Ко дню рождения В.Суркова

[От редакции "Caucasus Times".] Мы хорошо понимаем, что публикуемый ниже текст никоим образом не является комментарием. По жанру это сатира, по сюжету - антиутопия. Мнение автора может не совпадать с мнением редакции. Редакция не выражает своих взглядов посредством гротеска и в формате художественной прозы. Тем не менее, в виду отсутствия подходящей рубрики мы решили поместить рассказ сюда, поскольку в любой другой колонке он бы выглядел еще более странно.

Шахид Асланбек

Андрей БАБИЦКИЙ
Caucasus Times
15 марта 2007 года

Лязгнула "кормушка", и голос, один из тех, которые бесконечно травмировали его слух своей нарочитой грубостью, объявил: "Сурков, на выход!".
Он ожидал этого. Адвокат еще несколько дней назад горячим шепотом убеждал его, что "они" ("кремлядь",- усмехнулся про себя Сурков) намерены дать ему свободу, поскольку он едва ли не единственный после приговора воздерживался от разнузданной ругани в "их" адрес. Сокамерники возбужденно повскакивали с мест и окружили Суркова. Кто-то поздравлял, кто-то в телеграфном стиле надиктовывал сведения, которые нужно было срочно передать на волю.
Владислав Юрьевич смущенно улыбался и благодарил, отшучивался, обещал и вглядывался в успевшие стать родными лица.

Он не собирал вещи, а наоборот выкладывал их из полиэтиленовых пакетов: ему уже ничего не понадобится, а его товарищей ожидают впереди тяжкие испытания. Без сожаления Сурков прощался с тем, что буквально несколько минут назад казалось бесценным сокровищем: заныканные маникюрные ножницы, пережившие не один "шмон", предмет особой гордости – перьевая ручка "Паркер", тюбик с клеем, нарды, магнит и лупа. Вещи были тут же розданы товарищам, тем, кто поддерживал его все эти нечеловечески тяжелые месяцы, кто помог ему не утратить силы духа и достоинства.

Обделенные подарками недобро косили глазом на счастливчиков. Остальное - обычный набор арестантского барахла и продукты - он просто вывалил на шконку, чтобы народ сам разобрался, кому что нужно. Голос из-за двери призвал поторопиться, и Сурков быстро обвязал бечевкой стопку книг. Это было единственное, с чем он не был в состоянии расстаться. "Да и,-подумалось ему, - такая литература ребятам едва ли понадобится".

В кабинете начальника тюрьмы сидел сам начальник и незнакомый молодой человек, на лице которого, когда он увидел Суркова, расцвела дружеская улыбка.
"Присаживайтесь, Владислав Юрьевич", - молодой человек положил перед собой лист бумаги и улыбнулся еще шире. "Интересно, сколько времени займет процедура освобождения?" - подумал Сурков и, накинув (на всякий случай максимально), сделал вывод, что дома он окажется только под утро.

"Вячеслав Юрьевич, - приступил к делу "улыбчивый", - Вы, я думаю, помните, что в 2007-м году, как раз когда ваша команда находилась у власти, между руководством Федеральной службы исполнения наказаний РФ и президентом Чеченской республики было заключено соглашение о том, что лица, так сказать, чеченской национальности будут после приговоров отбывать срок заключения на территории Чечни. Так вот, на Вас сделан запрос, и мы в полном соответствии с договоренностями передаем Вас досиживать свой срок в руки наших чеченских коллег".

Сурков не сразу понял сказанное. Смысл входил в него рваными слоями, но уже на второй или третьей порции он почувствовал, что захлебывается от недостатка воздуха. Какая-то неведомая сила вдруг швырнула его тело в снег, смешанный с придорожной грязью. Из вьюжной пелены высунулась страшная лохматая морда скифской лошаденки, за ней другая, третья, и вот уже бесконечная конница летит прямо по нему, вбивая копыта в бездыханное тело, выворачивая из груди беззащитное смуглое сердце.

Владислав Юрьевич, обмирая, открыл глаза. В воздухе завибрировал чей-то чужой голос: "Я не могу, - зашептал он, - не могу никак. Вы же знаете, что там делается. Ни государства, ни закона, дикость, варварство, насилие. Ну и потом, какой же я чеченец?"

"Увы, чеченец, - развел руками "улыбчивый", - по крайней мере, напополам. Нам было абсолютно нечего возразить чеченским товарищам".

Глядя на то, как безжалостно расправляется с Сурковым заезжий высокий гость, начальник тюрьмы испытал острое чувство жалости к арестанту. Он любил "бывших" и "расхитителей" за доверчивость и боязливость. Их, как детей, можно было до смерти напугать любой угрозой и точно так же растрогать до слез выражением сочувствия и каким-нибудь зряшным обещанием. "Ничего, - кивнув Суркову, ободряюще произнес он, - люди везде живут. Тем более, там родственники". И сразу понял, что от этих нелепых слов утешаемому стало совсем тошно.

В осмотровой комнате, куда его привел конвоир, Вячеслава Юрьевича уже ждал молодой чеченец с зеленой повязкой на голове. "Вещи к осмотру", - хмуро буркнул конвоир, и Сурков положил на стол целлофановый пакет и стопку книг. "Марша вогIийла!"***,- вдруг пролепетали его губы звуки давно забытого чеченского приветствия. Чеченец хохотнул в ответ и ответил на чистом русском языке: "Здорово, братан!" Глянув без интереса в целлофановый пакет, он пододвинул его обратно Суркову. Книги его, похоже, заинтересовали больше. Ловко разрезав бечевку устрашающего вида кинжалом, он стал просматривать обложки. "Ну, зачем тебе это? - укоризненно спросил он, указывая на томик Оригена. - Христианский мыслитель, хотя и еретик. Да к тому же и оскопленный. Нет, это не годится". Голос его стал суше и строже: "Будем тебя в истинную веру возвращать, Асланбек. Не век же тебе в мунафиках ходить!". "И это тебе точно ни к чему", - подвел он итог, отодвинув в сторону Киплинга, Эзру Паунда, Рильке. Потом, приняв окончательное решение, сгреб все книги и скопом отправил их в мусорный бак, стоявший тут же.

Услышав, как чеченец рассуждает об Оригене, Сурков не обрадовался, а понял, что все гораздо хуже, чем можно было себе представить. Он бросил умоляющий взгляд на конвоира, но тот в ответ лишь издевательски ухмыльнулся.

На заднем дворе тюрьмы заключенного подвели к автозаку. "Меня зовут Резван,- вдруг вполне по-свойски, как бы забыв о дистанции, представился молодой чеченец, размыкая наручники на запястьях Владислава Юрьевича, - мы там уже наших собрали по тюрьмам, так что тебе не скучно будет в дороге. Не переживай".

"Ты кто?" - спросили Суркова из темноты автозака. "Дудаев", - собравшись с силами, дрожащим голосом ответил он. Удар неимоверной силы сломал ему нос. Последнее, что он поймал обрывками меркнущего сознания, был дикий хохот, сопровождавший погружение во тьму.


***Марша вогIийла!(чеч.) приходи свободным! - чеченское приветствие при встрече.