veniamin
Recent Entries 
19th-Mar-2017 03:53 pm - Ольга Фёдоровна Берггольц (1910 — 1975)
Ольга Фёдоровна Берггольц (1910 — 1975)


* * *

Я так боюсь, что всех, кого люблю,
утрачу вновь…
Я так теперь лелею и коплю
людей любовь.

И если кто смеётся — не боюсь:
настанут дни,
Когда тревогу вещую мою
поймут они.


май 1941-го года
Ольга Берггольц


Я вообще-то не очень увлекаюсь стихами. И конечно же я не верю ни в какую мистику.
Но эти известные строки всегда поражают, правда? Если вдруг, то посмотрите на дату и вы поймёте почему я сказал о мистике.
Иногда в головах поэтов происходит и возникает что-то удивительное.


=========================================================================================


Ольга Берггольц 1938, под арестом в тюрьме НКВД. рамка

Её так жутко избивали в НКВД коллеги подлеца Гафурова и его гнусного папы, что она, беременная, не только потеряла там ребёнка,
но и потеряла навсегда способность иметь детей. Но всё это её мучало. Мучало совесть и чуть ли не ежеминутное сознание. Возможно, что она что-то сказала там. И поэтому её выпустили.
Для нравственного человека трудно перейти через такое. Как бы оно ни было на самом деле, но из этого стиха видно, что её это всё очень мучало. Берггольц — настоящий поэт.
Можете не сомневаться, что Фридман и Вербицкий, которые самоназначили себя в поэты, продали бы с готовностью своим сегодняшним начальникам на корню всё, вся и всех в её ситуации.
И без всяких угрызений совести. Видели как Вербицкий, пару недель назад, прямо в сообществе админа написал про меня очередную грязную клевету, а? Мандовошка и мандовох. Это всё что они есть.
Сука и сучонок!

Когда после войны тов. Сталин дал ясно понять, что несмотря на безумные жертвы всего народа жизнь не изменится, а уже в 1946-ом году было постановление ЦК по литературе
«О журналах „Звезда“ и „Ленинград“», которое размазало по стенкам Зощенко и Ахматову, Берггольц стала пить и потом превратилась в настоящего алкоголика. Женщина, без ежедневных стихов которой,
умирающий Ленинград не хотел жить и умирать в блокаду, стала пьяной достопримечательностью литературной жизни Питера. Она делала немыслимые вещи, но её не трогали.

Прямо на публике она бывало кричала на ГеБешных, что они гноили народ на Колыме. И в одно исполнение Шостаковича, когда в ложу прибыл обком, она закричала прямо к ним на весь театр, что это
они травили Шостаковича, а теперь заявились его слушать как ни в чём ни бывало. На YouTube есть сдержанная, без визжащих умилительных эмоций, хорошо сделанная двухчастёвка об Ольге Берггольц.
Каждая часть по 15 минут. Можно потратить полчаса времени жизни, вместо вашего Сорокина-Хуёкина и ему подобных мудаков.

Обратите внимание, что стихи под этими строчками про каннибальские тридцатые годы и про всё это подлое! тоже написаны, как и верхний стих, в мае 1941-го года. Теперь не поленитесь. Прочтите.
Или не читайте, мудаки и толстожопые мудачки. Вы мне все уже давно поебать. Вам уже пора снова поцаловать(sic) в афедрон Гафурова.
Или, скажем, для svintusoid самое время со слезами на глазах вылизать жопу Вербицкого.


Обнимитесь миллионы,
В поцелуе слейся свет.

=========================================================================================================================


* * *

...и я не могу иначе...
Лютер

Нет, не из книжек наших скудных,
Подобья нищенской сумы,
Узна́ете о том, как трудно,
Как невозможно жили мы.

Как мы любили — горько, грубо.
Как обманулись мы, любя,
Как на допросах, стиснув зубы,
Мы отрекались от себя.

И в духоте бессонных камер,
Все́ дни и ночи напролёт,
Без слёз, разбитыми губами
Шептали: «Родина… Народ»…

И находили оправданья
Жестокой матери своей,
На безполезное страданье
Пославшей лучших сыновей.

…О, дни позора и печали!
О, неужели даже мы
Тоски людской не исчерпа́ли
В беззвёздных топях Колымы?

А те, что вырвались случайно, —
Осуждены ещё страшней
На малодушное молчанье,
На недоверие друзей.

И молча, только втайне плача,
Зачем-то жили мы опять, —
Затем, что не могли иначе
Ни жить, ни плакать, ни дышать.

И ежедневно, ежечасно,
Трудясь, страшилися тюрьмы,
И не было людей бесстрашней
И горделивее, чем мы.

За облик призрачный, любимый,
За обманувшую навек
Пески монгольские прошли мы
И падали на финский снег.

Но наши це́пи и вериги
Она воспеть нам не дала.
И равнодушны наши книги,
И трижды лжива их хвала.

Но если, скрюченный от боли,
Вы этот стих найдёте вдруг,
Как от костра в пустынном поле
Обугленный и мёртвый круг,

Но если жгучего преданья
Дойдёт до вас холодный дым, —
Ну что ж, почтите нас молчаньем,
Как мы, встречая вас, молчим…


22 — 24 мая 1941
Ольга Берггольц


Вениамин
This page was loaded Mar 19th 2024, 4:37 am GMT.