной армии и военной промышленности. Просто к 30 миллионам жертв Великой Отечественной как бы прибавляют еще миллионов 10 жертв Голодомора и Большого террора, а также депортаций. Дескать, 20-30-40 миллионов – кто их теперь считать будет: главное, красиво написать на собственном «бумере» или «мерине»: «Спасибо, дедушка, за Победу!».

Если путинист или сталинист готовы морально оправдать ГУЛАГ, то просто не надо им в этом мешать, подбрасывая «идеологический мусор». Путинизм силен именно тем, что сам уступает подданным увлекательную возможность подыскивать обоснование тоталитарного зла. Для сохранения собственного душевного комфорта. Иначе придется чувствовать себя трусом и подлецом, раз терпишь… И народ, не разу не восставший против такого режима, воспринимается не очень героически. Разумеется, с точки зрения путинизма, любая попытка нарушить такой душевный комфорт «добродетельного раба» – вредный «идеологический мусор».

То же относится к оправданию имперской политики. Если консолидация и расширение империи однозначно хороши (плох была только «коммунистический интернационализм» с его расточительной манией помогать вассалам и союзникам), то история должна быть выстроена так, что завоевания царей – правильная вещь, а сопротивление им поляков, дагестанцев, чеченцев и черкесов – проявление «русофобии». Еще большая «русофобия» – это сочувствие западноевропейцев восстающим полякам и коварные попытки Англии ограничить российскую имперскую экспансию на Ближний Восток и в направлении к Индии.

С той же точки зрения союз СССР с Третьим рейхом (против Польши, Черчилля, де Голля и отчасти Рузвельта) необходимо оправдывать оборонными и геополитическими резонами. На самом-то деле за этим слышится: «Как классно мы врезали по сопатке этим либералам и вернули себе Восточную Польшу, Бессарабию, и Балтию, утраченные из-за большевиков». Точно так же надо оправдать контроль СССР над Восточной и Центральной Европой. Ведь была же империя с границами до Эльбы, почти уже до Майами! И чувство стеснения по этому поводу – «идеологический мусор».


Опубликовано здесь: http://www.kasparov.ru/material.php?id=52DBD6BFC6D34