| Оригинал взят у  veniamin1
в
История Петра — это страшная история живого человека.
История Петра — это страшная
история живого человека.
Это пост из 2014-го года. Подредактировал текст и добавил Чехова.
Я постараюсь найти в себе силы и желание, чтобы восстановить
мой пост про кающегося Петра. Там всё получилось правильно.
Пётр отрекается от Христа. около 1610г.Караваджо (1571-1610).The Denial of Saint Peter
У меня есть не один Пётр. Кающийся Пётр лучше всего у Гойи. Потрясающе человеческий рассказ, написанный маслом на холсте. Но чтобы каяться, сначала надо согрешить.
Давайте посмотрим на то, что сделал такой великий Караваджо. Это картина шести рук. Левая рука охранника еле видна в районе локтя, но она участвует. Дама мощно, обеими руками указывает на Петра
и сообщает охраннику, что вот этот тоже был с бунтовщиком Иисусом. Её взгляд меня всегда смущает. Она совершенно уверена в том, что она говорит. Почему ж она так смотрит, а?
Это картина шести рук и пяти глаз. Пётр, с ужасом осознавая, что он предаёт его учителя, тем ни менее упёрся пальцами себе в грудь и говорит, что его там и близко не было. Дама ошиблась. Но вы ж
посмотрите где его глаза. Его глаза совсем отдельно от всей сцены. Его глаза говорят, что он очень хуёво думает о самом себе. Ему страшно от того, что он делает. Охранник, по-моему, уже начинает
протягивать правую руку, чтобы схватить Петра. Но всё же, в те времена, баба была не совсем человек. И охранник наверное предпочитает доверять мужику. Теперь взгляните ещё раз на всю картину. И вы
увидите глаза, руки и потрясающее кьяроскуро (игра света и тени). Это великая живопись.
Не так давно установили, что тот чувак, которого убил Караваджо, был на самом деле сутенёром дамочки, которой интересовался Караваджо (известная проститутка) и Караваджо пытался не убить сутенёра,
а только оскопить. Но сутенёру не нравилась операция, он рванулся и нож вошёл в полость живота. Это недоказумо на 100%, но очень правдоподобно. А Караваджо жил всего лишь 39 лет. Уникальный талант,
оказавший влияние на каждого и всякого. Посмотрите ещё раз. А? Талант!
===============================================================================
Если бы вы интересовались Христианством, и не были бы такими лицемерными, как наглая и тупая Люляка Фридман, вы бы понимали, что центральная история того, что происходило в дни страстей Господних —
это история Петра. История Иуды — надуманная техническая деталь, необходимая для создания идеологии. Поэтому она такая скучная. То же самое и история Христа. Без всех этих, неудачно написанных
древними евреями деталей, не было бы Центральной идеи Христианства. А вот история Петра, это совсем другое дело. Потому что это живая история человека. Среди древних евреев бывали и хорошие писатели.
Поэтому эта история такая страшненькая. Атеист Чехов считал его лучшим рассказом, рассказ "Студент". Это рассказ об истории случившейся с Апостолом Петром согласно евангелистам в ночь, когда
римские власти арестовали Христа.
=======================================================================================
Студент
Погода вначале была хорошая, тихая. Кричали дрозды, и по соседству в болотах что-то живое жалобно гудело, точно дуло в пустую бутылку. Протянул один вальдшнеп, и выстрел по нем прозвучал в весеннем
воздухе раскатисто и весело. Но когда стемнело в лесу, некстати подул с востока холодный пронизывающий ветер, всё смолкло. По лужам протянулись ледяные иглы, и стало в лесу неуютно, глухо и нелюдимо.
Запахло зимой. Иван Великопольский, студент духовной академии, сын дьячка, возвращаясь с тяги домой, шел всё время заливным лугом по тропинке. У него закоченели пальцы, и разгорелось от ветра лицо.
Ему казалось, что этот внезапно наступивший холод нарушил во всем порядок и согласие, что самой природе жутко, и оттого вечерние потемки сгустились быстрей, чем надо. Кругом было пустынно и как-то
особенно мрачно. Только на вдовьих огородах около реки светился огонь; далеко же кругом и там, где была деревня, версты за четыре, всё сплошь утопало в холодной вечерней мгле. Студент вспомнил, что,
когда он уходил из дому, его мать, сидя в сенях на полу, босая, чистила самовар, а отец лежал на печи и кашлял; по случаю страстной пятницы дома ничего не варили, и мучительно хотелось есть. И
теперь, пожимаясь от холода, студент думал о том, что точно такой же ветер дул и при Рюрике, и при Иоанне Грозном, и при Петре, и что при них была точно такая же лютая бедность, голод, такие же
дырявые соломенные крыши, невежество, тоска, такая же пустыня кругом, мрак, чувство гнета, — все эти ужасы были, есть и будут, и оттого, что пройдет еще тысяча лет, жизнь не станет лучше. И ему не
хотелось домой.
Огороды назывались вдовьими потому, что их содержали две вдовы, мать и дочь. Костер горел жарко, с треском, освещая далеко кругом вспаханную землю. Вдова Василиса, высокая, пухлая старуха в мужском
полушубке, стояла возле и в раздумье глядела на огонь; ее дочь Лукерья, маленькая, рябая, с глуповатым лицом, сидела на земле и мыла котел и ложки. Очевидно, только что отужинали. Слышались мужские
голоса; это здешние работники на реке поили лошадей.
— Вот вам и зима пришла назад, — сказал студент, подходя к костру. — Здравствуйте!
Василиса вздрогнула, но тотчас же узнала его и улыбнулась приветливо.
— Не узнала, бог с тобой, — сказала она. — Богатым быть.
Поговорили. Василиса, женщина бывалая, служившая когда-то у господ в мамках, а потом няньках, выражалась деликатно, и с лица ее всё время не сходила мягкая, степенная улыбка; дочь же ее Лукерья,
деревенская баба, забитая мужем, только щурилась на студента и молчала, и выражение у нее было странное, как у глухонемой.
— Точно так же в холодную ночь грелся у костра апостол Петр, — сказал студент, протягивая к огню руки. — Значит, и тогда было холодно. Ах, какая то была страшная ночь, бабушка! До чрезвычайности
унылая, длинная ночь!
Он посмотрел кругом на потемки, судорожно встряхнул головой и спросил:
— Небось, была на двенадцати евангелиях?
— Была, — ответила Василиса.
— Если помнишь, во время тайной вечери Петр сказал Иисусу: «С тобою я готов и в темницу, и на смерть». А господь ему на это: «Говорю тебе, Петр, не пропоет сегодня петел, то есть петух, как ты трижды
отречешься, что не знаешь меня». После вечери Иисус смертельно тосковал в саду и молился, а бедный Петр истомился душой, ослабел, веки у него отяжелели, и он никак не мог побороть сна. Спал. Потом,
ты слышала, Иуда в ту же ночь поцеловал Иисуса и предал его мучителям. Его связанного вели к первосвященнику и били, а Петр, изнеможенный, замученный тоской и тревогой, понимаешь ли, не выспавшийся,
предчувствуя, что вот-вот на земле произойдет что-то ужасное, шел вслед... Он страстно, без памяти любил Иисуса, и теперь видел издали, как его били...
Лукерья оставила ложки и устремила неподвижный взгляд на студента.
— Пришли к первосвященнику, — продолжал он, — Иисуса стали допрашивать, а работники тем временем развели среди двора огонь, потому что было холодно, и грелись. С ними около костра стоял Петр и тоже
грелся, как вот я теперь. Одна женщина, увидев его, сказала: «И этот был с Иисусом», то есть, что и его, мол, нужно вести к допросу. И все работники, что находились около огня, должно быть,
подозрительно и сурово поглядели на него, потому что он смутился и сказал: «Я не знаю его». Немного погодя опять кто-то узнал в нем одного из учеников Иисуса и сказал: «И ты из них». Но он опять
отрекся. И в третий раз кто-то обратился к нему: «Да не тебя ли сегодня я видел с ним в саду?» Он третий раз отрекся. И после этого раза тотчас же запел петух, и Петр, взглянув издали на Иисуса,
вспомнил слова, которые он сказал ему на вечери... Вспомнил, очнулся, пошел со двора и горько-горько заплакал. В евангелии сказано: «И исшед вон, плакася горько». Воображаю: тихий-тихий, темный-
темный сад, и в тишине едва слышатся глухие рыдания...
Студент вздохнул и задумался.
Продолжая улыбаться, Василиса вдруг всхлипнула, слезы, крупные, изобильные, потекли у нее по щекам, и она заслонила рукавом лицо от огня, как бы стыдясь своих слез, а Лукерья, глядя неподвижно на
студента, покраснела, и выражение у нее стало тяжелым, напряженным, как у человека, который сдерживает сильную боль. Работники возвращались с реки, и один из них верхом на лошади был уже близко, и
свет от костра дрожал на нем. Студент пожелал вдовам спокойной ночи и пошел дальше. И опять наступили потемки, и стали зябнуть руки. Дул жестокий ветер, в самом деле возвращалась зима, и не было
похоже, что послезавтра Пасха.
Теперь студент думал о Василисе: если она заплакала, то, значит, всё, происходившее в ту страшную ночь с Петром, имеет к ней какое-то отношение...
Он оглянулся. Одинокий огонь спокойно мигал в темноте, и возле него уже не было видно людей. Студент опять подумал, что если Василиса заплакала, а ее дочь смутилась, то, очевидно, то, о чем он только
что рассказывал, что происходило девятнадцать веков назад, имеет отношение к настоящему — к обеим женщинам и, вероятно, к этой пустынной деревне, к нему самому, ко всем людям. Если старуха заплакала,
то не потому, что он умеет трогательно рассказывать, а потому, что Петр ей близок, и потому, что она всем своим существом заинтересована в том, что происходило в душе Петра.
И радость вдруг заволновалась в его душе, и он даже остановился на минуту, чтобы перевести дух. Прошлое, думал он, связано с настоящим непрерывною цепью событий, вытекавших одно из другого. И ему
казалось, что он только что видел оба конца этой цепи: дотронулся до одного конца, как дрогнул другой.
А когда он переправлялся на пароме через реку и потом, поднимаясь на гору, глядел на свою родную деревню и на запад, где узкою полосой светилась холодная багровая заря, то думал о том, что правда и
красота, направлявшие человеческую жизнь там, в саду и во дворе первосвященника, продолжались непрерывно до сего дня и, по-видимому, всегда составляли главное в человеческой жизни и вообще на земле;
и чувство молодости, здоровья, силы, — ему было только 22 года, — и невыразимо сладкое ожидание счастья, неведомого, таинственного счастья овладевали им мало-помалу, и жизнь казалась ему
восхитительной, чудесной и полной высокого смысла.
Антон Чехов. 1894 г.
Если вы понимаете про Чехова, то очень интересно, что он написал этот рассказик в 1894 году, то есть когда он уже давно стал серьёзным,
успешнейшим и знаменитым писателем и не писал пустячков. Этот рассказ, через пару лет, ещё при жизни Чехова, перевели в Германии, перевели
во Франции, а Россия восхитилась умением и талантом Чехова, который умел писать великую литературу на любую тему.
Вениамин - Tags:
Библия, Евангелие, Евреи, Живопись, Искусство, Караваджо, ЛЖРнов3, Палестина, Пётр, Христос, Чехов
|
![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small}
